Наслаждение и ценность
Первым уязвимым местом антропологии с односто
ронней, исключительно психодинамической и психогене
тической ориентацией является постулирование стремле
ния к наслаждению вместо стремления к ценности, кото
рое присуще человеку в действительности, одним словом,
постулирование принципа наслаждения. Но принцип на
слаждения противоречит сам себе — он отменяет сам
себя.
Тот, кто провозглашает наслаждение как принцип, де
лает из него предмет форсированного намерения или да
же объект форсированной рефлексии, гиперрефлексии, как
мы ее называем, тот не дает ему быть тем, чем оно дол
жно быть: результатом. Но именно это превращение на
слаждения как результата в наслаждение как объект наме
рения ведет к утрате самого наслаждения; принцип насла
ждения разбивается о себя же самого. Чем больше чело
век нацелен на наслаждение, тем больше оно от него ус
кользает, и наоборот: чем больше человек стремится из
бежать неудовольствия, избежать страданий, тем больше
он ввергает себя в дополнительные страдания; его эска
пизм оборачивается против него.
Что является условием и предпосылкой стремления
к ценности, ошибочно понятой и истолкованной психо
анализом как стремление к наслаждению? Наслажде
ние — это наследие психологизма; наслаждение — это то,
что остается, когда акт теряет свою интенциональность.
То, что аналитический психологизм лишает психиче
скую активность ее предмета, ее объекта и тем самым су
бъективирует ее, заложено в самой его сущности. Вместе
* Смысл объективен по меньшей мере постольку, поскольку его мо
жно «найти», но нельзя «дать». Аналогичным образом лишь с объектив
ностью смысла связано то, что его надо каждый раз открыть и нельзя
изобрести.
117
с тем субъект этой активности — духовная личность —
объективируется, превращаясь в простую вещь. Таким
образом, аналитический психологизм грешен перед ду
ховным в человеке дважды: перед субъективным духов
ным — духовной личностью — и перед объективным ду
ховным — объективными ценностями. Одним словом, он
виновен не только в деперсонализации, но и в дереализа
ции, одновременно с искажением собственной человече
ской сущности не признавая исконный мир человека. Од
новременно с субъективизацией объекта происходит им-
манентизация совокупности объектов, мира. Одним
словом, происходит то овнутрение души, которое крити
ковал Ф. Лерш.
Эту утрату ценностей по причине имманентизации
предметного мира, являющейся естественным следствием
психоаналитического подхода, следует пояснить с помо
щью конкретного примера. К нам обратился один амери
канский дипломат, который не менее пяти лет лечился
в Нью-Йорке у психоаналитика. Им владело желание
оставить свою дипломатическую карьеру и перейти рабо
тать в промышленность. Лечивший его аналитик, однако,
все время пытался, хоть и тщетно, побудить его поми
риться наконец со своим отцом — ведь начальство пред
ставляет собой «не более чем» образ отца и вся злость
и негативные чувства по отношению к службе проистека
ли у пациента, согласно психоаналитической трактовке,
из его непримиримой борьбы с образом отца. Вопросы
о том, есть ли реальные поводы для неприятия пациентом
своего шефа и не стоит ли пациенту действительно оста
вить свою дипломатическую карьеру, так ни разу и не
всплывали за многие годы, которые длилась имитация ле
чения — бой с образами, который вел аналитик плечо
к плечу с пациентом. Как будто каждый должен ехать к се
бе на службу на белом коне, и как будто не существует ни
чего достойного осуществления не ради или же в пику ка
ким-то воображаемым людям, а в связи с реальными об
стоятельствами. Однако за сплошными образами дей
ствительность была уже не видна, она уже давно скрылась
из глаз аналитика и пациента; не было ни реального шефа,
ни реальной службы, ни мира вне образов — мира, перед
которым у каждого пациента были бы обязательства, ми
ра, задачи и требования которого ждали бы своего разре
шения... Анализ как бы затянул пациента на уводящий от
мира путь самотолкования и самопонимания. На языке
118
психоанализа речь шла только лишь о непримиримости
пациента к образу его отца, хотя нетрудно было выяс
нить, что дипломатическое поприще и карьера нашего па
циента фрустрировали, если можно так выразиться, его
стремление к смыслу.
Рука об руку с субъективизацией объекта и имманен-
тизацией объективного мира идет то, что особенно ка
сается мира смыслов и ценностей, а именно релятивиза
ция ценностей. Ведь мир в процессе деперсонализации, не
отделимой от дереализации, не только утрачивает свою
реальность, но он утрачивает и свою ценность: дереализа
ция заключается, в частности, в обесценивании. Мир те
ряет свою ценностную рельефность, поскольку все ценно
сти нивелируются.
Психодинамически и психогенетически ориентирован
ный подход к рассмотрению проблемы ценности никогда
не приведет к ее решению, а скорее к субъективизации
и релятивизации самих ценностей. Под психодинамиче
ским мы при этом понимаем такой подход, который все
сводит к проявлениям влечений, а под психогенетиче
ским — такой, который все выводит из истории влечений.
Ценности субъективизируются постольку, поскольку они
уже не могут существовать независимо от субъекта, и ре-
лятивизируются постольку, поскольку они уже не могут
обладать безусловной значимостью.
С точки зрения психологизаторского подхода предмет
интенционального акта является не более чем средством
удовлетворения потребностей. В действительности же де
ло обстоит скорее наоборот, а именно потребности слу
жат тому, чтобы сориентировать человека на определен
ную предметную область — область объектов. Если бы
дело обстояло иначе, то любой человеческий поступок
был бы в конечном счете по своей сути актом удовлетво
рения потребностей, удовлетворения самого субъекта, то
есть любой поступок сводился бы к акту «самоудовлетво
рения». Это, однако, не так. Насколько соблазнительны
популярные разговоры о самоосуществлении и самореа
лизации человека! Как будто человек предназначен лишь
для того, чтобы удовлетворять свои собственные потреб
ности или же себя самого. Поскольку самоосуществление
и самореализация вообще важны для человеческого бы
тия, они достижимы лишь как результат, но не как интен
ция. Лишь в той мере, в какой мы забываем себя, отдаем
119
себя, жертвуем себя миру, тем его задачам и требова
ниям, которыми пронизана наша жизнь, лишь в той мере,
в какой нам есть дело до мира и предметов вне нас, а не
только до нас самих и наших собственных потребностей,
лишь в той мере, в какой мы выполняем задачи и требова
ния, осуществляем смысл и реализуем ценности, мы осу
ществляем и реализуем также самих себя.
Если я хочу стать тем, чем я могу, мне надо делать то,
что я должен. Если я хочу стать самим собой, я должен
выполнять личные и конкретные задачи и требования.
Если человек хочет прийти к самому себе, его путь лежит
через мир.
Другими словами: существование, которое имеет це
лью не логос, а самое себя, не попадает в цель. Но так же
не попадает оно в цель, если, имея своей целью логос, оно
не трансцендирует самое себя. Одним словом, интенцио
нальность относится к сущности человеческого бытия, а
трансцендентальность — к сущности смысла и ценностей.
Самоосуществление, реализацию возможностей нель
зя представлять себе как самоцель, и только человеку,
утратившему действительный смысл своей жизни, осу
ществление себя видится не эффектом, а целью. Обраще
ние же человека на самого себя, его рефлексия, является не
только лишенной перспективы, но и просто неадекватной
формой интенции. Лишь бумеранг, не попавший в цель,
возвращается туда, откуда он был брошен, поскольку его
изначальное предназначение — поразить добычу, а от
нюдь не вернуться в руки бросившего его охотника.
Итак, мы констатируем, что лишь тогда, когда утра
чивается и разрушается первичная предметная направлен
ность, возникает та специфическая пристрастность, кото
рая присуща невротическому состоянию. Психологиза-
торский же подход представляет дело так, как будто пси
хика человека является закрытой системой и как будто
сам человек стремится к установлению или восстановле
нию определенных интрапсихических состояний, напри
мер, посредством примирения и удовлетворения требова
ний влечений, «Оно» и «сверх-Я». Тем самым, однако, ан
Достарыңызбен бөлісу: |