Большая книга психоанализа. Введение в психоанализ. Лекции. Три очерка по теории сексуальности. Я и Оно (сборник)



Pdf көрінісі
бет6/187
Дата19.06.2022
өлшемі3,38 Mb.
#37071
түріКнига
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   187
Байланысты:
1freyd zigmund bol shaya kniga psikhoanaliza

begleit-digen  
[Если вы разрешите, барышня, я вас провожу; но в слово «begleiten» – 
проводить – вставлены еще три буквы «dig»]. В слове begleit-digen кроется, кроме слова 
begleiten  
[проводить], очевидно, еще слово beleidigen [оскорбить]. (Молодой человек, 
видимо, не имел большого успеха у дамы.) На замещение авторы приводят пример: Ich gebe 
die Präparate in den Brief kasten anstatt Brüt 
kasten [Я ставлю препараты в почтовый ящик вместо 
термостата]. 
Объяснение, которое оба автора пытаются вывести из своего собрания примеров, 
совершенно недостаточно. Они считают, что звуки и слоги в слове имеют различную 
значимость и иннервация более значимого элемента влияет на иннервацию менее значимого. 
При этом авторы ссылаются на редкие случаи предвосхищения и отзвука; в случаях же 
оговорок другого типа эти звуковые предпочтения, если они вообще существуют, не играют 
никакой роли. Чаще всего при оговорке употребляют похожее по звучанию слово, этим 
сходством и объясняют оговорку. Например, в своей вступительной речи профессор заявляет: 
Ich bin nicht geneigt (geeignet), die Verdienste meines sehr geschützten Vorgängers zu würdigen 
[Я не склонен (вместо не способен) оценить заслуги своего уважаемого предшественника]. 
Или другой профессор: Beim weiblichen Genitale hat man trotz vieler Versuchungen … Pardon: 
Versuche [В женских гениталиях, несмотря на много искушений… Простите, попыток.]. 
Но самой обычной и в то же время самой поразительной оговоркой является та, когда 
произносится как раз противоположное тому, что собирался сказать. При этом соотношение 
звуков и влияние сходства, конечно, не имеют значения, а замену можно объяснить тем, что 
противоположности имеют понятийное родство и в психологической ассоциации особенно 
сближаются. Можно привести исторические примеры такого рода: президент нашей палаты 
депутатов открыл как-то заседание следующими словами: «Господа, я признаю число 
присутствующих достаточным и объявляю заседание закрытым ». Так же предательски, как 
соотношение противоположностей, могут подвести другие привычные ассоциации, которые 
иногда возникают совсем некстати. Так, например, рассказывают, что на торжественном 
бракосочетании детей Г. Гельмгольца и знаменитого изобретателя и крупного 
промышленника В. Сименса известный физиолог Дюбуа-Реймон произнес приветственную 
речь. Он закончил свой вполне блестящий тост словами: «Итак, да здравствует новая фирма 
Сименс и Галске». Это было, естественно, название старой фирмы. Сочетание этих двух имен 
так же обычно для жителя Берлина, как «Ридель и Бойтель» для жителя Вены. 
Таким образом, мы должны к соотношению звуков и сходству слов прибавить влияние 


словесных ассоциаций. Но и этого еще недостаточно. В целом ряде случаев оговорку едва ли 
можно объяснить без учета того, что было сказано в предшествующем предложении или же 
что предполагалось сказать. Итак, можно считать, что это опять случай отзвука, как по 
Мерингеру, но только более отдаленно связанный по смыслу. Должен признаться, что после 
всех этих объяснений может сложиться впечатление, что мы теперь еще более далеки от 
понимания оговорок, чем когда-либо! 
Но надеюсь, что не ошибусь, высказав предположение, что во время проведенного 
исследования у всех у нас возникло иное впечатление от примеров оговорок, которое стоило 
бы проанализировать. Мы исследовали условия, при которых оговорки вообще возникают, 
определили, что влияет на особенности искажений при оговорках, но совсем не рассмотрели 
эффекта оговорки самого по себе, безотносительно к ее возникновению. Если мы решимся на 
это, то необходима известная смелость, чтобы сказать: да, в некоторых случаях оговорка 
имеет смысл (Sinn). Что значит «имеет смысл»? Это значит, что оговорку, возможно, следует 
считать полноценным психическим актом, имеющим свою цель, определенную форму 
выражения и значение. До сих пор мы все время говорили об ошибочных действиях, а теперь 
оказывается, что иногда ошибочное действие является совершенно правильным, только оно 
возникло вместо другого ожидаемого или предполагаемого действия. 
Этот действительный смысл ошибочного действия в отдельных случаях совершенно 
очевиден и несомненен. Если председатель палаты депутатов в первых же своих словах 
закрывает заседание вместо того, чтобы его открыть, то, зная обстоятельства, в которых 
произошла оговорка, мы склонны считать это ошибочное действие не лишенным смысла. Он 
не ожидает от заседания ничего хорошего и рад был бы сразу его закрыть. Показать этот 
смысл, то есть истолковать эту оговорку, не составляет никакого труда. Или если одна дама с 
кажущимся одобрением говорит другой: Diesen reizenden neuen Hut haben Sie sich wohl selbst 
aufgepatz?  
[Эту прелестную новую шляпу вы, вероятно, сами обделали? – вместо aufgeputzt – 
отделали], то никакая научность в мире не помешает нам услышать в этой оговорке 
выражение: Dieser Hut ist eine Patzerei [Эта шляпа безнадежно испорчена]. Или если 
известная своей энергичностью дама рассказывает: «Мой муж спросил доктора, какой диеты 
ему придерживаться, на это доктор ответил – ему не нужна никакая диета, он может есть и 
пить все, что я хочу», то ведь за этой оговоркой стоит ясно выраженная последовательная 
программа поведения. 
Уважаемые дамы и господа, если выяснилось, что не только некоторые оговорки и 
ошибочные действия имеют смысл, но и их значительное большинство, то, несомненно, этот 
смысл ошибочных действий, о котором до сих пор никто не говорил, и станет для нас 
наиболее интересным, а все остальные точки зрения по праву отойдут на задний план. Мы 
можем оставить физиологические и психофизиологические процессы и посвятить себя чисто 
психологическим исследованиям о смысле, то есть значении и намерениях ошибочных 
действий. И в связи с этим мы не упустим возможности привлечь более широкий материал для 
проверки этих предположений. 
Но прежде чем мы выполним это намерение, я просил бы вас последовать по другому 
пути. Часто случается, что поэт пользуется оговоркой или другим ошибочным действием как 
выразительным средством. Этот факт сам по себе должен нам доказать, что он считает 
ошибочное действие, например оговорку, чем-то осмысленным, потому что ведь он делает ее 
намеренно. Конечно, это происходит не так, что свою случайно сделанную описку поэт 
оставляет затем своему персонажу в качестве оговорки. Он хочет нам что-то объяснить 
оговоркой, и мы должны поразмыслить, что это может означать: хочет ли он намекнуть, будто 
известное лицо рассеянно или устало или его ждет приступ мигрени. Конечно, не следует 
преувеличивать того, что поэт всегда употребляет оговорку как имеющую определенный 
смысл. В действительности она могла быть бессмысленной психической случайностью и 
только в крайне редких случаях иметь смысл, но поэт вправе придать ей смысл, чтобы 
использовать его для своих целей. И поэтому нас не удивило бы, если бы от поэта мы узнали 
об оговорке больше, чем от филолога и психиатра. 


Пример оговорки мы находим в «Валленштейне» (Пикколомини , 1-й акт, 5-е явление). 
Макс Пикколомини в предыдущей сцене страстно выступает на стороне герцога и мечтает о 
благах мира, раскрывшихся перед ним, когда он сопровождал дочь Валленштейна в лагерь. 
Его отец и посланник двора Квестенберг в полном недоумении. А дальше в 5-м явлении 
происходит следующее: 


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   187




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет