Гибель Сибирского княжества и реставрация власти Шибанидов

119
сыновей Мусы Юсуф. Причем уже спустя 6 лет, в конце 1554 года, он был убит
своим братом Исмаилом (Трепавлов, 2002-а, с. 234, 274).  На протяжении всего
этого времени Ногайскую орду разрывала смута, одной из активнейших сторон
которой были потомки Шейх-Мамая, зачастую проводившие абсолютно само-
стоятельную политику, не прислушиваясь к мнению биев.
По мнению Н.М.Рогожина, «Сибирские книги», содержавшие все материа-
лы переписки за исследуемый период, были полностью утрачены, и реконстру-
ируются лишь отдельные данные по летописным указаниям (Рогожин, 1990, с.18).
Исходя из этого, известно, что в 1555 году сибирские князья из рода Тайбугидов
вступают в активную переписку с Москвой. Традиционно считается, что пово-
дом для этих переговоров послужило начало похода Шибанидов с целью рестав-
рации своей власти над Сибирью. Для нас здесь важно понять два момента: во-
первых, соответствует ли такая точка зрения действительности, а во-вторых, кто
был заинтересован в этом походе на его начальном этапе - ногаи или часто
упоминаемая в этом контексте Бухара, поскольку можно предположить, что «от-
воевание» сибирских земель было не столько собственным желанием Шиба-
нидов, сколько требованиями их покровителей, связанными со спецификой эко-
номического развития степной зоны в это время, приведшей к голоду, и усиле-
нием давления России на эту территорию после взятия Казани и Астрахани.
Кроме того, со стороны Шихмамаевичей данное действие могло рассматривать-
ся, как мы увидим дальше, и в качестве удара по их противнику бию Исмаилу.
В январе 1555 года от Едигера прибыло посольство в Москву к Ивану IV с
поздравлениями в связи с покорением Казанского и Астраханского царств. Ле-
топись рассказывает об этом событии следующим образом: «послы… от Си-
бирского князя Едигера и от всей земли Сибирской Тягриул да Пантьяда; и здо-
ровали государю царю и великому князю на царствах на Казанском и на Астра-
ханском да били челом государю… чтобы… взял за себя по свое имя, и от сторон
от всех заступил, и дань на них свою положил, и дорогу своего прислал, кому
дань собирать… со всякого черного человека по соболю да дороге государеву…
по белке с человека по сибирской (всего идет речь о 30700 черных людях. - Д.М.)…
И царь… послал… посла своего и дорогою им своим жалованным ярлыком
Дмитрия Курова сына Шепейцына и велел Дмитрию князя Едигера и всю землю
Сибирскую к правде привести и, черных людей переписав, дань свою сполна
взять и з дорожною пошлиною» (Летописец, 1895, с.27-28). Посольство, по вос-
точному обычаю, в виде подарка привезло белок и соболей (ПСРЛ, 1965-в, с.285).
Однако этот подарок в Москве был воспринят как дань (Небольсин, 1849, с.33).
В летописи указывается достаточно точное число сибирских людей, подвла-
стных Едигеру. Основания приводимой цифры численности населения не со-
всем ясны. При подобных подсчетах, как правило, учитывались лишь взрослые
мужчины, в таком случае население всего княжества тогда могло насчитывать
около 150-180 тысяч (Нестеров, 1999, с.58-59), что является явным преувеличени-
ем. Для сравнения: число всех ясачных вогулов и остяков по обеим сторонам
Урала в начале XVII века составляло не более 2700 человек (Бахрушин, 1935, с.8).

120
В тот же период тобольских татар насчитывалост чуть более 4500 человек, а
туменско-туринских вообще около 3000 (Томилов, 1980, с.47, 83). Даже с учетом
военных потерь этого периода и уходом части татар с Кучумом сложно предста-
вить столь значительное уменьшение населения на исследуемой территории.
Возможно, Едигер тем самым целенаправленно преувеличивал свои силы, что
было одним из признанных дипломатических приемов в то время.
Обращает на себя внимание, что посольство приходит в Москву практичес-
ки в то же время, когда у ногаев бием становится Исмаил, и при этом с некото-
рым запозданием по отношению к реальному факту покорения (например, в
отношении Казани на три года). По предположению В.В. Вельяминова-Зернова,
на самом деле помощь  в организации переговоров Тайбугидам мог оказать
ногайский бий Исмаил, который считался одним из степных сторонников Моск-
вы. Связано это было с тем, что Едигер был женат на его дочери (Вельяминов-
Зернов, 1864, с.396-397) или, по мнению В.В.Трепавлова, дочь Едигера была пле-
мянницей Исмаила (Трепавлов, 2002-а, с.310).
В летописях никак не отразился факт того, что Тайбугиды обратились за по-
мощью к Москве из-за некоего нападения. Скорее всего, данное посольство сле-
дует рассматривать как своеобразную инерцию вслед ногайской дипломатии.
Одновременно с этим существует точка зрения, которая трактует данное по-
сольство в рамках золотоордынских традиций как необходимость обновления
ярлыка на правления в связи со сменой сюзерена, а в данном случае в связи с
переходом властных полномочий от Казани к Москве (Трепавлов, 2007-а, с.101).
Такая точка зрения, например, подтверждается текстом проекта ответа посла в
Литву С.Турпеева. В нем говорится, что «Сибирская земля по ряду с Казанскою
землею; и как государь наш… взял Казань, и Сибирской князь Едигер бил челом
государю нашему со всеми сибирскими людьми, чтобы царь… пожаловал, Си-
бирские земли держал за собою, и дань бы с них имал, а их бы с Сибирскые
земли не сводил» (Преображенский, 1964, с.384). В этом проекте напрямую увя-
зываются Сибирь и Казань, однако остается неясным, почему же Тайбугиды
ожидали более двух лет, не отправляя посольства. К тому же в подобных доку-
ментах высказывалась, прежде всего, та информация и ее интерпретация, кото-
рая была выгодна для официальной государственной идеологии. Авторы XIX
столетия трактовали этот вопрос следующим образом: «Последняя (т.е. Сибирс-
кое княжество. - Д.М.), по прежним отношениям своим к казанским ханам, кото-
рым они были долго подчинены при хане Упаке, уже должны были считать себя
в некоторой зависимости от нового повелителя Казани» (Юшков, 1861, с.277).
Выше мы уже писали о том, что казанский хан Упак был на самом деле сибирс-
ким ханом Ибаком. Несомненно то, что захват Казани был важен для русской
идеологии. В частности, в массовом сознании царское достоинство Ивана Гроз-
ного связывалось именно с покорением этого ханства, а  в средневековой лите-
ратуре было распространено представление о том, что можно стать царем толь-
ко в результате завоевания царства (Горский, 2001, с.147).
Однако у нас нет данных о действительной связи и тем более подданстве

121
Сибири правителям Казани.  Еще раз укажем, что, на наш взгляд, гораздо умес-
тнее говорить именно о ногайском влиянии на формирование первого посоль-
ства, ведь послы от нового бия Исмаила также прибыли в Москву в январе 1555
года. Обращает на себя внимание то, что, как мы ранее указывали, добавление
«сибирский» появляется в официальном титуле русского царя за год до этого, в
1554 года. С большой долей вероятности можно допустить, что уже в это время
Исмаил обращался в Москву с целью организации посольства от сибирского
князя, как это позднее он делал для хана Кучума (ПДРВ, 1801, с.22). В целом
увязка Казанского и Сибирского престола, а также перечисление побед над крым-
ским ханом, объективно были выгоднее именно русским дипломатам и идеоло-
гам (Хорошкевич, 2003, с.165), но никак не затрагивали интересы собственно
сибиряков. В частности, В.В.Трепавлов видит в этом продолжение золотоордын-
ской традиции выдачи ярлыков (Трепавлов, 2007-б, с.82). Подобную политику
Москва использовала именно в отношениях с кочевыми объединениями пост-
золотоордынского мира,  опираясь на  привычную  им идеологию и практику
(Gammer, 2005, p.492).
В ноябре 1557 (7065) г. Сибири прибыл Дмитрий Куров «и с ним пришел от
Едигера, князя Сибирского, посол Боянда, а привез царю великому князю дань
семьсот соболей. В оправдание этому Едигер писал, «что их воевал Шибанский
царевич и людей поимал многих» (ПСРЛ, 1965-в, с.276). Таким образом, первая
информация о нападении на Сибирь некоего царевича поступает в Москву толь-
ко спустя два года после начала дипломатических отношений. Скорее всего, речь
идет о нападении, которое состоялось  весной-летом 1556 году. В это время Ис-
маил пошел на открытый разрыв с ранее активно поддерживающими его Ших-
мамаевичами, потомками бия Шейх-Мамая, чьи кочевья располагались на вос-
точной окраине Орды. В результате состоявшегося столкновения они перешли к
казахскому хану Хакк-Назару (Трепавлов, 2002-а, с.281-282). Можно предполо-
жить, что находившиеся в той же среде сибирские султаны могли одновременно
ударить по союзнику Исмаила Едигеру, чтобы, воспользовавшись неразбери-
хой, вернуть свой юрт. Однако нам неизвестно, о ком именно из царевичей идет
речь в письме.
В то же время «Митька Куров сказывал, что им было возможно сполна дань
прислати, да не похотели» (Патриаршая, 1965, т.13, с.276). По всей видимости,
русский посол весьма скептически отнесся к реальным последствиям нападе-
ния Шибанского царевича. Нельзя в этом отношении не привести одну мысль из
работы В.И.Огородникова, в которой может содержаться рациональное зерно,
отражающее некие тенденции сибирской политики. Исследователь пишет о том,
что решительные действия царя Ивана IV по приведению в подданство сибирс-
ких татар сильно не понравились Едигеру, который, обманувшись в своих ожи-
даниях, решил постепенно освободиться от уплаты дани (Огородников, 1920,
с.230-231). В ответ на это сибирский посол был посажен в тюрьму, а к Едигеру
отправили служилого татарина с грамотой, «чтобы ся в всем перед ним, госуда-
рем, исправили» (ПСРЛ, 1965-в, с.276).

122
Уже в сентябре 1558 (7066) года «прибыли из Сибири царя и великого князя
служивые татаровы… С ними Едигера, князя Сибирского, посланники Ивтемир
с товарищами, а привезли дань…сполна» (ПСРЛ, 1965-в, с.285). Помимо дани,
послы привезли «грамоту шертную» об учинении князя в холопстве. В летописи
обращает на себя внимание, что под «данью сполна» понимается 1000 соболей,
дорожная пошлина 100 белок и 60 соболей. Как видно, это число гораздо меньше
тех договоренностей, которые существовали между Москвой и Сибирью. По
всей видимости, для последней изменение условий не было неожиданностью,
поскольку посла Боянду сразу же отпустили, а с ним отправили татар за следую-
щей данью (Летописец, 1895, с.77). В ноябре следующего 1559 года служилый
татарин Собаня Резанов и сибирский посол вновь привезли дань и обещали «з
давною данью на зиме будут» (ПСРЛ, 1965-в, с.313). Затем по непонятной причи-
не отношения были прерваны. Большинство исследователей предполагают, что
разрыв отношений был связан с разочарованием сибирских князей в возможно-
сти получения московской помощи, которую они просили против Шибанидов
(Нестеров, 2002-б, с.22). Следует отметить, что в целом в этот период соседям
явно было не до Сибири. В 1558 году Россия вступила в затяжную Ливонскую
войну, и на некоторое время ее основные внешнеполитические интересы оказа-
лись сконцентрированы на западе. На это же время в степях, особенно в Ногай-
ской орде, приходится пик голода и засухи, предвестники которой были видны
еще в 1555 году. Энтони Дженкинсон сообщает, что голод у ногаев в 1558 году,
совпав с усобицами и мором, достиг такого размаха, что «померло до 100 тысяч
человек… Ногайская земля… остается теперь не населенной» (Дженкинсон, элек-
тронный вариант). Судя по посольским документам, в 1559 году продолжалось
противостояние между бием Исмаилом и Шихмамаевичами, причем последние
ушли на восток ногайских владений, за Яик (Посольские, 2006, с.294). Таким
образом, Сибирское княжество оказалось отрезано от своего покровителя Ис-
маила. В результате причиной разрыва отношений могла стать не только  специ-
фика  отношений Москвы к своему вассалу, но и реальный отрыв от прорусской
партии в Ногайской Орде.
По всей видимости, следующее посольство в Москву прибывает только в
1563 году, его возглавлял Чигибень (в иных документах Чибичень князь), который
привез дань и челобитную (ПСРЛ, 1965-в, с.370). О возобновлении дани еще в
1565 году писал и Рафаэль Барберини (Барберини, 1843, с.41-42). П.Небольсин
приводит данные о том, что  вместе с княжьими прибыли послы от сибирских
царевичей Шибанидов Муртазы и Ахмед-Гирея (Небольсин, 1849, с.34). Данные
о последнем посольстве могут быть косвенно подтверждены следующей запи-
сью: «Столпик Сибирской 7072 году (1563-64 гг.), привозу к Москве сибирсково
Муртазы царя татарина Ташкина» (Исхаков, 2007, с.47). Одновременно с этим в
письме Ивана Васильевича к князю Исмаилу от 22 сентября 1563 года сообщает-
ся, что Ташкин «… пришел к нам из Сибири в посольстве от Ахмет Кирея ца-
ревича» (ПДРВ, 1795, с.323). Любопытно, что один из более поздних европейских
авторов Александр Гваньини еще в 1570-х гг., отражая более раннюю в хронологи-

123
ческом плане ситуацию середины XVI века, писал о том, что  царство Тюмень
подчинено татарскому князю (?), а в отличие от нее провинция Сибирь выплачива-
ет дань беличьими шкурками русскому царю  (Гваньини, электронный вариант).
Тем самым обращает на себя внимание тот факт, что одновременно с Тайбу-
гидами переговоры вели представители Сибирских Шибанидов в лице Муртазы
и его старшего сына Ахмед-Гирея. Предположительно это может свидетель-
ствовать в пользу принадлежности им части Сибири, в понимании этого назва-
ния в XVI веке, еще до смерти Едигера. Скорее всего, следует говорить о землях
западнее Тобола, которые контролировали ногаи и подвластные им башкиры,
территория кочевий которых в этот период начинает расширяться (Томашевс-
кая, 2002, с.80). Напомним, что именно так трактовал Сибирь и Сигизмунд Гер-
берштейн, описывая владения Шейх-Мамая.
При этом складывается впечатление, что Москва не видела особой разницы
между княжескими и ханскими посланниками. По крайней мере, в 1563 г. в мос-
ковской тюрьме сидели одновременно послы Муртазы, Ахмед-Гирея и Едигера
(Небольсин, 1849, с.35). Всем им в вину ставилась неуплата дани, что может
косвенно свидетельствовать о признание Москвой прав Шибанидов на сибирс-
кие земли, в частности и на управление территорией Тайбугина юрта. Однако
при этом русские дипломаты настаивали на необходимости получения разре-
шения на это от царя, то есть получении своеобразного ярлыка на правление.
Возможно предположить, что в период 1559-1563 гг. Тайбугиды пытались найти
новых покровителей, но активизация политики сибирских царевичей привела к
возврату промосковской ориентации. Недаром на момент сентября 1563 года
русский царь именно Исмаилу выговаривал: «… зять твой был на Сибири на
нашем юрте, и дань нам с того юрта не дает. И мы впредь хотим того юрта
доступати, и за то ему мстити» (ПДРВ, 1795, с.323). Кстати, любопытно, что Ис-
маил в равной степени заступается и просит отпустить обоих сибирских послов
Чибиченя и Ташкина (ПДРВ, 1795, с.303; ПДРВ, 1801, с.22). Правда, Муртазе
ставилось в вину и нанесение большого вреда русским данникам в Сибири (Не-
больсин, 1849, с.35), что подчеркивает его главенствующее положение в полити-
ке Шибанидов.
Первый из послов уже осенью 1563 года был отпущен в связи со смертью
сибирского бека (Небольсин, 1849, с.35). Остальных же послов не отпустили,
несмотря на длительное заступничество ногайского преемника Исмаила Дин-
Ахмата за Мамин-шаха и Ташкын-баатыра (ПДРВ, 1801, с.103), и вскоре последо-
вавшие намеки на  возможность заключения договора с сибирским царем (Слов-
цов, 1886, с.XVIII). Грамоты с просьбой об отпуске сибирского посла Ташкина-
баатыра продолжали поступать и в 1564 году от мирзы Уруса (ПДРВ, 1801, с.123).
Судя по всему, возвращение Шибанидов к власти произошло в период конца
лета-начала осени 1563 года, поскольку Исмаил, умерший в конце сентября того
же года, еще успел написать грамоту в Москву с просьбой организовать перего-
воры между сибирским и русским («белым») царем (ПДРВ, 1801, с.22), впро-
чем, подробнее об этом позднее. Об этом же свидетельствует как сама специфи-

124
ка текста ответа царя Исмаилу от 22 сентября 1563 года, так и отпуск посла Чиги-
беня. Таким образом, возвращение престола относится еще ко времени жизни
покровителя Тайбугидов Исмаила, и теоретически может интерпретироваться
как попытка наладить отношения с воинственными наследниками Шейх-Мамая,
которые были покровителями Сибирских Шибанидов. Шихмамаевичи в этот пе-
риод продолжали находиться частью на территории северо-западных кочевий
казахов, а частью, видимо, -  в Бухаре (Исин, 2002, с.87-88).
Можно предположить, что, уже зная о свершившейся реставрации, русское
правительство хотело оставить за собой «последнее слово» на этом этапе сибирс-
кой политики. С этим можно связать следующую информацию из письма Исмаи-
лу: «А дочери твоей, которая была за Сибирским князем, и сына ее а твоего внука
к тебе не отпустили… и внуком твоим промыслити, чтоб он вперед на том юрте
был» (ПДРВ, 1795, с.323). Кстати, данный факт вполне укладывается в политику
Москвы по установлению марионеточных правителей на территории соседних
ханств, что наиболее хорошо было отработано в Казани. Впрочем, более источни-
ки об этом представителе Тайбугидов ничего не сообщают. Также нам неизвестно
то, как наследник княжеского престола и титула Едигера оказался в Москве.
Таким образом, во время предшествующих свержению князей событий в
Сибири уже на равных действовали как Тайбугиды, так и Шибаниды. При этом
«Сибирские летописи» практически дословно трактуют поход Кучума как воен-
ный конфликт: «… прииде степью ис Казачьи Орды царь Кучюм Муртазеев со
многими воинскими людьми, и град Сибирь взят, и князей поби» (ПСРЛ, 1987,
с.32, 48, 81). О том же пишет С.У. Ремезов в «Истории сибирской»: «Царь Кучум
прииде от казачьи орды со многими вои, и побив царя и князя Етигера и Бекбулата
и прославшася Сибирской царь и дани со многих низовых языке взял» (Ремезов,
1989, с.552). Однако следует учитывать, что в основе этих летописных известий
лежат устные и письменные источника источники татарского происхождения (Со-
лодкин, 2002, с.234-235; Исхаков, 2006, с.123-124). Судя по характеру подобных со-
общений, их авторами были люди именно из окружения Тайбугидов.
В то же время в русских, например Патриаршей, летописях содержится иная
информация, которая не позволяет свержение сибирских князей однозначно
трактовать как военный конфликт. Так, в упомянутой летописи указывается, что
«сибирские люди… дани государевым данщиком давати не учали и взяли к себе
на Сибирь царевича» (ПСРЛ, 1965-в, с.370). Г.Ф.Миллер считал, что это могло
быть связано с отсутствием или малолетством наследника сибирских князей
(Миллер, 2005, с.192), при этом нельзя забывать о некоем сыне Едигера, находив-
шемся в Москве. В данном случае говорится о факте приглашения царевича из
династии Шибанидов на сибирский престол, причем это событие связано как с
нежеланием платить русскую дань, так и с несогласием сибирских татар по воп-
росу о престолонаследии. Видимо, именно проблемы в западной политике Тай-
бугидов одновременно с усилением ногайской власти в Сибири и привели к
отходу людей «Тайбугина юрта». Причем в дальнейшем именно этот юрт стал
основой для Сибирского ханства.

125
Обращают на себя внимание еще ряд фраз из сообщений «Сибирских лето-
писей» о приходе Кучума. Прежде всего, следует отметить, что до этого этот хан
не упоминается в контексте сибирской политики Шибанидов, напротив, актив-
ную роль играют его отец Муртаза и  старший брат Ахмед-Гирей. Скорее всего,
Кучум здесь был лишь своеобразным исполнителем идей своих родственников.
Во-вторых, в большинстве редакций говорится о том, что он пришел из «Казачь-
ей орды», что в данном случае можно рассматривать как Казахское ханство.
Резонно предположить связь между этим названием и тем, что т.н. «Алтыулы»
(ранее известные как Шихмамаевичи) до начала правления Дин-Ахмета кочева-
ли вместе с казахами Хакк-Назара (Трепавлов, 2001-б, с.35-37). Влияние же Бу-
харского ханства в этот момент на сибирские вопросы было, скорее всего, опос-
редованным, через ногаев. Косвенно в пользу этого может свидетельствовать
факт проживания части потомков Шейх-Мамая в средней Азии, где они пород-
нились с бухарским ханом (Трепавлов, 2002-а, с.269, 309).
Преобладание ногаев на раннем этапе подчеркивается и характерной фра-
зой из устной легенды о Кучуме, записанной Н.Ф.Катановым: «Пока он (т.е.
Кучум. - Д.М.) рос, народом его управлял султан Ногай» (Катанов, 2004, с.148). О
пребывании ногаев непосредственно на Иртыше в предшествующее время го-
ворится в другой легенде (Катанов, 1904, с.19).  Недаром и главный полководец
Кучума в ходе войны с Ермаком Маметкул, которого летописи называют то сы-
ном, то братом хана, попавший в плен, в русских разрядных книгах писался как
Маметкул Алтыулович (Миллер, 2005, с.249). В данном случае под «Алтыулом»
следует понимать не имя отца, а наименование юрта Шихмамаевичей, который
располагался в непосредственной близости от Бухары на территории Приаралья
(Небольсин, 1849, с.37).
В-третьих, в Лихачевской редакции «Сибирских летописей» факт убийства
князей описан отлично от иных редакций: «Прииде же в то время степью из
Казачьей орды царь Кучум Муртазеев сын со многими воинскими людьми и
доиде до града Сибири, и град Сибирь взял, а князя Етигера жива взял, а брата
Бекбулата убил» (ПСРЛ, 1987, с.119). При этом сын Бекбулата Сейдяк был спасен
от убийства и доставлен в Бухару (Миллер, 2005, с.192). Возникает резонный
вопрос: почему Шибаниды отпустили своего прямого конкурента? Ответа здесь
может быть два: либо они чувствовали себя стабильно на сибирском престоле и
соответственно не видели в Сейдяке конкурента, либо это было связано с ногай-
ско-бухарской политикой, схожей с описанным выше случаем пребывания на-
следника Едигера в Москве. Очевидно, что судьба Сибирского княжества была
предрешена всем комплексом существовавших в это время в степях междуна-
родных отношений, на фоне которых в 1564 году бухарский хан Абдулла обраща-
ется в Москву с просьбой о свободном проезде по территории Российского
государства его торговым людям (Хорошкевич, 2003, с.403). Княжество Тайбуги-
дов оказалось той  «разменной монетой», которая на момент событий первой
половины 1560-х гг. оказалась без серьезных союзников, способных поддержать
ее жизнеспособность.

126
Нельзя не отметить того факта, что все наши данные о хронологии сибирско-
го похода, руководителем которого был не только Кучум, но и его отец Муртаза
и старший брат Ахмет-Гирей, являются реконструкцией, построенной лишь на
логике исторического процесса. Более точных привязок во времени источники
не дают. Еще Хади Атласи в этом отношении отмечал: «Хотя в старых русских
книгах по истории не уточняется, когда именно власть над Сибирью перешла к
Кучуму, в исследованиях более позднего времени такая дата появилась - 1563
год» (Атласи, 2005, с.47). Причем только теперь ханство действительно могло
называться Сибирским, в отличие от ранее существовавших Ишимского, Узбек-
ского и Тюменского ханств Шибанидов.
После столь активной политики внезапное исчезновение упоминаний о Ку-
чуме и его родственниках после 1563 года весьма своеобразно истолковывается
исследователями. Так, В.А.Могильников пишет о том, что в течение следующих
семи лет хан подчиняет себе татарскую знать от Зауралья до Барабы (Могильни-
ков, 1998, с.151). Сложность подчинения Сибири и восприятие сибирскими тата-
рами Кучума в качестве завоевателя подчеркивается достаточно часто (Боярши-
нова, Степанов, 1968, с.366; Абдиров, 1996, с.42; Кызласов, 2005, с.51), хотя это
противоречит как упомянутому выше приглашению Кучума самими сибиряка-
ми, так и фразой, которая неоднократно повторяется авторами летописей: «Царь
же Кучум царствова в Сибири лета довольна во изобилии, радости и веселии,
дани и оброки со многих язык имаше» (см., например: ПСРЛ, 1987, с.48).  Скорее,
это удобная позиция для того, чтобы не признавать сложность реальной ситуации
в первые годы существования Сибирского ханства, а также для объяснения логич-
ных причин поражения Кучума от русских войск  (Маслюженко, Менщиков, 2005,
с.62-65). Обращает на себя внимание и тот факт, что после убийства Едигера и
Бекбулата «Тайбугин юрт» оставался основой ханских владений (Трепавлов, 2002-
а, 324-325). Отметим, что в исторической перспективе правление Кучума во мно-
гом оставалось идеальным для многих групп сибирского населения, что, в частно-
сти, видно из трактовки остяцкого восстания в 1612 году: «… что б им быть себе
царством, как было при Кучуме царе» (Мартынова, 2002, с.295).
На наш взгляд, в источниках невозможно найти следы некоего длительного и
кровопролитного процесса перехода власти в Сибири к Шибанидам. Исключе-
нием здесь может быть описанное у П.А.Словцова притеснение русских данни-
ков Муртазой в 1565 году, а также смутное упоминание о неких волнениях в
грамоте от Кучума к Ивану IV 1570 г.: «..и ныне при нашем и при твоем времяни
люди черные не в упокое..» (СГГД, 1819, с.64). Слабые связи хана с местным
населением и его уход от искерского владетеля после русского нападения свиде-
тельствуют, по нашему мнению, не о непопулярности или незаконности Кучума,
а о специфике внутреннего устройства Сибирского ханства как позднесредневе-
кового кочевого государства. Так, Г.Ф.Миллер, анализируя отношение различ-
ных групп местного населения к Кучуму, пришел к выводу, что большинство
татарских князей, чьи улусы были расположены на юге Западной Сибири, при-
знавали власть сибирского хана. В то же время к северу от Тобола его владения

127
вряд ли распространялись далее Туры, то же касается  северных групп угорского
населения, которые только подвергались периодическому грабежу татарскими
военными отрядами (Миллер, 2005, с.193-194). Этот грабеж, а точнее админист-
ративный аппарат для извлечения стабильной прибыли от внешних походов, яв-
лялись одними из немногих реальных инструментов сплочения сибирского ко-
чевого и полукочевого социума вокруг фигуры искерского хана. Провал в этом
направлении, проявившийся в невозможности остановить Ермака, и привел к
отходу от Кучума значительных групп населения. Впрочем, видимо, грабеж в
ходе походов угорского населения как массовое явление характеризует либо
ранний этап функционирования Сибирского ханства, либо отношения с наибо-
лее удаленными группами, в иных случаях Искер предпочитал устанавливать
более стабильные отношения «дани и службы» (Мартынова, 2002, с.294-295).
Причем даже на территории  ханского юрта владетели отдельных улусов остава-
лись в значительной степени независимыми во внутренних делах, их связи с хан-
ским двором в Искере выражалась в выплате ясака, размер которого неизвестен,
и отправке военных отрядов. Более территориально удаленные князья вообще
могли рассматриваться не в качестве  подданных, а как союзники, заключившие
шерть (Бахрушин, 1955, с.156-158). В прямой зависимости от хана находились
только те люди, которые пришли с ним в Сибирь из Бухары или ногаев. В этом
отношении вполне понятно желание хана увеличить численность своего юрта,
что и могло позднее отразиться в известии «Ремезовской летописи» о некоей
легендарной поездке хана в Казань в 1565 году и привозе оттуда «многих чюваш
и абыз, и рускаго полона людей» (Ремезов, 1989, с.552). По мнению Д.М.Исхако-
ва, в XV-XVI вв. под «чувашами» понимали ясачное (возможно, земледельчес-
кое) население Казанского ханства (Исхаков, 2001, с.104-105). С другой стороны, с
целью освобождения центральных земель юрта для пришедших с ним людей
Кучум изгнал некоторые группы автохтонного населения на окраины ханства
(Томилов, 1980, с.75).
Дальнейшие события показывают, что Сибирское ханство одновременно за-
висело как от Ногайской Орды, так и от Бухарского ханства. Однако эта зависи-
мость при кажущейся схожести была различной. Так, по отношению к ногаям
Сибирские Шибаниды продолжали считаться «старшими», хотя в отличие от
деда, ни Кучум, ни Ахмед-Гирей не являлись «ногайскими царями». Скорее все-
го, следует говорить о том, что стабильность нового сибирского объединения
обусловливалась необходимостью использования военной помощи своих быв-
ших вассалов. С Бухарой отношения были не менее сложными, в частности,
можно предположить, что сибирские ханы не стали по традиции ногайскими не
только по причине исчерпания идеи марионеточных правителей, но и потому
что они были вассалами Бухарских Шибанидов (Трепавлов, 2002-а, с.372). Сама
Сибирь могла рассматриваться в не только качестве независимого объединения,
но и как часть более крупного азиатского государства. На особые связи Мурта-
зы с Бухарой мы уже неоднократно указывали, хотя, кроме нахождения принад-
лежащего ему улуса на территории этого государства, ничего более точно уста-

128
новить не представляется  возможным. Следует также отметить, что непосред-
ственно в годы реставрации Шибанидов в Сибири нет упоминаний об участии в
ней представителей Бухары.  Нам кажется, что интересы бухарского хана в этом
регионе в явной степени проявляются только в конце 1560-начале 1570-х годов.
Можно предположить, что в реальности речь идет не столько о Бухаре, сколько о
тех же Алтыулах, то есть ногаях из рода Шихмамаевичей, чьи владения распола-
гались на границе с Бухарой. Возможно, здесь же и располагались владения
Муртазы (Атласи, 205, с.55), что в дальнейшем в источниках воспринималось как
владение в Бухарском ханстве.
Однако прежде чем разбираться в особенностях внешней политики Сибирс-
кого ханства, необходимо рассмотреть последовательность правления Шибани-
дов Муртазы, Ахмед-Гирея и Кучума в Сибири. Еще в конце 1550-х гг., исходя из
приведенных выше известий о русско-сибирской переписке, можно предполо-
жить, что на протяжении длительного периода в качестве равноправных сопра-
вителей могли рассматриваться вначале Муртаза и его старший сын Ахмед-Ги-
рей, а позднее и средний сын Кучум.  Причем последний впервые упоминается
только в контексте военного похода и свержения Тайбугидов в 1563 году (Мас-
люженко, 2007-б, с.56-57). Скорее всего, такая ситуация сохранялась и после зах-
вата Искера,  поскольку  еще в 1565 году сибирский царевич Муртаза наделал
много обид русским данщикам в Сибири (Словцов, 1886, с.XIX). Видимо, только
после этого Муртаза и Ахмед-Гирей уходят в Бухару, а Кучум становится само-
стоятельным сибирским правителем, хотя позднее ситуация соправления двух
ханов в Сибири еще раз повторится. По мнению Т.И.Султанова, такое положение
двух или нескольких султанов, носивших титул хана одновременно, достаточно
часто складывалась в Средней Азии, например, таковыми были основатели Ка-
захского ханства Керей и Джанибек (Султанов, 2001, с.148).
Во второй половине 1560-х гг. Сибирское ханство стало активной стороной
внешнеполитических отношений в восточных степях. Так, Т.И. Султанов считает,
что резко ухудшились отношения между сибирскими правителями и казахским
ханом Хакк-Назаром, а также его союзником Шигай-султаном (Султанов, 2001,
с.190-191). Несмотря на то, что ранее первый из них воспитывался у Ших-Мамая,
в этот период казахи под его руководством начинают активную борьбу за баш-
кирские улусы, ранее находившиеся под управлением ногаев и Кучума. В част-
ности, в 1569 г. Хакк-Назар и Шигай совершили крупный поход на Ногайскую
Орду (Исин, 2002, с.88). Следует отметить, что среди ногаев значительные потери
от их активизации понесли именно Шихмамаевичи, которые до того рассматри-
вались в качестве союзников (Трепавлов, 2001-б, с.34-35).
М.Х.Абусеитова считает, что казахи изнуряли башкир поборами и грабежом
(Абусеитова, 1985, с.52), а, по мнению П.И.Рычкова, на протяжении 1570-х гг.
собирали дань с сибирских ногайцев и татар (Исин, 2002, с.100). Учитывая, что до
того башкирские улусы во главе с будущими сибирскими ханами были частью
Ногайской Орды, вопрос о них был принципиален для Кучума. Впрочем, это
столкновение было связано не только с борьбой за башкирские улусы, но и с

129
более широким конфликтом между Ногайской Ордой, в частности ее восточ-
ным крылом во главе с Шихмамаевичами, и Казахским ханством на фоне расту-
щего кризиса в отношениях Османской Порты и России (Исин, 2000, с.95-96).
Появление первых дипломатических документов переписки между Кучумом
и Иваном IV также связано с этими событиями, хотя до того, как следует из
жалованной грамоты Строгановым 1564 года, в Москве ждали сибирских по-
слов, возможно, как раз тех, о которых перед смертью договаривался Исмаил.
Вместо  этого в грамоте указывается, что «хвалитца деи сибирской салтан Иши-
баны ити в Пермь войною, а преж деи сего он Камские Соли город дважды
имывали…» (Дополнения, 1846, с.170). Возможно, в последнем случае речь идет
именно об активности Муртазы, которая приходится на 1563 год. Впрочем, ни
послов, ни нападения на Пермь Москва так и не дождалась.
Однако основная переписка с Москвой началась, видимо, в 1569 году. В пись-
ме говорилось: «Кучуму царю Сибирскому слово наше то: преж сего Сибирс-
кой Едигер Князь на нас смотрел, и с Сибирские земли со всей, на всяк год, дань
к нам присылал» (СГГД, 1819, с. 63). Тем самым Москва первой решилась на-
помнить о былых обязательствах Сибири перед Российским государством. С
этим письмом в Сибирь был отправлен выпущенный из тюрьмы татарин Аиса,
который ехал в Сибирь через Пермь.
Уже весной 1570 (7078) г. в Москву через Пермь была доставлена грамота от
сибирского царя Кучума, а также сообщения от управлявшего пермскими зем-
лями князя Ромодановского. Указывается, что в это время никакого разору от
сибирских людей Перми не было. В Пермь было передано письмо из Сибири,
сообщавшее о ситуации 1569 г.: «Ныне де дань собираю, господарю Вашему
царю и Великому князю послов пошлю; а нынче деи мне война с Казацким
царем и одолее меня царь казацкой и сидеть на Сибири, ино и тот господарю
дань учнет не давати» (Акты, 1841-а, с.540-541). Это письмо по своему тону
удивительно схоже с подобной грамотой ногаев в Крым, где также видно предо-
стережение от контактов с Хакк-Назаром (Трепавлов, с.369). Очевидно, что ини-
циатива отправки посольства принадлежала Боярской Думе, в связи с этим царь
испрашивал у бояр совета в том, стоит ли с сибирским царем вести об этом
разговоры, то есть выражались сомнения в правильности сбора дани с юриди-
чески независимого государства (Акты, 1841-а, с.541).
В 1570 г. в Москву пришло письмо от Кучума с предложением прекратить
взаимную неприязнь и быть в дружбе, а также отпустить кого-нибудь из пленни-
ков. В письме говорится, что сибирский хан не присылал грамоты, поскольку
был связан войной, теперь же «…мы того недруга своего взяли», что, скорее
всего, указывает на одержанную, в том числе с помощи русских, победу над
казахами. Однако хан оговаривается: «…ныне похошь миру, и мы помиримся, а
похошь воеватися, и мы воюемся» (СГГД, 1819, с.52). В целом, за исключением
указанной фразы, письмо имеет подчеркнуто миролюбивый характер и затра-
гивает вопрос дальнейшего продолжения обмена посольствами, одновременно
с этим указывая на равноправный статус Сибирского и Русского государств.

130
Резонно предположить, что переписка была не столько личным деянием Кучу-
ма, сколько продолжением ногайско-русских отношений, направленных, с од-
ной стороны, на предотвращение союза ногаев с Крымом и их включение в
османский союз. С другой стороны, оно может рассматриваться как благодар-
ность за помощь Москвы против Казахского ханства и попытка воспрепятство-
вать усилению русской дипломатии в среде казахов. Однако ответ Москвы на это
письмо нам неизвестен (Небольсин, 1849, с.39).
В результате была продолжена переписка в стиле письма 1569 года о восста-
новлении дани. Кучум отправил посольство с Томасом и Аисой с грамотой:
«Кучум богатырь Царь, слово наше, да послал в том, чтобы его Царь и великий
Князь взял в свои руки, а дань со всея Сибирские земли имал по прежнему
обычаю» (СГГД, 1819, с.63).  Дань была определена в тысячу соболей и сборщи-
ку дани тысячу белок. В Сибирь с этими грамотами в 1571 г. был отправлен
Третьяк Чубуков для приведения Кучума к шерти. Вскоре в Москву была достав-
лена первая дань, и Кучум подтвердил шерть (СГГД, 1819, с.64).
Однако ситуация в степи менялась гораздо быстрее, чем ее могли предска-
зать русские дипломаты в условиях последних лет опричнины и разгрома мос-
ковских войск крымским ханом в 1571-2 гг., в составе отрядов которого были и
ногаи. Уже в 1572 году ситуация была абсолютно иной, причем первоначально
это изменение  прослеживается лишь  по некоторым  оговоркам.  Так,  Генрих
Штаден пишет о том, что в это время «некоторые торговые люди из Сибири были
убиты, а их соболи удержаны в казне великого князя» (Штаден, электронный
вариант). Можно было бы списать это на случайность в связи с внутренней
неразберихой в Москве, поскольку тогда же были ограблены английские купцы.
Но ведь в том же году  была отправлена грамота Строгановым о посылке ратных
людей для приведения в покорность черемисов, башкир, остяков, вогулич и но-
гаев, грабивших торговцев по Каме (Дополнения к актам, 1846, с.175). В целом
складывается впечатление, что на тот момент у русских дипломатов отсутство-
вала единая концепция сибирской и ногайской политики, несмотря на то, что
намечалось охлаждение крымско-ногайских отношений (Исин, 2000, с.102), свя-
занное с недовольством ногаев реальными результатами московских походов.
В 1573 году Кучум отказывается от ранее выплачиваемой дани (Щеглов, 1993,
с.29), что связано с последствиями крымского похода на Москву и приводит к
охлаждению отношений между Сибирским ханством и Россией. Одновременно
с этим Москва, заключая ряд договоров с Хакк-Назаром, искала не только улуч-
шения торговли, но и союзников против Кучума (Абусеитова, 1985, с.54-55). В
частности, Иван IV отправил к казахам по просьбе Строгановых уже знакомого
нам Третьяка Чубукова, который был схвачен племянником Кучума Маметку-
лом в июле 1573 г. на реке Чусовой (Строгановская, 1996, с.58).  Причем, по
мнению Г.Файзрахманова, Чубуков также вез грамоту с признанием Кучумом
своей зависимости от России (Файзрахманов, 2002, с.145), хотя нам и не удалось
найти этому подтверждения в источниках. Поход Маметкула в данном случае
хорошо вписывается в обострение сибирско-русских отношений. Ведь недаром

131
в жалованной грамоте Строгановым от 1574 года указывалось, что Маметкул
пограбил многих остяков, как до того собирал дань с остяков, вогуличей и югры,
ранее плативших ясак в Москву, увел черемис, а на Пермь лишь дорогу спраши-
вал (Миллер, 2005, с.332-333). Впрочем, ожидаемого похода на Пермь со сторо-
ны сибиряков так и не состоялось. На наш взгляд, в данном случае действия
Маметкула следует рассматривать не как стремление к прямому столкновению
с Москвой, а как продолжение политики по обложению данью сибирского насе-
ления, которая, как уже об этом говорилось ранее, являлась неотъемлемой час-
тью государственной идеологии Сибирского ханства.  Вопрос о том, чьи данщи-
ки жили в Зауралье, решенный Москвой в свою пользу, не был столь очевиден
для Искера.
В ответ на эту политику Иван IV выдал в мае 1574 года грамоту Строгановым,
которая расширяла данные  им два года назад полномочия на набор военных
людей. Текст документа говорил о том, что земли на Тахчее и Тоболе передаются
под их управление, им разрешалось там строить крепости для защиты русских
данников от ногаев и сибиряков, а также насильно приводить последних к дани
русскому царю. Грамота подчеркивала: «в нашей отчине за Югорским камнем,
в Сибирской Украине, меж Сибири и Нагаи, Тахчеи и Тобол река с реками и
озерами, и до вершин, где збираютца ратные люди Сибирскова салтана да ходят
ратью». Предлагалось также освободить всех насельников этих земель на 20 лет
от податей, а также разрешить бухарцам и казахам торговать беспошлинно (Мил-
лер, 2005, с.332-334). Последнее было чрезвычайно важно с учетом расширения
здесь бухарской торговли (Зияев, 1983, с.19).
По сути, передавая эти земли, царь юридически подчеркивал то, что ими от
его руки владели сибирские князья Тайбугиды, а Кучум рассматривался как
незаконный с точки зрения русских правитель. К тому же в русском понимании
эти земли вполне подходили под пустые: «на том месте пашни не пахиваны и
дворы деи не стаивали, и в мою деи цареву и великого князя казну с того места
пошлина никакая не бывала, и ныне не отданы никому…» (Дополнения, 1846,
с.168). Таким образом, обострение отношений на этом этапе привело только к
тому, что часть бывших русских данщиков, в частности черемисов, стали пла-
тить дань в Искер, а в ответ царь ограничился лишь расширением полномочий
Строгановых, которые не имели к этому никаких возможностей.
Активизация внешней политики Сибирского ханства сопровождалась и неко-
торыми изменениями внутри данного объединения, в частности, связанными с
политикой исламизации. Как было показано выше, отдельные попытки по при-
ведению сибирского населения в мусульманскую веру проводились и ранее.
Однако, по предположению М.А.Усманова, в ситуации обострения отношений
с христианскими государствами укрепление внутренних позиций ислама явля-
ется логичным продолжением ханской политики (Усманов, 1985, с.179-182). Воз-
никает резонный вопрос: мог ли ислам в таком случае быть одним из подходов в
политике по объединению улуса или, по крайней мере, воспринимался ли тако-
вым самим ханом? Ведь, по некоторым данным, даже в результате реформ Узбе-

132
ка ислам приняла лишь политическая элита, причем, скорее всего, только ее
отдельные группы, непосредственно связанные с азиатской торговлей (Кульпин,
2006, с.41-42).
По мнению Г.Ф.Миллера, при Кучуме в Сибири впервые была введена маго-
метанская вера, хотя с позиций современных исследований сибирской истории
очевидно, что подобные попытки проводились Чингизидами на этой террито-
рии и в предыдущее время. При этом подчеркивается, что проповедники ислама
приходили и до этого, но «многие их них кончили за то свою жизнь мученичес-
кой смертью». Кучум также при проведении исламизации столкнулся с больши-
ми трудностями, поскольку подданные готовы были платить дань, но не доста-
точно было отдать приказ о смене веры. По этой причине  Муртаза, отец Кучу-
ма, отправил ему в помощь  старшего брата Ахмед-Гирея с войском и мусуль-
манскими священниками различного уровня. Исламизация проводилась насиль-
ственно, «а некоторые упорно сопротивлявшиеся поплатились даже за это своею
жизнью» (Миллер, 1937, с.198-199). Предполагается, что исламизация была не-
обходима для усиления контроля над территорией Сибирского ханства (Несте-
ров, 1988, с.17), хотя, как уже было отмечено выше, в высшей степени сомни-
тельно, чтобы этот способ срабатывал в кочевой среде.
В результате в более поздних источниках встречается информация о том, что
некоторые татарские роды, а также остяки, жившие далеко от столицы, так и оста-
лись идолопоклонниками. Такие сообщения, в частности, предшествуют летопис-
ному рассказу о  начале похода Ермака в Сибирь, то есть относятся к концу прав-
ления Кучума в Искере, хотя, возможно, отражают ситуацию и более позднего
времени. Указывается, что «тотар(ов)я закон Моаметов держат», однако в отноше-
нии других групп населения говорится о том, что их религия не ясна, или, как в
отношении остяков и самоядов: «…идолам поклоняются и жертвы приносят…»
(ПСРЛ, 1987, с.45). Так,  Г.Ф.Миллер сообщает, что даже в его время «многие…бы-
ли язычниками; те же, которые уже давно признали магометанскую веру, только
несколько лет назад приняли обрезание, и то лишь после того, как к ним тайно
прибыл посланный магометанского духовного главы из Томска и Тары и под уг-
розой наказания за непослушание принудил их согласиться» (Миллер, 1937, с.199).
Хотя влияние ислама на сибирских татар по Иртышу, Тоболу и Ишиму именно в
эти годы значительно усиливается, но широкое распространение мусульманских
идей в регионе началось только в XVII - начале XVIII вв. (Ярзуткина, 2002, с.504).
Источники не содержат однозначных данных о результатах работы мусуль-
манских миссий в этот период, однако для нас особенно интересен вопрос о
намеченных в источниках закономерностях взаимоотношений между Кучумом
и Ахмед-Гиреем. У Н.Ф.Катанова идет речь о том, что в Искер было подготовле-
но две мусульманские миссии  в 1572 и 1574 годах. Причина первой скрывалась
в желании Кучума получить для наставления в вере потомков сеида и шейха, в
том числе и в связи со смертью предыдущего главы мусульман в Сибири. При
этом, послы Кучума обратились непосредственно в Бухару, но миссия собира-
лась в Ургенче, входившем в состав Хивинского ханства, что само по себе весь-

133
ма странно, учитывая сложные отношения между лидерами этих объединений
(Бартольд, 1968-а, с.555). Возможно, что уже первую миссию сопровождал (или,
по крайней мере, участвовал в подготовке) старший брат хана Ахмед-Гирей-
султан, который, впрочем, здесь пробыл не более года, возможно, по причине
необходимости принять юрт из рук умершего отца (Миллер, 2005, с.195). Судя по
всему, основное место деятельности миссии располагалось не на Тоболе, а го-
раздо южнее, в Саргатской волости на Ишиме. Спустя два года Ярым-сеид, на-
значенный хакимом, умер, а Шербати-шейх вернулся в Ургенч. В рассматривае-
мом нами источнике не идет речи  о массовом сопротивлении татар исламиза-
ции, а следовательно, о насильственной смерти кого-либо из миссионеров. Од-
нако факт возврата Шербати-шейха наводит на мысль о том, что первые резуль-
таты были отнюдь не удовлетворительными.
В результате этого Кучум обратился в 1574 году в Бухару с новым письмом с
аналогичной просьбой. В Ургенче вновь собрали миссию во главе с тем же
Шербати-шейхом и Дин-Али-ходжой, родственником умершего ярым-сеида. В
Бухаре они для защиты в связи с опасной дорогой получили в помощь 100 чело-
век во главе с Ахмед-Гиреем. Кстати, он все еще оставался султаном, хотя его
средний брат был уже ханом. Очевидно, что к этому времени Ахмед-Гирей,
который, видимо, был связан со среднеазиатскими ногаями, испытывал опреде-
ленные притеснения от казахов и не надеялся получить юрт. По приходу в Си-
бирь Кучум уступил своему брату престол, на котором последний находился
вплоть до своей смерти спустя четыре года в 1578 г., когда престол вновь занял
Кучум (Катанов, 1897, с.51-60). Впрочем, и в дальнейшем именно бухарцы игра-
ли основную роль в распространении ислама в Сибири (Ядринцев, 2000, с.37-
38). По предположению М.Абдирова, Дин-Али-ходжа был постоянным послом
бухарского хана Абдуллы в Сибири, в результате одна из дочерей Кучума была
выдана замуж за ходжу (Абдиров, 1996, с.51, 57).
Хотя в родословной Дин-Али-ходжи в смерти Ахмед-Гирея нет ничего стран-
ного, иные легенды сибирских татар позволяют взглянуть на это событие по-
другому, в частности увязывая ее с той внешнеполитической ситуаций, которая
возникла в степях в правление казахского хана Хак-Назара. Ведь недаром вину за
смерть хана возлагают как на бухарцев, так и на ногайского бека Ших-Мамая,
активно вмешивавшегося в сибирские дела (Трепалов, 2002, с.209-210). В этих
источниках говорится, что Ахмед-Гирей-хан был предположительно убит своим
тестем Ших-Мамаем, и его место занял Кучум, который и перевел свой юрт на
Тобол (Катанов, 2004, с.148). Однако в казахских источниках убийство Ахмед-
Гирея связывают не с Ших-Мамаем, к тому времени уже давно умершим, а с
Шигай-ханом, союзником и будущим наследником Хакк-Назара (Кляшторный,
Султанов, 1992, с.292-293). Значительные интересы этого хана в Сибири подчер-
киваются Кадыр-Али-беком, который сообщает о том, что жена Шигай-хана так-
же была из Сибири и видимо происходила из чатских татар, которые в начале
1550-х гг. уничтожили другого казахского хана Тугума (Атыгаев, 2007, с.58-59).
Конкретные причины убийства Шигаем Ахмед-Гирея были, скорее всего,

134
связаны с противостоянием именно в эти годы Сибирского ханства казахам, хотя
легенды говорят о более «романтичной» версии, связанной с местью за дочь
(Абдиров, 1996, с.58). «Керей соединил свою собственную жену с одним куплен-
ным рабом. Услышавши об этом, тесть Керей-хана рассердился на него, напоил
допьяна и привязал к его к хвосту лошади», но при этом на убийство подбивал не
сам тесть, а его сын, говоривший «…не отпускай его, - он сделался большим
богатырем; если освободишь его, то он уничтожит твой собственный народ»
(Катанов, 2004, с.148).  Кстати, Кучум также был женат на дочери Шигай-хана
(Катанов, 1897, с.60).
Таким образом, есть резон говорить о том, что в период с 1572 по 1578 г.
Кучум и Ахмед-Гирей правили либо совместно, либо поочередно. Исходя из
контекста дальнейших событий, можно предположить, что Ахмед-Гирей отве-
чал за азиатское направление внешней политики, а Кучум - за российское, что
потенциально приводило к неизвестности ханов за пределами их деятельности.
Только после убийства старшего брата Кучум-хан стал править единолично.
В 1576-1577 гг. в документах вновь отмечается активизация деятельности Ку-
чум-хана, в частности на ногайском направлении. В.В.Трепавлов пишет, что в
1576 к нему на службу пришел мирза Каракул, сын умершего бия начала XVI
века Агиша (Трепавлов, 1997, с.182). Кстати, в начале 1580-х гг. тот же мирза
оказался в окружении прорусски настроенного Ураз-Мухаммеда, старшего сына
бия Дин-Ахмеда (Трепавлов, 2002-а, с.324). Известно, что посольство из Сибири
в 1577 г. дошло и до Крымского ханства (Копылов, 1974, с.35).
В июле 1577 года в Москву приходит отчет от детей боярских о поездке к
ногаям, который, видимо, отражает ситуацию весны этого года. В отчете Тимо-
фея Лачинова говорится, что к Ак-мирзе, который являлся лидером Шихмаме-
вичей и играл значительную роль в ногайской политике, приезжал посол Таилак
за лошадьми и овцами, которые по договору Кучум должен был получить за
свою дочь, выданную замуж за Ак-мирзу. При этом Таилак встречался с Лачи-
новым и говорил, что «государь его Кучюм хочет впередь государю Царю и
Великому Князю в дружбе бытии, и вперед от Государя не отстаточну быть, и
хочет… в том и правду дати по своей вере» (ПДРВ, 1801, с.189). Другим послом
Семеном Мальцовым было сообщено, что тогда же старший сын Кучума Алей
женился на дочери ногайского бия Дин-Ахмеда (ПДРВ, 1801. с.193). Недаром
летом того же года сам ногайский бий в письме в Москву также пишет о «сва-
товстве с сибирским царем Кучумом» и далее просит «и хто его будет посол, и
тыбе его пожаловал почтил…» (ПДРВ, 1801, с.222). По подсчетам В.В.Трепавло-
ва, «по меньшей мере четверо… ногайских мирз женились на дочерях Кучума,
а сам он взял за себя ногайскую «княжну» (Трепавлов, 2002-а, с.373.)
В марте 1578 г. ногайскому бию Дин-Ахмеду из Москвы сообщали: «И у нас
летом посол Кучюма царя сибирского был. А присылал Кучюм царь к нам  бити
челом о том, которая наша дань была на сибирской земле издавна от наших
прародителей, и он давать хочет, а нам бы гнев свой отложити и держать к нему
свое жалованье». Было принято решение отправить в  Сибирь с жалованной

135
грамотой дорогу Добычу Лачинова «и дань свою  имать постарине» (ПДРВ,
1801, с.281). Видимо, этот даруга и в реальности собрал дань (Исин, 2002, с.105).
В то же время, не все в отношениях с ногаями было так хорошо. Незадолго до
упомянутого выше ответа Дин-Ахмеду в Москву приходит письмо от Хан-мир-
зы, сына Уруса, который занимал в Ногайской Орде на тот момент второй по
значимости после бия пост нурадина. В нем с намеком на верность России про-
тив Крыма мирза пишет: «Да бью челом, с Тюменским и с Сибирским ратным
учинился есмя, чтоб еси рати пожаловал. А болши Сибирского недруга у нас
нет. А у меня своих воинских людей двадцать тысяч, чтоб еси пожаловал десять
тысяч людей рати дал, Сибирь воевати. А мне до отца своего до Уруса дела нет, и
до дяди своего до князя дел нет же» (ПДРВ, 1801, с.268-269). Иван IV ответил не
напрямую Хан-Мирзе, статус которого во внешней политике был невысок, а
самому Дин-Ахмеду. Причем ответ был достаточно жесткий, намекающий на
то, что бию необходимо самому разбираться в своих делах: «И мы рати ему не
дали и ему отказали, чтоб он вперед так с молодости без Урусова ведома не
писал к нам в своих грамотах» (ПДРВ, 1801, с.281). В то же время, хотя в грамотах
везде и указывается непричастность Уруса, следует учитывать, что сами бий
Дин-Ахмед и нурадин Урус в  это время находились в конфликте, который разре-
шился только в связи со смертью первого в мае 1578 года (Трепавлов, 2002-а,
с.318-319). Однако сам тон ответа и отказ в поддержке военного вмешательства в
сибирские дела однозначно может свидетельствовать о нежелании русского пра-
вительства начинать в конце 1570-х гг. конфликт с Кучумом.
В 1579 году бухарский хан Абдулла II, будучи лидером антиказахского союза,
идет на сближение с Хакк-Назаром, и в результате уже следующий хан этого
объединения знакомый нами Шигай был ставленником Бухары (Абусеитова, 1985,
с.55). Данное событие привело к окончательному превращению степного мира
в единое пространство, где наибольшим лидером  выступал бухарский хан, а
военную силу контролировали ногаи. На этот момент основным объектом гра-
бежа выступали казахи, но никто не желал обострения отношений с могуще-
ственным русским царем, несмотря на попытки ногаев несколько ужесточить
русскую политику. В этом отношении Кучум как еще одна сторона степной
политики выступал сторонником подобных действий, что, в частности, подтвер-
ждается расширением его связей с сыном Дин-Ахмада Ураз-Мухаммедом,  ко-
торый вскоре женился на дочери Кучума Карамыш и получил ссуду в пять ты-
сяч алтын. В ногайской среде именно этот представитель правящей династии
был наиболее промосковски настроен (Трепавлов, 2002-а, с.322-323, 372-373).
Тем самым замирение на южных границах не привело к открытому столкнове-
нию с Москвой, поскольку в этот период в нем не был заинтересован никто из
союзников Кучума. Автор вполне согласен с точкой зрения Е.А.Рябининой, выс-
казанной ей в подготовляемой к защите кандидатской диссертации, о немотиви-
рованной агрессии Строгановых против Сибирского ханства, выразившейся в
частном по своему характеру грабительском походе Ермака.
В этой связи возникает вопрос о характере русской политики Сибирского

136
ханства и ее связи с походом Ермака, приведшим к падению этого объединения.
Летом 1581 года пелымский князь совершил нападение на строгановские владе-
ния: «приходил деи войною Пелымской князь с вогуличи на их слободы, и дерев-
ни многие выжгли, и крестьян в полон емлют; и ныне … стоит около Чюсовского
острогу» (Миллер, 2005, с. 335). Данная информация подтверждается Строга-
новской летописью, где уточняется, что походом руководил вогульский мирза
Бегбелия Агтаков, причем подчеркивается, что это был уже второй приход вогу-
лов на Пермь (Строгановская, 1907, с.9).
Осенью 1582 года, уже после ухода Ермака в сибирский поход, был совершен
набег на пермские городки и Чердынь: «Пелынской князь с сибирскими людьми
и с вогуличи, приходил войною на наши Пермьские места, и к городу к Чердыни
к острогу приступал, и наших людей поболи, и многие убытки нашим людям
починили» (Миллер, 2005, с. 335). Следует учитывать, что авторы Строгановской
летописи, в отличие от иных источников, уже строительство крепостей в 1558
году, как и в более позднее время, мотивировали постоянной агрессией ногаев и
сибиряков (Строгановская, 1907, с.2 и далее). Тем самым подводилось идеологи-
ческое обоснование под возможную войну с ханством.
В Строгановской летописи говорится о том, что пелымский князь напал вме-
сте с отрядом из татар, остяков, вогулов, вотяков и башкир.  В то же время, в
отношении рассматриваемого события впервые уточняется, что в походе уча-
ствовали «мурзы и уланы Сибирской земли» (Строгановская, 1996, с.62; Усма-
нов, 1982, с.163). Однако сама фраза о том, что поход возглавлял пелымский
князь, отрицает возможность подчинения ему более значимых по своему стату-
су огланов, то есть царевичей, из рода Кучума. К тому же Пелымское княжество
в это время было независимым от ханства Кучума и проводило самостоятель-
ную политику. Р.Г.Скрынников вообще пишет о том, что в ходе этого похода
«лучших сибирских людей» возглавлял старший сын Кучума Алей (Скрынников,
1986, с.216-218). Однако, на наш взгляд, эта, казалось бы, логичная версия не
находит подтверждения в источниках.
Имеющиеся источники не подтверждают предполагаемого роста агрессив-
ности сибирского хана в начале 1580-х гг. как возможной причины для нападения
отряда Ермака. Напротив, подчеркивается, что нападения остяков и вогулов были
связаны с деятельностью промышленников Строгановых, занимавшихся откро-
венным грабежом местного населения (Скрынников, 1986, с. 126). В наиболее
явной форме это фиксируется в «опальной» грамоте Ивана IV к Строгановым в
1582 году: «…и то зделалось вашею изменою: вы вогуличь и вотяков и пелынцов
от нашего жалования отвели, и их задирали и войною на них приходили, да тем
задором с Сибирским салтаном ссорили нас»  (Миллер, 2005, с. 335).
Таким образом, поход Ермака в 1582 году мог рассматриваться как необос-
нованная агрессия против независимого ханства и не укладывался в общую кон-
цепцию геополитических устремлений России, в частности, в  восточное на-
правление политики, в рамках которого с татарскими объединениями пытались
искать мира и дружбы. К этому времени Москва уже достигла потенциально

137
необходимых для целостности государства границ по Уралу и Сибири и, как
складывается впечатление, не была готова к выходу на обширные сибирские
земли. К тому же, по мнению В.В.Пестерева, «к началу 80-х годов XVI века внеш-
неполитические неудачи Русского государства и внутренняя нестабильность
сильно отразились на способности государства к адекватной оценке собствен-
ных возможностей», а также прослеживается боязнь действий, которые могли
бы это положение еще более ухудшить (Пестерев, 2005, с.51). В данном случае
поход был инициативой конкретных людей, которые обладали значительным им-
мунитетом от государственной политики. Не вдаваясь в подробности самого
похода и его конкретные результаты, отметим, что, на наш взгляд, именно это
событие стало той гранью, которая отделила Сибирь средневековую от Сибири
нового времени. Конечно, борьба Кучума и его потомков за реставрацию Си-
бирского ханства, а в конечном итоге за собственное выживание, продолжалась
еще на протяжении почти столетия. Если взглянуть на эти события с точки зре-
ния Кучумовичей, то они  продолжали себя считать независимыми правителями,
что подчеркивалось и в титулатуре, и в самой церемонии въезда пленных предста-
вителей этой династии в Москву, что могло рассматриваться как форма выраже-
ния «имперского триумфа» (Акты, 1841-б, с.8 и далее). Однако обозначившаяся
русская доминанта и переход сибирского вопроса из сферы внешней во внутри-
политическую говорит в пользу того, что дальнейшие события должны уже рас-
сматриваться с иной точки зрения и в другом историческом контексте.
Само же поражение Кучума было предрешено эволюционными особеннос-
тями Сибирского ханства, несоответствием между его внутренними возможно-
стями и внешними запросами. Кризис ханства стал одним из звеньев постепен-
ного расширения власти Москвы в лесостепной и степной зоне Западной Сиби-
ри. Причины поражения следует искать не в слабости сибирского войска и тем
более не в нежелании оборонять якобы незаконного хана, а в том, что татары,
вооруженные в контексте степных достижений, привыкли к традиционным вой-
нам и были не готовы к иной тактике (Худяков, 2000, с.268-271; Герасимов, Шлю-
шинский, 2006, с.138). Не менее важным было то, что сибирские лидеры не смог-
ли  предложить единой идеологии, которая смогла бы всех сплотить, а само хан-
ство представляло разношерстный по своим характеристикам и статусу набор
улусов. Хан Кучум и его потомки, несмотря на почти вековое сопротивление,
были обречены в контексте начавшегося общего кризиса степной государствен-
ности под давлением расширяющихся оседлых государств. Этот процесс был
закономерен для исследуемого периода, и гибель Сибирского ханства стала од-
ним из компонентов постепенного исчезновения феномена кочевого могуще-
ства в Евразии.

138

жүктеу/скачать 2,98 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: