Путешествие на Гранд-Каньон
Каждый раз, когда мы попадаем в
пустыню,
она
рассказывает
нам
новую
историю.
Роберт Эдисон Фултон-младший,
изобретатель и путешественник,
объехавший земной шар на мотоцикле
– Папа, ну что еще ты хотел бы сделать? Может, мы что-то
упустили? Какие у тебя есть желания перед тем, как ты нас покинешь? –
спросила я, с грустью и болью наблюдая, как тяжело и надсадно дышит
отец.
Его глаза наполнились слезами.
– Я был на Гранд-Каньоне шесть раз. Люблю цифру «семь», она
счастливая. А Гранд-Каньон – мое самое любимое место на земле.
– Тогда свалим отсюда и прокатимся с тобой в последний раз?
Его глаза мгновенно заблестели, лицо порозовело, казалось, даже
дыхание стало легче.
– А что у тебя с работой, Барбара? У тебя есть деньги на поездку? И
как я выберусь из этой поганой больницы? – спросил отец.
– Папа, я не могу не поехать. Если я не выполню твоего последнего
желания, я себе этого не прощу, – ответила я.
– Так чего же мы время теряем?! Иди ищи доктора! – воскликнул
отец, чей голос становился все сильнее и звонче.
Я отыскала доктора Пирса и рассказала ему о наших планах. Доктор
неодобрительно покачал головой.
– Вы, видимо, хотите привезти вашего отца назад в гробу, – сказал
он.
– Пап, ты не возражаешь, если я тебя привезу в гробу? – со смехом
спросила я.
– Да сбросьте меня прямо в каньон, никаких проблем, – так же
весело ответил отец.
– Я вам не советую никуда ехать, – возразил доктор Пирс, – и из
больницы вас не выпишу. Без моего разрешения вам придется отсюда
бежать, если вы, конечно, на такое отважитесь. Прошу вас, пожалейте
своего отца. Он очень болен.
Я быстро собрала папины вещи, мы вышли из палаты и вскоре
оказались на улице. Дул холодный декабрьский ветер, и щеки отца
порозовели. Он тут же заявил, что от свежего воздуха ему лучше. Я
подозревала, что его щеки порозовели от холода, а не от того, что ему
стало лучше, но он настаивал, что уже давно так хорошо себя не
чувствовал. На его губах сияла широкая улыбка, плечи распрямились, и
даже походка стала менее шаркающей. Мне казалось, что человека,
которого я неделю назад привезла в больницу в ужасном состоянии,
буквально подменили.
Утро второго декабря выдалось ясным. Я уложила наши вещи в
машину, помолилась св. Иосифу, чтобы наша поездка прошла удачно, и
в шесть часов мы тронулись в путь. Открою вам секрет – Гранд-Каньон
был не только папиным любимым местом, но и моим!
Через два часа мы решили остановиться на завтрак в местечке
Каламазу в Мичигане. Папа заказал себе яичницу с беконом. Он устал
от ватного хлеба и разбавленного апельсинового сока, которые
подавали на завтрак в больнице.
– Нормальные мужики едят мясо и картошку, – безапелляционно
заявил он.
Папа не только съел свой завтрак, но и успел поболтать с людьми за
соседними столиками, пытаясь найти для меня жениха.
– Она слишком много времени проводит одна, – говорил он, кивая в
мою сторону. – Надо эту проблему как-то решать.
У моего папы было прозвище Веселый Арчи. Он всегда умел найти
общий язык с людьми, а в том кафе просто превзошел самого себя.
Физически он находился не в самой лучшей форме, но чувство юмора у
него оставалось прежним.
Мы сели в машину и начали распевать наши любимые песни в стиле
кантри. Удивительно, еще вчера отец едва дышал, а сегодня пел во все
горло.
Потом он захотел остановиться в пещерах Мерамек
[36]
. Мы с
восхищением осмотрели разноцветные сталактиты и сталагмиты,
удивляясь красоте, которую создал Господь.
Но отец принимал мочегонное средство, и мне тоже не хотелось
уходить далеко от туалета, поэтому мы не стали углубляться в пещеры и
остановились в начале. Отец заговаривал с другими туристами.
– А вы откуда? – интересовался он. – Движение какое плотное, а?
Веселый Арчи находил общий язык со всеми.
В Оклахоме папа попросил найти магазин ковбойской одежды. Он
хотел купить костюм и красную рубаху с кистями и вышивкой, чтобы
его в этой одежде похоронили. Ему нравился красный цвет. Мы купили
все, что ему хотелось.
Мы проехали через северный Техас с его огромными ранчо. Потом
начался штат Нью-Мексико, где невиданные красоты открывались за
каждым поворотом, но дороги в этих местах были опасными. Наконец,
мы добрались до гостиницы Best Western в Альбукерке. Снег был таким
глубоким, что три дня мы не могли никуда двинуться. Отец начал
нервничать.
Он проложил новый маршрут, и на следующий день мы выехали на
юг в сторону Тусона. Папа сказал, что должен попрощаться с пустыней,
особенно со своими любимыми кактусами сагуаро.
Мы остановились в мотеле, и папа решил принять ванну. Я заказала
обед в номер. Когда еду доставили, я постучалась в дверь ванной.
– Папа, пиццу принесли, – сообщила я.
– Помогите, вот мрак! – послышалось из-за двери. «Мрак» было
любимым выражением отца, которое он использовал в моменты
раздражения. В его голосе звучала паника.
– Папа, все нормально? Что случилось? – испуганно спросила я.
– Я в ванне застрял, не могу выбраться!
Я открыла дверь и увидела, что папа застрял в маленькой ванне
плечами. Его ноги были согнуты в коленях и упирались в раковину. Я
намылила плечи отца мылом и потянула его, захватив за подмышки. Я
даже налила в ванну массажного масла, чтобы его вытащить.
– Папа, черт возьми, вылезай, а то придется пожарных вызывать!
– А вот пожарных нам точно не надо, – отрезал отец. Я начала
паниковать и даже позвонила на ресепшен, но отец в конце концов
выбрался из ванны сам.
– Я вылез! – закричал он. – Отбой, не надо никуда звонить!
Я расхохоталась. Мне и сейчас смешно, когда я вспоминаю об этом
эпизоде.
На следующий день мы доехали до южной оконечности каньона, и
отец чувствовал себя счастливым. Это был незабываемый день. Я
сделала много фотографий отца. Его лицо выражало полнейшее
блаженство. Через две минуты после того, как я отщелкала фото, отец
упал на землю. Его лицо посерело, на лбу выступили капли пота, и
дыхание стало надрывным и затрудненным. Он не мог говорить, и его
пульс едва прощупывался.
– Папа, ты слышишь меня? – кричала я.
К нам на помощь подбежало несколько человек. Кто-то по телефону
вызвал «Скорую». Мы довели отца до машины и поехали в ближайший
мотель. Он наотрез отказался, чтобы его забирала «Скорая». Три дня он
отлеживался в мотеле и собирался с силами для дороги назад. Перед
отъездом он попросил меня еще раз отвести его к каньону.
По пути домой мы вели себя гораздо спокойнее. Не горланили песен
и даже мало говорили. Через три дня в пути отцу стало лучше.
– Давай остановимся у Джин и Луизы в Арканзасе, – сказал он.
– Зачем? Ты не в том состоянии, чтобы у них гостить!
– Нет, мы всегда к ним заезжаем после каньона, – заупрямился отец.
Джин и Луиза были его двоюродными братом и сестрой. Отец
дружил с Джином, когда они были детьми. Луиза была очаровательной,
талантливой и очень веселой. Два дня мы провели у них, слушали
музыку, вспоминали былое и играли в карты. Отец снова был в
прекрасном настроении.
Когда мы уже подъезжали в Цинциннати, отец захотел сесть за руль.
– Остановись, – приказал он. – Я хочу сам повести машину.
Он доехал до нашего дома.
После этого путешествия он прожил еще девять месяцев.
Я помню последние слова, которые отец сказал мне, моей сестре
Кэйти и брату Джерри: «Я тебя люблю! И тебя люблю! И тебя!» Он
посмотрел на каждого из нас с любовью и гордостью.
После того как мы выполнили все его последние желания, отец
умер. Мы похоронили его в ковбойском костюме и красной рубахе, как
он и просил.
Каждые пять лет мы все вместе ездим на Гранд-Каньон, чтобы
почтить память отца.
Барбара Бонли-Пэр
Достарыңызбен бөлісу: |