Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук Научный консультант
жүктеу/скачать 2,34 Mb. Pdf көрінісі
|
часть казахских служащих перемещалась в аграрный сектор. При этом в непосредственный контакт с казахским населением входили переводчики и письмоводители. Представители других профессий работали в смежных оседлых поселениях. Соответственно у многих из них формировалось понимание цены достигнутого достатка. У прогрессивной части чиновничества доминировало чувство ответственности за существующие реалии, при которых они смогли достигнуть более хорошего качества жизни. В источниковых материалах не встречаются сведения о деградации казахских служащих, большинство которых только в первом поколении обладали соответствующим статусом и имели основания для проведения сравнения в свою пользу. При этом соответствующие чиновники осознавали потребность изменения условий своего положения, а соответственно изменения основ системы рекрутирования подбора кадров. Все же в канцелярских уездных управлениях, окружных судах и прочих сферах казахские сотрудники находились в подчинении от вышестоящих патронов, т.е русских чиновников. Фактически в начале ХХ века повторялась ситуация середины XIX века, обоснованная социальными отношениями в казахском обществе, когда казахские султаны-управители, ограниченные в политических полномочиях и материальных ресурсах, определяли алгоритм действий своих потомков, ориентированных, на русское государственное образование. Теперь эти потомки - дипломированные специалисты, проживая в городах, вероятно, 168 имели большой спектр своего развития. Однако их положение в обществе ограничивалось статусностью подчиненных. Потомки этой европейски образованной группы служащих генетически должны были составить светскую интеллигенцию во втором поколении, реализовывая себя в научных сферах, творчестве и искусстве. События 1917 года и последующая эпоха прервали этот длительный процесс. И все же материальные блага для большинства из них, как и для многих категорий российского чиновничества, оказались недоступны. Для них были типичны, характерны трафаретные персонажи гоголевских и чеховских героев. Ограниченные инструктивными документами и регламентированной формой финансирования, канцелярские служащие, прежде всего, реально осознавали иллюзорность перспектив быстрого обогащения. Характерно, что географически в процессе удаления от города к деревне увеличивалась статусность и социальное положение служащих всех рангов. Некоторые чиновники прекрасно осознавали свое нынешнее состояние и практически подходили к реализации собственной задачи достижения благ посредством продвижения в аграрную среду. Уровень подготовки служащих зависел от многих факторов, в том числе таких, как личное финансовое благополучие, материальное обеспечение оконченной ими школы, качественность учительского корпуса. В штате европейски образованных казахов выделялись действительно подготовленные граждане и псевдоподготовленные функционеры. На подсознательном уровне каждый из них соизмерял свои возможности. В пучину деловых игр и грядущих задач достижения благ окунались наиболее подготовленные из них. Анализ личных дел казахских служащих показывает, что за пределы собственной этнотерритории выезжали либо выходцы из малообеспеченных семей, либо настроенные на карьерный рост личности. Так, например, врач Карабаев решился на длительную командировку в Якутию. Дипломированный султан Темиров большую часть своей жизни проживал вне своей территории, султан Каратаев совершенствовался частной юридической практикой в Закавказье. Группа получивших известность в казахском обществе специалистов Букейханов, Акпаев, Марсеков, Сейдалин, Валихан, Чингис-хан, Кучуков состоялась вне территории Степных областей. Нормы общежития казахов сохраняли свою устойчивость в аграрно- кочевой среде. Образованные казахи толерантно воспринимались казахскими общинниками в этот период. И если ранее в начале XIX века Валиханов и европейски просвещенные казахи неоднозначно оценивались в казахской общине, то впоследствии отношение к группе казахских прогрессистов существенно меняется. В казахском обществе сформировались представления о конкретных казахских служащих известных в определенной микросреде. Чиновники на уровне волостных писарей и канцелярских клерков получили известность в территориальных рамках конкретной административной единицы. Высокоэрудированные и профессионально подготовленные казахские специалисты ранга, отдаленного от рутинного исполнения, приобретали популярность в значительных ареалах. Численность 169 казахского населения в городах Северо-Западного и Восточного Казахстана в целом оставалась незначительной. Исторический сюжет природно-деловых и личных отношений казахского чиновничества не получил должного освещения в отечественной историографии. Наверняка однородцы городских казахов, олицетворяли в их лице наиболее успешную категорию. В данном случае имеются в виду состоятельные слои казахов-горожан. Такие граждане олицетворялись, как образованные люди, обладавшие не просто элементарной грамотой, а имевшими существенные познания в тех сферах жизнедеятельности, которые обуславливали индивидуальность личности в представлениях общинников. Но мыслителей такой масштабности, как Ч. Валиханов, И. Алтынсарин и А. Кунанбаев, было немного. В казахском обществе с каждым десятилетием просвещенных граждан становилось все больше и больше. Многие из них по уровню образованности и широте кругозора, не уступали известным мыслителям. Так, например, в учительской среде наряду с Алтынсариным состоялся Габдугали Балгимбаев. Как прекрасные учителя-методисты заявили о себе А.Байтурсынов, И.Кульжанов. Казахские офицеры Н.Джантурин, А. Сейдалин учились по тому же принципу, что и Ч. Валиханов. И если ранее просвещенные граждане в Российской империи имели потребность и возможность заявить о себе, то впоследствии происходят существенные изменения. Интеграция империи в общемировые процессы определила унификацию делопроизводства и дальнейшую профессиональную подготовленность кадров. Поэтому казахские специалисты локализовались в своей профессиональной сфере с целью своего сохранения. Как показывает анализ биографии казахских служащих, такие категории, как врачи, фельдшеры, канцелярские служащие зачастую не имели лидерских качеств либерально-демократического движения начала XX века. А многие низовые чиновники и вовсе оказались индиферентны к социальному расколу. Казахские интеллигенты и служащие в основном не имели земельной собственности, как русские дворяне центральных губерний. Казахская категория служащих оставалась разночинной по составу. В них формировались основы сословной чести, которая зиждилась на принципах защиты интересов государства и общества. Многие представители этой среды, не имевшие значительных материальных ресурсов, могли отстаивать только собственное право включения в мозаичное этнокультурное окружение на равных правах, что обуславливалось знанием законов и стремлением сохранить личную свободу, но и следовать исполнению личных прав и обязанностей. В своем совершенстве интеллигенты и служащие исходили из потребностей сохранения духа личной свободы и независимости от давления общин. Ценностные ориентиры чиновничества создавались из условий окружающего мира сформировавшегося в условиях поляризации отношений российских городов и витавшего духа гражданской свободы университетов. Вчерашние казахские студенты, по примеру своих русских однокашников, стремились совместить профессиональные качества, гражданские идеалы, научность и увлечение новационными идеями. Этот разнообразный инструментарий в перспективе 170 позволил им не раствориться в монотонной динамике аграрной стихии или небольших провинциальных городов. Казахские специалисты прекрасно осознавали всю сложность совершенства в крупных промышленных центрах России, образ жизни которых стимулировал их дальнейшее творчество. Во второй половине XIX века и в последующий период формируется слой казахских чиновников, бегло освоивших образовательную программу. Эта категория чиновников выполняла второстепенные функции переводчиков и канцеляристов в государственно-административных структурах. Категория казахских военных реализовывалась в управленческом секторе на уровне уездов и волостей в качестве помощников уездных начальников. Врачи, учителя и фельдшеры качественно разнились по образовательно- профессиональному статусу и в основе своей проживали в смешанных посёлках. Профессионально подготовленных казахов, проживавших в городах областей, оказалось немного. Анализ динамики семейно-брачных контактов казахских служащих констатирует начало новационных изменений в социальной жизни народа. В данной группе деловые качества партнеров начинают выполнять преобладающую функцию над семейно-клановым историческим прошлым. Внешняя смена знаковой атрибутики влияния на власть отражалась в мотивации брачного соглашения. Соответствующая закономерность фиксируется в поступках султанов-чиновников А. Темирова, З. Нуралиханова и других Темиров Абдулла состоял в браке с уроженкой Тургайской области Джангаровой Ганбар Сулейменовной, являвшейся, согласно метрике, дочерью подполковника. Звания подполковника в казахском обществе, как правило, удостаивались султаны за исправную службу на административном поприще. Султан Сейтхан Ахмедович Джантурин состоял в браке с дочерью хана Внутренней Орды Джангира Букеева. Султан Т. Сейдалин сочетался браком на дочери одного из султанов Кустанайского уезда [150, л.27]. Анализ брачных связей на уровне султанства характеризует доминанту заключения семейно- деловых союзов между ведущими аристократическими семьями на локальной территории, что соответствовало историческим традициям социальных связей казахского народа. Династийные браки на уровне султанства обычно строились по расчету. Султанское звание в XIX веке потеряло былую значимость верховного представительства эпохи средневековья. Обедневший султан Темиров не представлял материального интереса для подполковника Джангарова. Темиров – обладатель престижного юридического образования не имел конкуренции в своей этнической среде. Юрист А. Беремжанов состоял в браке с Гульжаухар Сейдалиной, представительницей известной в Тургае династии Сейдалиных. Генетические корни Беремжанова и Сейдалиной уходят в историческое прошлое политического союза чингизида Абулхаира, связанного с фамильным кланом Сейдалиных и лидером «черной кости» батыра Джанибека, основавшего семейство Беремжановых. В прошлый период чингизиды сохраняли родовую изолированность. В начале ХХ века соответствующие 171 императивы разрушались под влиянием социальных процессов. Исполнительность, честность, образованность являлись гарантом его дальнейшего продвижения по карьерной вертикали. Генеалогическая второсортность провинциальной патриархальности, бедность восполнялись достойным положением в обществе с соответствующим денежным обеспечением. И этот фактор индивидуализации труда с ориентацией на достижение конкурентоспособности объединял султана- служащего Темирова и подполковника Джангарова. Супруга З. Нуралиханова, Биби-Фатима Губайдуллина Ясембулатова, имела дворянское происхождение. В тюркской титулатуре под влиянием имперской государственности ведущие аристократические семьи за заслуги удостаивались дворянских званий. С середины XIX века наблюдаются семейно-родственные связи между казахскими султанами и татарскими администраторами. Представители татарского чиновничества и купечества зачастую занимали более выгодное положение в структуре управления и по финансовому статусу в сравнении с некоторыми казахскими фамилиями. М. Карабаев – выходец из бедной семьи, сочетался браком с дочерью татарского интеллигента Мирсалиха Бекчурина, преподававшего в Оренбургском кадетском корпусе. Брак фиксируется периодом 80-х годов XIX века. Ориентированные на карьерную удачу образованные казахи зачастую предпочитали браки с татарскими женщинами, ранее включенными в европейско-городскую систему отношений. Впоследствии Карабаев женился повторно [50, л.3]. В практике казахских служащих данное событие носило редкостный характер. Состоявшийся в Сибири юрист Р.Марсеков на пике своей карьеры согласно семейной метрике характеризовался как разведенный [311, л.2]. Согласно нормативам казахского обычного права и доминирующей традиции сословной состоятельности чиновничества, к которой относился Марсеков, семейные разводы не приветствовались и носили единичный характер. В то время ему было 27 лет. Мотивы развода Марсекова неизвестны. Новые государственные стандарты семейно-брачных отношений противоречили национальным привычкам. Бракоразводные процессы отнюдь не являлись типологической особенностью европеизированных казахов, ибо согласно нормам морали могло наблюдаться снижение их ролевой статусности. Следует отметить, что в практике европейски образованных казахских мужчин сроки вступления в браки постепенно завышались, в сравнении с уроженцами из аульной среды. Впоследствии Марсеков повышается по иерархической вертикали. В этот период Марсеков вступил во второй брак. Очевидно, соответствующий аспект диктовался негласными обстоятельствами дальнейшего его совершенствования, гарантом которого являлась необходимость наличия семьи. Его супруга Рахима Габдуслямовна Шамсутдинова была дочерью павлодарского мещанина. Она оказалась младше Марсекова на 12 лет. Согласно анализу метрики, супруга являлась уроженкой из татарской городской среды. В данном случае Марсековым вполне осознанно учитывался выбор брачного партнера. Молодой образованный специалист ориентировался на представительницу из городской 172 среды. Социальный статус родителей супруги Марсекова предопределял наличие определенного имущественного обеспечения и финансовой состоятельности. Супруга Марсекова по религиозному статусу оставалась мусульманкой, что также учитывалось им. В динамике развития процессов подготовки казахских кадров сохранялась их брачность с представителями из татарско-мусульманской среды. По метрическим данным, у родителей Марсекова имелся дом в Айртавской волости Усть-Каменогорского уезда. За ним самим и супругой никакого имущества не числилось. Марсеков, как истинный чиновник, оставался на казенном обеспечении у государственных властей. Характерно, что у Марсекова имелся сын от этого брака, который находился на воспитании у его родителей. К аналогичной практике прибег врач Карабаев, длительное время работавший в Якутии вдали от Тургайского уезда, где жила его семья. При Омском окружном суде состоялась карьера М.Сеитова. В возрасте 28 лет Сеитов состоял в браке с тобольской бухаркой Хаким Габдул-Газизовой Якуповой, которая оказалась младше его на 8 лет. Его супруга родилась в Каркаралинске и по официальной метрике исповедовала ислам. Характерно, что в этот период у Сеитова не было детей. Из недвижимости Сеитов имел право на 1/5 наследственного дома стоимостью в 3000 рублей [202, л.7]. Статистический анализ социального статуса служащих в восточных провинциях показывает, что значительная часть из них оказались не удовлетворена своим положением. Отчетливо данная ситуация прослеживается на примере служащих Оренбургской губернии во второй половине XIX века. В данный период в оренбургской казенной палате работал единственный казахский чиновник – переводчик Куваков, который в структуре управления занимал одно из низовых мест с соответствующим окладом. Исследование метрических данных, обозначенных чиновников Оренбургской губернии, демонстрирует картину наличия холостых мужчин- 36 из 99, то есть каждый 3 служащий на период работы не состоял в браке. При этом возраст многих холостых варьировал в рамках от 34 до 41 лет. В числе холостых состояли высокопоставленные чиновники - управляющий казенной палатой и старший делопроизводитель [146, с.73]. В степных областях отчетливо проявляется картина наличия холостых чиновников. Социально-имущественное состояние служащих оставляло желать лучшего. Впоследствии данная тенденция начала проявляться в действиях казахских служащих уже в начале XX века. Куватов и представители его поколения олицетворяли казахских служащих, сохранивших в городской среде в ином окружении традиции и культ семейного статуса состоявшейся личности без завышенных запросов. Например, один из успешных казахских юристов Ж.Акпаев в возрасте 28 лет еще не состоял в браке. Наверняка данное обстоятельство сыграло свою роль в служебных перемещениях Акпаева. В Тобольской палате он был в должности помощника секретаря Тобольского суда. Годовой оклад Акпаева составлял 800 рублей, из которых 300 рублей - жалования; 150 рублей – столовых; 150 рублей - канцелярских и добавочные - 173 200 рублей. Таким образом, прямой оклад молодого юриста на низовой иерархии составлял - 300 рублей [308, л.14]. Такую же сумму в среднем казахские студенты выплачивали за обучение в университетах. В период начала XX века в процентном соотношении европейски образованных казахских женщин оказалось немного. Казахские служащие в процессе выбора брачного партнера в большей степени акцентировали внимание на социальное происхождение своих избранниц. Очевидно, низкий образовательный уровень казахских женщин воспринимался категорией служащих как приемлемый норматив. В частности, супруги известных поборников просвещения и социального прогресса И. Алтынсарина и А. Сейдалина характеризовались как неграмотные [344, л.9]. Сфера деятельности женщин в производственных отношениях Казахстана оказалась минимизированной. Фактически И. Алтынсарин, как и ряд других прогрессивных граждан, исходили из сложившихся реалий, акцентируя при этом сохранение ролевой статусности своих супруг как хранителей семейных традиций. При этом, вдова И. Алтынсарина – Айганыса Чулакова-Алтынсарина продолжала обучать своего сына Абдуллу в Троицкой гимназии. Вдова А. Сейдалина султанша Гульмай Сейдалина изыскивала возможности для обучения детей в Оренбургских городских школах. Характерно, что ее сын Исмаил в это время проживал в Оренбурге и воспитывался у госпожи Унуревич, ежемесячно оплачивая по 30 рублей [344, л 8]. Макросреда становления казахских юношей накладывала традиционные формы социальных отношений в виде формирования семьи. Микросреда общения в городской среде определяла своеобразие выбора брачного партнера. Очевидно, длительное пребывание в иной локальной среде определяло суть их поведения – личностей, к тому периоду ангажированных как передовых. Вероятно, причины сохранения привычного уровня иерархичности в новом этническом мире предопределили их решение. В силу исторических причин кочевники-номады концентрировались в родовые общины и проживали на значительных расстояниях. Коммуникационные связи наиболее эффективно функционировали в летнее время. Социальная структура и принципы политического управления в локальных казахских общинах видоизменялись медленно и сохраняли идентичность в регионе. До XIX века в казахском социуме сохранялась прерогатива султанства как одного из важных звеньев управленческой сферы. Султаны выполняли функции верховных сюзеренов. Политическая стабильность в регионах во многом определялась спецификой отношений и частными мерами лидеров феодальных кланов. В исследуемый период происходила полная реорганизация политического статуса и социальной структуры казахского народа. В этот период казахи продолжали доминировать в исторической зоне своей былой государственности. Значительная часть казахов занималась различными видами животноводства. Синхронно в этот период продолжает увеличиваться удельный вес оседлых земледельцев-казахов. Так, по данным информаторов, в волостях казахи 174 переходили на систему хлебопашества и сенокошения [345, с.444]. При этом возводилась сеть пешеходных трактов и закладывались железнодорожные транспортные магистрали. Однако затруднительные процессы общения охранялись на указанных территориях, что осложняло информированность казахского населения. В связи с переходным периодом, нарушавшим естественно-исторический путь казахов, наблюдается смещение ролевых функций ведущих социальных групп. В официальных хрониках периодической печати, исторических сообщениях второй половине XIX- начала XX веков отмечается повышенная значимость в казахском социуме представителей социальных сословий «черной кости». Лидеры этих групп по имущественному определению и должностным полномочиям возвышались в сравнении со старой казахской аристократией. Удельный вес казахского чиновничества всех рангов оставался невысоким. В XIX веке в областях фиксируются смешанные казахско-русские браки. В этот период возникла поэма о любви казахского юноши Дударая и русской девушки Марии Егоровны [346, с.171]. Содержательная часть сказания благожелательности воспринималась казахским населением и фактически отражала существующие реалии. Процент образованных казахов, вступивших в брачные отношения с представителями европейских народов, оказался незначительным и фиксируется единичными случаями. Из числа просвещенных казахов зарегистрированы 4, вступивших в браки с русскими женщинами: А. Байтурсынов, А. Букейханов, М. Чокаев, Д. Досмухамедов. Трое из перечисленных, за исключением А. Байтурсынова, имели университетское образование. Супруга А. Байтурсынова официально приняла ислам. По источниковому материалу, перечисленные личности на заре своей карьеры не относились к сословию обеспеченных. Финансовой устойчивости они добились в зрелом возрасте. В этот период юридически оформляются их браки. Исследования семейного состава определенного круга казахских служащих резюмируют вывод о снижении рождаемости в их семьях. Согласно официальным стандартам казахские служащие имели одну супругу. Уровень материального обеспечения зависел от многих составляющих социально- профессионального толка. Служащие, проживавшие в стационарных центрах, рассчитывали на собственные материальные ресурсы. Незначительное количество детей фиксируется в семьях султанов-служащих. Например, у С. Джантурина было 3-е детей, у Т. Сейдалина -1 ребенок, у статского советника Д. Сейдалина - 2 сына. Таким образом, наиболее подготовленные долгой практикой отношений с государственно-европеизированной политикой просвещенные казахи воспринимали новое качество отношений и познание культуры государственнообразующего народа, сохраняя национальную идентичность и взаимосвязь с казахским народом. Просвещенные казахи в профессиональной и общественной деятельности апеллировали к прогрессивным образцам европейской культуры в системе судопроизводства и защиты прав личности. Вступившие в межнациональные браки А. Байтурсынов, А. Букейханов, М. 175 Чокаев, Д. Досмухамедов с европейскими женщинами сыграли ключевую роль в защите национальных интересов казахов и формировании идеи национальной государственности. Итак, казахские служащие, действовавшие в рамках сухой документации и государственных нормативов, не обладали официальной публичностью как волостные начальники и находились в большей степени изоляции от своих однородцев. Их коммуникационные отношения с казахскими общинниками сохранялись посредством казахской традиционной элиты, низового чиновничества, рассыльных и переводчиков. В начале ХХ века в источниках не встречаются сведения ходатайствования казахских чиновников о предоставлении им аристократических званий тарханства или дворянства. Подобная направленность уже не играла существенной роли в сознании сложившихся казахских профессионалов, все четче ощущавших атомизацию городского населения, ориентированного под влиянием капиталистических отношений на индивидуализацию труда. Казахские специалисты всех уровней чинов и званий в своих поведенческих установках дистанциировалась от когда-то характерных для них в годы юношества форм аграрно-кочевой цивилизации. Примечательно, что казахские юристы, врачи, фельдшеры, учителя в независимости от занимаемой должности в численном соотношении поощрялись государственными наградами меньше, в сравнении с категорией волостных управителей. Из среды чиновничества выделялись представители канцелярской сферы - письмоводители и переводчики, которые наиболее тесно контактировали с казахской общественностью. Очевидно, данное социальное явление являлось характерным на этом историческом отрезке в переходный период для всего казахского социума и прежде всего служащих, реально осознавших свое противоречивое значение в будущем империи и судьбе родного края. Многие из них, в частности, работники канцелярских структур, служащие уездных управлений, члены суда были проводниками царской колониальной системы, зачастую пренебрегавшей культурой и общественными интересами казахского народа. Наиболее прогрессивные из них на уровне занимаемой должности и степени кругозора определенными действиями пытались смягчить или изменить остроту и направление социально-политического воздействия. Если Ч. Валиханов и А. Кунанбаев с единомышленниками выступали с критических позиций как индивидуалисты-мыслители, то их последователи на рубеже XIX- ХХ веков под впечатлением приобретенного опыта пытались создать систему коллективного общественного воздействия на государственную власть, объединив имеющиеся ресурсы. Итак, в исследованный период казахские группы служащих были представлены работниками административных, судебно–правовых структур, профессиональными группами врачей, фельдшеров, ветеринаров и учителей. Представители этих профессией оказались востребованными в крае и реализовали свой потенциал с учетом качества подготовки, специализации и опыта. |