Большая книга психоанализа. Введение в психоанализ. Лекции. Три очерка по теории сексуальности. Я и Оно (сборник)

Однако не поймите мое заявление в том смысле, что я собираюсь читать вам 
догматические лекции и добиваюсь того, чтобы вы непременно приняли их на веру. Такое 
недоразумение было бы большой несправедливостью по отношению ко мне. Я не хочу 
навязывать никаких убеждений – я намерен пробудить вашу мысль и поколебать 
предубеждения. Если из-за фактического незнания вы не в состоянии иметь суждения, то вам 
не следует ни верить, ни отрицать. Вы должны слушать и не противиться воздействию того, о 
чем я вам расскажу. Убеждения приобретаются не так легко, а если к ним приходят без труда, 
то они скоро теряют свою значимость и оказываются неспособными к сопротивлению. Право 
на убеждение имеет только тот, кто подобно мне многие годы работал над одним и тем же 
материалом и сам приобрел при этом тот же новый удивительный опыт. К чему вообще в 
интеллектуальной области эти скороспелые убеждения, молниеносное обращение в иную 
веру, моментальный отказ от нее? Разве вы не замечаете, что «coup de foudre», любовь с 
первого взгляда, происходит совсем из другой – аффективной – области? Даже от наших 
пациентов мы не требуем, чтобы они приходили к нам с убеждением или готовностью стать 
сторонниками психоанализа. Часто это даже вызывает подозрения. Благожелательный 
скепсис – вот самая желательная для нас их установка. Так что и вы попытайтесь 
проникнуться психоаналитическими взглядами наряду с общепринятыми или 
психиатрическими, пока не представится случай, когда они повлияют друг на друга, 
сообразуются друг с другом и объединятся в одно окончательное убеждение. 
Но, с другой стороны, вы ни минуты не должны полагать, что излагаемые мною 
психоаналитические взгляды являются спекулятивной системой. Это, напротив, опыт – либо 
непосредственное впечатление от наблюдения, либо результат его переработки. Является ли 
эта переработка достаточной и оправданной, выяснится в ходе дальнейшего развития науки, а 
по прошествии почти двух с половиной десятилетий, достигнув довольно престарелого 
возраста, я без хвастовства смею сказать, что работа, давшая эти наблюдения, была особенно 
тяжелой, интенсивной и углубленной. У меня часто создавалось впечатление, будто наши 
противники совершенно не хотят принимать во внимание это происхождение наших 
утверждений, как будто они полагают, что дело идет всего лишь о субъективных идеях, 
которым другой может противопоставить свое собственное мнение. Это поведение 
противников мне не совсем понятно. Может быть, это происходит оттого, что врачи обычно 
так безучастны к нервнобольным, так невнимательно выслушивают, что они хотят сказать, 
что им кажется странной возможность получить из их сообщений что-то ценное, то есть 
проводить над ними серьезные наблюдения. В этой связи я обещаю вам, что, читая эти лекции, 
я буду мало полемизировать, особенно с отдельными лицами. Я не смог убедиться в 
правильности положения, что спор – отец всех вещей. Я думаю, оно происходит из греческой 
софистики и страдает, как и она, переоценкой диалектики. Мне же, напротив, казалось, что так 
называемая научная полемика в общем довольно бесплодна, не говоря уже о том, что она 
почти всегда ведется крайне лично. Несколько лет назад и я мог похвалиться, что когда-то 
вступил в настоящий научный спор с одним-единственным исследователем (Лёвенфельдом из 
Мюнхена). Дело кончилось тем, что мы стали друзьями и остаемся ими до сегодняшнего дня. 
Однако я давно не повторял этот опыт, так как не был уверен в подобном исходе. 
Вы, пожалуй, подумаете, что такой отказ от литературной дискуссии свидетельствует об 
особенно большой нетерпимости к возражениям, о самомнении или, как любезно выражаются 
в науке, о «помешательстве». На это я хотел бы вам ответить, что если вы когда-нибудь 
приобретете какое-то убеждение благодаря такому тяжелому труду, у вас тоже будет 
известное право придерживаться этого убеждения с некоторым упорством. Далее я могу 
привести в качестве довода и то, что во время своей работы я модифицировал свои взгляды по 
некоторым важным вопросам, менял их, заменял новыми, о чем, разумеется, каждый раз делал 
публичные сообщения. А каков результат этой откровенности? Одни вообще не узнали о 
внесенных мною самим поправках и еще сегодня критикуют меня за положения, которые 
давно не имеют для меня прежнего значения. Другие упрекают меня именно в этих переменах 
и считают поэтому ненадежным. Не правда ли, кто несколько раз поменял свои взгляды, тот 

вообще не заслуживает доверия, потому что легко допустить, что и в своих последних 
утверждениях он мог ошибиться? Но того, кто неуклонно придерживается однажды 
высказанного, считают упрямым и называют помешанным. Что же делать перед лицом этих 
противоречивых заключений критики, как не оставаться самим собой и вести себя так, как 
подсказывает собственное мнение? На это я и решился и не дам удержать себя от внесения 
изменений и поправок во все мои теории, которых требует мой растущий опыт. В 
основополагающих взглядах я до сих пор не нашел ничего, что было бы необходимо изменить, 
и надеюсь, что так будет и дальше. 
Итак, я намерен изложить вам психоаналитическое понимание невротических явлений. 
При этом естественно соотнести их с уже изученными феноменами как вследствие их 
аналогии, так и контраста. Начну с симптоматического действия, которое я наблюдаю у 
многих лиц во время приема. С теми, кто приходит к нам в приемные часы, чтобы за четверть 
часа рассказать о невзгодах своей долгой жизни, аналитик сделает не многое. Его более 
глубокое знание не позволяет ему высказать заключение, как это сделал бы другой врач: «Вы 
здоровы» – и дать совет: проделайте небольшой курс водолечения. Один наш коллега на 
вопрос, что он делает со своими пациентами во время приема, ответил, пожимая плечами: он 
налагает на них штраф в столько-то крон за их шалости. Так что вы не удивляйтесь, услышав, 
что даже у самых занятых психоаналитиков во время приема бывает не очень-то оживленно. Я 
устроил между приемной и своим кабинетом двойную дверь и приказал обить ее войлоком. 
Назначение этого маленького приспособления не вызывает сомнения. И вот постоянно 
случается, что пациенты, которых я впускаю из приемной, забывают закрыть за собой двери, и 
поэтому почти всегда обе двери остаются открытыми. Заметив это, я довольно нелюбезным 
тоном настаиваю на том, чтобы вошедший или вошедшая – будь то элегантный господин или 
очень расфранченная дама – вернулись и исправили свою ошибку. Это производит 
впечатление неуместной педантичности. С таким требованием мне случалось попадать и 
впросак, когда дело касалось лиц, которые сами не могут прикасаться к дверной ручке и рады, 
если сопровождающие их лица освобождают их от этого прикосновения. Но в большинстве 
случаев я бывал прав, потому что тот, кто оставляет открытой дверь из приемной в кабинет 
врача, принадлежит к дурно воспитанным людям и заслуживает самого неприветливого 
приема. Не вставайте сразу на их сторону, не выслушав всего. Эта небрежность пациента 
имеет место только в том случае, если он был в приемной один и оставляет за собой пустую 
комнату, но этого никогда не случается, если с ним вместе ожидают другие, посторонние. В 
этом последнем случае он прекрасно понимает, что в его интересах, чтобы его не 
подслушивали, когда он говорит с врачом, и он никогда не забудет тщательно закрыть обе 
двери. 
Детерминированное таким образом упущение пациента не является ни случайным, ни 
бессмысленным, ни даже незначительным, потому что, как мы увидим, оно определяет 
отношение пациента к врачу. Пациент принадлежит к большому числу тех, кто требует от 
врача подлинной власти, хочет быть ослепленным, запуганным. Может быть, спрашивая по 
телефону, в какое время ему лучше всего прийти, он рассчитывал увидеть толпу жаждущих 
помощи, как перед филиалом [фирмы] Юлиуса Мейнля.29 И вот он входит в пустую, к тому 
же чрезвычайно скромно обставленную приемную, и это его потрясает. Он должен заставить 
врача поплатиться за то, что собирался отнестись к нему со слишком большим почтением, и 
вот он забывает закрыть дверь между приемной и кабинетом врача. Этим он хочет сказать 
врачу: ах, ведь здесь никого нет, и, вероятно, никто не придет, пока я буду здесь. И во время 
беседы он вел бы себя неблаговоспитанно и неуважительно, если бы его заносчивость с 
самого начала не осадили резким замечанием. 
В анализе этого незначительного симптоматического действия вы не найдете ничего 
29 
Продовольственные магазины фирмы, перед которыми в военное время стояли очереди покупателей. – 

жүктеу/скачать 3,38 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: