На своих условиях
Мы стараемся научить наших детей тому,
что имеет отношение к жизни, а они учат нас
тому, что такое жизнь.
Ангела Шмидт
Перед любым мероприятием, в котором принимает участие наш сын,
я очень волнуюсь. На этот раз нас пригласили на праздник окончания
школы к соседскому мальчику. Он не пойдет учиться в колледж, как и
мой двадцатилетний Микки. У Микки аутизм.
Сегодня я волнуюсь, потому что на празднике будет не меньше
пятидесяти подростков, которые никогда не видели моего сына.
Микки очень хочется пойти туда. Он даже не спорит со мной, когда
я говорю, что нельзя идти в гости в майке. Микки надевает поло с
длинными рукавами.
– Можно я возьму свой альбом с персонажами из «Маппет-шоу»? –
спрашивает он.
– Нет, дорогой, лучше оставим альбом дома. Он не очень подходит
для этого мероприятия.
– Хорошо, – отвечает Микки, – тогда в следующий раз.
Он даже не ждет нас с мужем, а уверенными шагами переходит
улицу и входит в дом соседей. Он пробирается сквозь толпу,
приветствуя гостей. Я иду за ним, как тень. Даже если я
останавливаюсь, чтобы перекинуться с кем-нибудь парой слов, я все
равно слежу за ним глазами. Он выходит во внутренний двор, я следую
по пятам. Он снова возвращается на кухню, я иду следом.
– А можно воды? – спрашивает он официанта, который раздает
напитки.
– Пожалуйста, – добавляю я из-за спины Микки.
– Мам, не ходи за мной хвостом, – просит он. Мне не очень приятно
это слышать, но я его понимаю. Он не любит, когда я его контролирую.
Он сильно возбужден, и я боюсь, что у него начнется припадок. Два
года назад мы обедали у соседей. Вдруг Микки повернулся ко мне и
закатил глаза. Я тут же подхватила его, приговаривая: «Все хорошо. Я
рядом, не волнуйся». Я обнимала его, пока приступ не закончился.
«Стоит ли мне и сегодня так внимательно за ним наблюдать?» –
думаю я. Ему уже двадцать лет, а ребята в таком возрасте не любят,
чтобы их мамы ходили за ними по пятам и следили за каждым их
шагом. Я делаю глубокий вздох.
– Хорошо, Микки, – говорю я. – Я не буду за тобой ходить.
Микки подходит к столу, за которым сидят несколько незнакомых
мне подростков. Он всегда хотел дружить с детьми. Однажды в
начальной школе врач рассказал мне, что, как только Микки садится за
стол в школьном кафетерии, другие дети демонстративно встают и
уходят.
Микки трудно поддерживать разговор на сложные темы. Но сейчас
он сидит и слушает. Никто на него не пялится, никто не уходит. Потом я
вижу, как мой сын не очень умело кидает фрисби с другими ребятами во
дворе. Мне приятно, что его приняли в компанию и не оттолкнули.
Я не хочу себя обманывать. Я знаю, что Микки отличается от
других. Но почему я так упорно слежу за сыном? Только ради него
самого? Или я считаю, что люди судят также о его родителях?
Я очень хочу, чтобы он нашел друзей и мог быть с ними таким,
каким он бывает со мной, – добрым и благодушным. Но могу ли я ему
помочь, когда он общается с другими? И стоит ли ему в этом помогать?
Ко мне подходит дочь соседей по имени Эли.
– Я прекрасно пообщалась с Микки, – говорит она. Эли учится на
преподавателя для детей-инвалидов и имеющих проблемы развития.
– Надеюсь, вы не о маппетах говорили? – интересуюсь я.
– Нет, не о них. Он сказал, что тренируется в «Планете фитнес» и
спросил, хочу ли я сходить с ним на тренировку.
Я очень довольна, что мой сын ведет связные светские разговоры.
Увы, он не может долго поддерживать такие беседы. И все же это
огромный прогресс для человека, которому восемнадцать лет назад
врачи предсказывали, что он вообще никогда не заговорит.
Подходит мой муж Марк. Мы стоим на веранде и смотрим, как в
лучах заката трое молодых людей бросают друг другу мяч. Один из этих
ребят – наш сын. Он прекрасно держится и нисколько не выделяется.
– Ты только посмотри, – произносит муж. – Знаешь, что
удивительно? Он такой же, как все.
Лиан Картер
|