не продуктивно; оно никогда не создает мир, даже среду,
но оно лишь постоянно их фильтрует *.
Понятно, что мы всегда располагаем лишь одним
* То, что мы все время с л ы ш и м , — это наше собственное эхо, одна
ко радар демонстрирует, какое богатство мира открывается нам, если
правильно расшифровать и понять эхо.
110
фрагментом мира, причем субъективным фрагментом,
однако этот фрагмент является субъективным фрагмен
том объективного мира!
Все человеческое обусловлено. Но собственно челове
ческим оно становится лишь тогда и постольку, когда
и поскольку оно поднимается над своей собственной обу
словленностью, преодолевая ее, «трансцендируя» ее. Тем
самым человек вообще является человеком тогда и по
стольку, когда и поскольку он как духовное существо вы
ходит за пределы своего телесного и душевного бытия.
К тому, в чем я существую и за пределы чего я одно
временно выхожу в своем существовании, принадлежат
все внешние обстоятельства и все внутренние состояния
моего бытия *, принадлежит, собственно, любая психи
ческая данность. Но я могу принципиально отстраниться
от нее в силу того ноопсихического антагонизма, кото
рый мы из эвристических соображений противопоставили
психофизическому параллелизму, то есть благодаря тому
упрямству духа, которое дает человеку возможность ут
вердить себя в своей человечности наперекор телесно-
психическим состояниям и социальным обстоятельствам.
Другое дело, что это упрямство не всегда нужно. Мы уже
говорили, что человек, к счастью, не должен все время пу
скать это упрямство в ход. Ведь по меньшей мере столь
же часто, что и вопреки своим влечениям, вопреки своей
наследственности и вопреки своей среде, человек утвер
ждает себя также благодаря своим влечениям, благодаря
своей наследственности и благодаря своей среде.
Мы все же хотим подчеркнуть тот факт, что человек
как духовное существо не только сталкивается с тем, что
он противостоит миру (как внешнему, так и внутреннему),
но и занимает позицию по отношению к нему. Человек
всегда может как-то «относиться», как-то «вести себя» по
отношению к миру. В каждое мгновение своей жизни че
ловек занимает позицию по отношению как к природному
и социальному окружению, к внешней среде, так и к ви
тальному психофизическому внутреннему миру, к внутрен
ней среде. И то, что может противостоять всему социаль-
* Отказ от личности и экзистенциальности в пользу фактической
данности — это экзистенциального акта — является сущностной
характеристикой невроза. Внешние обстоятельства и внутренние состоя
ния приобретают «вид козла отпущения, на которого перекладывается
вина за пропавшую жизнь» [9].
111
ному, телесному и даже психическому в человеке, мы и на
зываем духовным в нем. Духовное, по определению,
и есть свободное в человеке. Духовная личность — это то
в человеке, что всегда может возразить!
К способности человека «вставать над всем» принад
лежит также его способность встать над самим собой.
Проще говоря — как мы иногда это объясняем нашим па
ц и е н т а м , — я не обязан все время терпеть самого себя.
Я могу отмежеваться от того, что есть во мне, причем не
только от нормальных психических явлений, но и в опре
деленных границах от психической патологии во мне.
Я связан с обстоятельствами не просто как биологический
тип или психологический характер. Ведь типом или харак
тером я лишь обладаю; то же, что я е с т ь , — это личность.
Мое личностное бытие и означает свободу — свободу
стать личностью. Это свобода от своей фактичности, сво
бода своей экзистенциальности. Это свобода стать иным.
Это особенно существенно в связи с невротическим фа
тализмом: когда невротик говорит о своей личности,
о своем личном «так-бытии», он склонен его гипостазиро
вать и представлять дело так, как будто это «так-бытие»
содержит невозможность иного. В действительности, од
нако, бытие не исчерпывается каким-либо «так-бытием».
Существования нет вне его фактичности, однако оно не
растворяется в собственной фактичности. Существование
и есть то, что всегда выходит за пределы своей собствен
ной фактичности.
Это в конечном счете и составляет неповторимую диа
лектическую особенность человеческого бытия: два пред
полагающих друг друга момента — существование и фак
тичность — и их взаимозависимость. Оба находятся в по
стоянном переплетении друг с другом, и разделить их мо
жно только искусственно.
В свете этого диалектического единства и целостности,
которую образует сплав психофизической фактичности и
духовной экзистенции в человеческом бытии, оказывает
ся, что четкое разделение духовного и психофизического
может быть лишь эвристическим! Оно не может не иметь
чисто эвристического характера уже потому, что духовное
не является субстанцией в традиционном смысле этого
слова. Оно скорее представляет собой онтологическую
бытийность, к которой неприложимо то, что говорится об
онтической реальности. Именно поэтому мы всегда гово
рим о «духовном» только в этих псевдосубстантивистских
112
выражениях, используя субстантивированное прилага
тельное вместо существительного «дух», которого мы из
бегаем: ведь настоящим существительным может обозна
чаться только субстанция.
И все-таки четкое размежевание духовного и психо
физического необходимо, хотя бы просто потому, что са
мо духовное по своей сущности является отграничива
ющим себя, выделяющим себя. Оно отделяется как су
ществование от фактичности и как личность от харак
тера примерно так же, как фигура отделяется от фона.
Понятно, что в зависимости от точки зрения, с кото
рой мы будем рассматривать человеческую сущность,
в наше поле зрения преимущественно попадет либо ее
единство и целостность, либо ее деление на духовное
и противоположное ему психофизическое. Соответствен
но нам будет казаться, что в исследованиях в русле «бы
тийного анализа» больше подчеркивается момент един
ства, а наш экзистенциально-аналитический подход боль
ше акцентирует множественность. Но ведь очевидно, что
для целей анализа (бытийного или экзистенциального) ва
жно раскрытие единства человеческого бытия, а для целей
психо- (или лого-) терапии важна его множественность!
Ведь одно дело — понять болезнь, и совсем другое —
вылечить больного. Чтобы вылечиться, больной должен
как-то внутренне отмежеваться от своей болезни, от свое
го «сумасшествия». Если же, однако, я с самого начала бу
ду рассматривать болезнь как нечто, что полностью овла
девает человеком и преобразует его как целое, как бы диф-
фузно проникая в него, то я никогда не смогу понять и по
стичь самого больного, стоящую за и над любым (в том
числе психическим) заболеванием духовную личность.
Тогда передо мной лишь болезнь, и ничего помимо нее,
что я мог бы противопоставить болезни, противопоста
вить фатальной необходимости «быть-в-мире-так» (с ме
ланхолией, с манией, с шизофренией и т. д.) «и-не-иначе».
Разве я могу в этом случае способствовать возникнове
нию той полезной дистанции, которая позволяет больно
му как духовной личности в силу факультативного ноо-
психического антагонизма занять позицию по отношению
к психофизическому заболеванию, позицию, которая
крайне важна в терапевтическом отношении! Ведь эта вну
тренняя дистанция, занимаемая духовным по отношению
к психофизическому, на которой базируется ноопсихиче-
ский антагонизм, в терапевтическом отношении представ-
113
ляется нам чрезвычайно результативной. Любая психоте
рапия должна в конечном счете строиться на ноопсихиче-
ском антагонизме.
Нам постоянно приходится слышать, как наши па
циенты ссылаются на свой характер, который у них стано
вится козлом отпущения: в тот момент, когда я веду о нем
речь, я выгораживаю себя, сваливая все на него. Особен
ности характера никоим образом не являются решающи
ми; решает всегда в конечном счете позиция личности. «В
последней инстанции», таким образом, духовная лич
ность принимает решение о душевном характере, и в этом
смысле можно сказать следующее: человек решает за
себя; любое решение есть решение за себя, а решение за
себя — всегда формирование себя. В тот момент, когда
я формирую свою судьбу, я как личность формирую ха
рактер, которым я обладаю. В результате формируется
личность, которой я становлюсь.
Что же это, однако, означает, как не то, что я не толь
Достарыңызбен бөлісу: |