Эдит Ева Эгер, при участии Эсме Швалль-Вейганд Выбор


Глава 19. Положить камень



Pdf көрінісі
бет52/69
Дата26.09.2022
өлшемі2,67 Mb.
#40246
1   ...   48   49   50   51   52   53   54   55   ...   69
Глава 19. Положить камень
Не могу представить, что спущусь в ад без Магды.
– Прилетай вечером в Краков, – молю сестру на следующее утро по
телефону из вестибюля гостиницы. – Пожалуйста, возвратимся
в Аушвиц вместе.
Без нее я бы не выжила. Да и теперь вряд ли. Я не перенесу
возвращения в концлагерь, если она не рядом, не держит за руку. Я
знаю, нельзя воскресить прошлого, стать тем, кем я была тогда, нельзя
снова обнять маму, хотя бы единожды. Нет силы, способной
переделать прошлое, сделать меня не той, кто я есть, изменить то, что
было сделано с моими родителями, со мной. Пути назад нет. Я это
знаю. Но не могу отрешиться от чувства, что что-то ожидает меня на
месте прошлой неволи, что-то, что нужно восстановить. Или
обнаружить. Некая, давно забытая, моя ипостась.
– Ты за кого меня принимаешь, за чокнутую мазохистку? –
спрашивает Магда. – За каким чертом мне туда возвращаться? И зачем
это тебе?
Справедливый вопрос. Что, если я только наказываю себя? Хочу
разбередить рану? Возможно, я пожалею об этом. Но думаю, что
пожалею больше, если не возвращусь туда. Сколько ни стараюсь
убедить, Магда отказывается. Она выбирает никогда не возвращаться,
и я уважаю ее за это. Но предпочитаю сделать другой выбор.
* * *
Семейство, когда-то принимавшее Марианну у себя в Копенгагене,
предлагает погостить у них, пока мы находимся в Европе. Мы с Белой
получаем 
приглашение 
и, 
как 
планировали, 
собираемся
из Берхтесгадена ехать к ним.
Наш путь лежит через Зальцбург, идем на экскурсию к римско-
католическому кафедральному собору, возведенному на месте, где
когда-то стоял первый христианский храм, построенный в романском
стиле. Узнаём, что за долгие столетия собор восстанавливался трижды,
последняя реставрация закончилась совсем недавно. В конце войны во
время бомбардировок рассыпался центральный купол, но сейчас не
видно никаких следов разрушения. «Он вроде нас. Живучий», –
говорит Бела, беря меня за руку.


Из Зальцбурга направляемся в Вену, проезжаем той местностью,
которой когда-то, незадолго до нашего освобождения, шли мы
с Магдой. Рассматриваю овраги, бегущие по обеим сторонам дороги, и
вижу на их месте рвы, заваленные трупами, но одновременно замечаю,
что, сегодняшние, они зеленеют летней травой. Мне становится ясно:
прошлое не оскверняет настоящего, а настоящее не умаляет прошлого.
Время – это среда. Это посредник. Время – путь, который мы
проходим. Поезд проезжает Линц. Проезжает Вельс. Где я девочка с
переломом позвоночника, которая учится заново танцевать и заново
выводить прописную G.
Ночь проводим в Вене, недалеко от больницы Ротшильда. Мы
жили в ней, когда ожидали визы в Америку, в ней до войны заведовал
неврологическим отделением Виктор Франкл, мой старший мудрый
друг. Наутро садимся в поезд, везущий нас на север.
Мне кажется, Бела надеется, что со временем мое желание
возвратиться в Аушвиц слегка поубавится, но на второе утро
в Копенгагене я прошу приятелей помочь нам пройти к польскому
посольству. Как и Марианна ранее, они предостерегают меня,
рассказывая о своих друзьях, выживших узниках концлагеря, которые
умерли после посещения Аушвица.
– Не расковыривай раны, – молят они меня. Бела тоже выглядит
обеспокоенным.
– Гитлер не победил, – напоминаю я ему.
Признаться, мне кажется, что самое трудное – собственное
сомнение – уже пройдено, поскольку я принимаю окончательное
решение – ехать. Но в посольстве мы с Белой узнаем, что Польша,
охваченная забастовками и демонстрациями, с минуты на минуту ждет
вмешательства Советского Союза, чье руководство настроено
подавлять рабочие волнения, поэтому посольским рекомендовали не
выдавать туристические визы гражданам западных стран. Бела
собирается сказать мне что-то успокаивающее, но я только
отмахиваюсь. В такие минуты проявляется настоящая сила воли,
направляющая куда и к кому надо: так в Прешове я отдаю
бриллиантовое кольцо тюремному надзирателю, так в Вене в
рентгеновский кабинет входит вместо моего туберкулезного мужа
здоровый муж сестры Клары. Я уже столь многого добилась в своей


жизни и своем излечении, что не отступлю ни перед какими
препятствиями.
– Я пережила холокост, – говорю я служащему посольства. –
В Аушвице я была узницей. Там погибли мои родители, мои бабушка и
дедушка. Там я изо всех сил боролась за свою жизнь. Пожалуйста, не
отправляйте меня ни с чем.
Я еще ничего не знаю. Не знаю, что за этот год отношения между
Польшей и Америкой начнут стремительно ухудшаться. Что они
останутся напряженными до конца десятилетия. Что для меня и Белы
фактически это последний шанс оказаться в Аушвице вместе. Но я
твердо знаю, что не могу быть выставленной за дверь.
Служащий по-чиновничьи глядит на меня. Потом отходит от
стойки. Возвращается. «Паспорта», – говорит он. В наших синих
американских паспортах проставлены недельные туристические визы.
Он добавляет так же бесстрастно: «Приятно провести время
в Польше».
Вот тогда мне становится по-настоящему страшно. В поезде,
который идет до Кракова, кажется, что меня окунают в плавильный
котел, что еще чуть-чуть – и я достигну точки невозврата: либо
сломаюсь, либо провалюсь в бездну, либо страх обратит меня в пепел.
Начинаю уговаривать ту свою ипостась, которая чувствует, как с
каждой милей теряет – слой за слоем – подкожную ткань. Вот здесь.


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   48   49   50   51   52   53   54   55   ...   69




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет