Евгений Львович Шварц Два брата

Евгений Львович Шварц 

   

 

Два брата 

   

 

Деревья  разговаривать  не  умеют  и  стоят  на  месте,  как  вкопанные,  но  все-таки  они 

живые. Они дышат. Они растут всю жизнь. Даже огромные старики-деревья и те каждый год 

подрастают, как маленькие дети. Стада пасут пастухи, а о лесах заботятся лесничие. И вот в 

одном  огромном  лесу  жил-был  лесничий,  по  имени  Чернобородый. Он  целый  день  бродил 

взад и вперед по лесу, и каждое дерево на своем участке знал он по имени. В лесу лесничий 

всегда был весел, но зато дома он часто вздыхал и хмурился. В лесу у него все шло хорошо, а 

дома  бедного  лесничего  очень  огорчали  его  сыновья.  Звали  их  Старший  и  Младший. 

Старшему  было  двенадцать  лет,  а  Младшему  –  семь.  Как  лесничий  ни  уговаривал  своих 

детей, сколько ни просил, – братья ссорились каждый день, как чужие. 

И  вот  однажды  –  было  это  двадцать  восьмого  декабря  утром  –  позвал  лесничий 

сыновей и сказал, что елки к Новому году он им не устроит. За елочными украшениями надо 

ехать  в  город.  Маму  послать  –  ее  по  дороге  волки  съедят.  Самому  ехать  –  он  не  умеет  по 

магазинам  ходить.  А  вдвоем  ехать  тоже  нельзя.  Без  родителей  старший  брат  младшего 

совсем погубит. 

Старший  был  мальчик  умный.  Он  хорошо  учился,  много  читал  и  умел  убедительно 

говорить. И вот он стал убеждать отца, что он не обидит Младшего и что дома все будет в 

полном порядке, пока родители не вернутся из города. 

– Ты даешь мне слово? – спросил отец. 

– Даю честное слово, – ответил Старший. 

– Хорошо, – сказал отец. – Три дня нас не будет дома. Мы вернемся тридцать первого 

вечером, часов в восемь. До этого времени ты здесь будешь хозяином. Ты отвечаешь за дом, 

а главное – за брата. Ты ему будешь вместо отца. Смотри же! 

И  вот  мама  приготовила  на  три  дня  три  обеда,  три  завтрака  и  три  ужина  и  показала 

мальчикам,  как  их  нужно  разогревать.  А  отец  принес  дров  на  три  дня  и  дал  Старшему 

коробку  спичек.  После  этого  запрягли  лошадь  в  сани,  бубенчики  зазвенели,  полозья 

заскрипели, и родители уехали. 

Первый день прошел хорошо. Второй  – еще лучше. И вот наступило тридцать первое 

декабря.  В  шесть  часов  накормил  Старший  Младшего  ужином  и  сел  читать  книжку 

«Приключения  Синдбада-Морехода».  И  дошел  он  до  самого  интересного  места,  когда 

появляется  над  кораблем  птица  Рок,  огромная,  как  туча,  и  несет  она  в  когтях  камень 

величиною с дом. Старшему хочется узнать, что будет дальше, а Младший слоняется вокруг, 

скучает, томится. И стал Младший просить брата: 

– Поиграй со мной, пожалуйста. 

Их ссоры всегда так и начинались. Младший скучал без Старшего, а тот гнал брата безо 

всякой  жалости  и  кричал:  «Оставь  меня  в  покое!»  И  на  этот  раз  кончилось  дело  худо. 

Старший  терпел-терпел,  потом  схватил  Младшего  за  шиворот,  крикнул:  «Оставь  меня  в 

покое!» – вытолкал его во двор и запер дверь. 

А ведь зимой темнеет рано, и во дворе стояла уже темная ночь. Младший забарабанил в 

дверь кулаками и закричал: 

– Что ты делаешь! Ведь ты мне вместо отца! 

У Старшего сжалось на миг сердце, он сделал шаг к двери, но потом подумал: «Ладно, 

ладно.  Я  только  прочту  пять  строчек  и  пущу  его  обратно.  За  это  время  ничего  с  ним  не 

случится».  И  он  сел  в  кресло  и  стал  читать  и  зачитался,  а  когда  опомнился,  то  часы 

показывали уже без четверти восемь. Старший вскочил и закричал: 

– Что же это! Что я наделал! Младший там на морозе, один, неодетый! 

И он бросился во двор. Стояла темная-темная ночь, и тихо-тихо было вокруг. Старший 

во весь голос позвал Младшего, но никто ему не ответил. Тогда Старший зажег фонарь и с 

фонарем обыскал все закоулки во дворе. Брат пропал бесследно. 

Свежий  снег  запорошил  землю,  и  на  снегу  не  было  следов  Младшего.  Он  исчез 

неведомо куда, как будто его унесла птица Рок. Старший горько заплакал и громко попросил 

у Младшего прощенья. Но и это не помогло. Младший брат не отзывался. 

Часы  в  доме  пробили  восемь  раз,  и  в  ту  же  минуту  далеко-далеко  в  лесу  зазвенели 

бубенчики.  «Наши  возвращаются,  –  подумал  с  тоскою  Старший.  –  Ах,  если  бы  все 

передвинулось  на  два  часа  назад!  Я  не  выгнал  бы  младшего  брата  во  двор.  И  теперь  мы 

стояли бы рядом и радовались». 

А бубенчики звенели все ближе и ближе; вот стало слышно, как фыркает лошадь, вот 

заскрипели полозья, и сани въехали во двор. И отец выскочил из саней. Его черная борода на 

морозе покрылась инеем и теперь была совсем белая. Вслед за отцом из саней вышла мать с 

большой корзинкой в руке. И отец и мать были веселы, – они не знали, что дома случилось 

такое несчастье. 

– Зачем ты выбежал во двор без пальто? – спросила мать. 

– А где Младший? – спросил отец. 

Старший не ответил ни слова. 

– Где твой младший брат? – спросил отец еще раз. 

И  Старший  заплакал.  И  отец  взял  его  за  руку  и  повел  в  дом.  И  мать  молча  пошла  за 

ними.  И  Старший  все  рассказал  родителям.  Кончив  рассказ,  мальчик  взглянул  на  отца.  В 

комнате  было  тепло,  а  иней  на  бороде  отца  не  растаял.  И  Старший  вскрикнул.  Он  вдруг 

понял, что теперь борода отца бела не от инея. Отец так огорчился, что даже поседел. 

– Одевайся, – сказал отец тихо. – Одевайся и уходи. И не смей возвращаться, пока не 

разыщешь своего младшего брата. 

–  Что  же,  мы  теперь  совсем  без  детей  останемся?  –  спросила  мать  плача,  но  отец  ей 

ничего не ответил. 

И Старший оделся, взял фонарь и вышел из дому. Он шел и звал брата, шел и звал, но 

никто  ему  не  отвечал.  Знакомый  лес  стеной  стоял  вокруг,  но  Старшему  казалось,  что  он 

теперь один на свете. Деревья, конечно, живые существа, но разговаривать они не умеют и 

стоят на месте, как вкопанные. А кроме того, зимою они спят крепким сном. И мальчику не с 

кем было поговорить. Он шел по тем местам, где часто бегал с младшим братом. И трудно 

было  ему  теперь  понять,  почему  это  они  всю  жизнь  ссорились,  как  чужие.  Он  вспомнил, 

какой Младший был худенький, и как на затылке у него прядь волос всегда стояла дыбом, и 

как  он  смеялся,  когда  Старший  изредка  шутил  с  ним,  и  как  радовался  и  старался,  когда 

Старший принимал его в свою игру. И Старший так жалел брата, что не замечал ни холода, 

ни темноты, ни тишины. Только изредка ему становилось очень жутко, и он оглядывался по 

сторонам, как заяц. Старший, правда, был уже большой мальчик, двенадцати лет, но рядом с 

огромными деревьями в лесу он казался совсем маленьким. 

Вот кончился участок отца и начался участок соседнего лесничего, который приезжал в 

гости  каждое  воскресенье  играть  с  отцом  в  шахматы.  Кончился  и  его  участок,  и  мальчик 

зашагал  по  участку  лесничего,  который  бывал  у  них  в  гостях  только  раз  в  месяц.  А  потом 

пошли участки лесничих, которых мальчик видел только раз в три месяца, раз в полгода, раз 

в год. Свеча в фонаре давно погасла, а Старший шагал, шагал, шагал все быстрее и быстрее. 

Вот уже кончились участки таких лесничих, о которых Старший только слышал, но не 

встречал  ни  разу  в  жизни.  А  потом  дорожка  пошла  все  вверх  и,  вверх,  и,  когда  рассвело, 

мальчик  увидел:  кругом,  куда  ни  глянешь,  все  горы  и  горы,  покрытые  густыми  лесами. 

Старший остановился. Он знал, что от их дома до гор семь недель езды. Как же он добрался 

сюда за одну только ночь? 

И вдруг мальчик услышал где-то далеко-далеко легкий звон. Сначала ему показалось, 

что это звенит у него в ушах. Потом он задрожал от радости, – не бубенчики ли это? Может 

быть, младший брат нашелся и отец гонится за Старшим в санях, чтобы отвезти его домой? 

Но звон не приближался, и никогда бубенчики не звенели так тоненько и так ровно. 

– Пойду и узнаю, что там за звон, – сказал Старший. 

Он шел час, и два, и три. Звон становился все громче и громче. И вот мальчик очутился 

среди удивительных деревьев, – высокие сосны росли вокруг, но они были прозрачные, как 

стекла.  Верхушки  сосен  сверкали  на  солнце  так,  что  больно  было  смотреть.  Сосны 

раскачивались  на  ветру,  ветки  били  о  ветки  и  звенели,  звенели,  звенели.  Мальчик  пошел 

дальше  и  увидел  прозрачные  елки,  прозрачные  березы,  прозрачные  клены.  Огромный 

прозрачный  дуб  стоял  среди  поляны  и  звенел  басом,  как  шмель.  Мальчик  поскользнулся  и 

посмотрел  под  ноги.  Что  это?  И  земля  в  этом  лесу  прозрачна!  А  в  земле  темнеют  и 

переплетаются, как змеи, и уходят в глубину прозрачные корни деревьев. Мальчик подошел 

к  березе  и  отломил  веточку.  И,  пока  он  ее  разглядывал,  веточка  растаяла,  как  ледяная 

сосулька. И Старший понял: лес, промерзший насквозь, превратившийся в лед, стоит вокруг. 

И растет этот лес на ледяной земле, и корни деревьев тоже ледяные. 

– Здесь такой страшный мороз, почему же мне не холодно? – спросил Старший. 

– Я распорядился, чтобы холод не причинил тебе до поры до времени никакого вреда, – 

ответил кто-то тоненьким звонким голосом. 

Мальчик оглянулся. Позади стоял высокий старик в шубе, шапке и валенках из чистого 

снега.  Борода  и  усы  старика  были  ледяные  и  позванивали  тихонько,  когда  он  говорил. 

Старик смотрел на мальчика не мигая. Не доброе и не злое лицо его было до того спокойно, 

что у мальчика сжалось сердце. А старик, помолчав, повторил отчетливо, гладко, как будто 

он читал по книжке или диктовал: 

–  Я.  Распорядился.  Чтобы  холод.  Не  причинил.  Тебе.  До  поры  до  времени.  Ни 

малейшего вреда. Ты знаешь, кто я? 

– Вы как будто Дедушка Мороз? – спросил мальчик. 

– Отнюдь нет! – ответил старик холодно. – Дедушка Мороз – мой сын. Я проклял его, – 

этот здоровяк слишком добродушен. Я – Прадедушка Мороз, а это совсем другое дело, мой 

юный друг. Следуй за мной. 

И  старик  пошел  вперед,  неслышно  ступая  по  льду  своими  мягкими  белоснежными 

валенками. Вскоре они остановились у высокого крутого холма. Прадедушка Мороз порылся 

в снегу, из которого была сделана его шуба, и вытащил огромный ледяной  ключ. Щелкнул 

замок, и тяжелые ледяные ворота открылись в холме. 

– Следуй за мной, – повторил старик. 

– Но ведь мне нужно искать брата! – воскликнул мальчик. 

– Твой брат здесь, – сказал Прадедушка Мороз спокойно, – Следуй за мной. 

И  они  вошли  в  холм,  и  ворота  со  звоном  захлопнулись,  и  Старший  оказался  в 

огромном,  пустом,  ледяном  зале.  Сквозь  открытые  настежь  высокие  двери  виден  был 

следующий зал, а за ним еще и еще. Казалось, что нет конца этим просторным, пустынным 

комнатам.  На  стенах  светились  круглые  ледяные  фонари.  Над  дверью  в  соседний  зал,  на 

ледяной табличке, была вырезана цифра «2». 

–  В  моем  дворце  сорок  девять  таких  зал.  Следуй  за  мной,  –  приказал  Прадедушка 

Мороз. 

Ледяной  пол  был  такой  скользкий,  что  мальчик  упал  два  раза,  но  старик  даже  не 

обернулся.  Он  мерно  шагал  вперед  и  остановился  только  в  двадцать  пятом  зале  ледяного 

дворца.  Посреди  этого  зала  стояла  высокая  белая  печь.  Мальчик  обрадовался.  Ему  так 

хотелось  погреться.  Но  в  печке  этой  ледяные  поленья  горели  черным  пламенем.  Черные 

отблески  прыгали  по  полу.  Из  печной  дверцы  тянуло  леденящим  холодом.  И  Прадедушка 

Мороз опустился на ледяную скамейку у ледяной печки и протянул свои ледяные пальцы к 

ледяному пламени. 

– Садись рядом, померзнем, – предложил он мальчику. 

Мальчик  ничего  не  ответил.  А  старик  уселся  поудобнее  и  мерз,  мерз,  мерз,  пока 

ледяные поленья не превратились в ледяные угольки. Тогда Прадедушка Мороз заново набил 

печь ледяными дровами и разжег их ледяными спичками. 

– Ну, а теперь я некоторое время посвящу беседе с тобою, – сказал он мальчику. – Ты. 

Должен. Слушать. Меня. Внимательно. Понял? 

Мальчик кивнул головой. И Прадедушка Мороз продолжал отчетливо и гладко: 

– Ты. Выгнал. Младшего брата. На мороз. Сказав. Чтобы он. Оставил. Тебя. В покое. 

Мне нравится этот поступок. Ты любишь покой так же, как я. Ты останешься здесь навеки. 

Понял? 

– Но ведь нас дома ждут! – воскликнул Старший жалобно. 

– Ты. Останешься. Здесь. Навеки, – повторил Прадедушка Мороз. 

Он  подошел  к  печке,  потряс  полами  своей  снежной  шубы,  и  мальчик  вскрикнул 

горестно. Из снега на ледяной пол посыпались птицы. Синицы, поползни, дятлы, маленькие 

лесные зверюшки, взъерошенные и окоченевшие, горкой легли на полу. 

– Эти суетливые существа даже зимой не оставляют лес в покое, – сказал старик. 

– Они мертвые? – спросил мальчик. 

–  Я  успокоил  их,  но  не  совсем,  –  ответил  Прадедушка  Мороз.  –  Их  следует  вертеть 

перед  печкой,  пока  они  не  станут  совсем  прозрачными  и  ледяными.  Займись.  Немедленно. 

Этим. Полезным. Делом. 

– Я убегу! – крикнул мальчик. 

–  Ты  никуда  не  убежишь!  –  ответил  Прадедушка  Мороз твердо.  –  Брат  твой заперт  в 

сорок  девятом  зале.  Пока  что  –  он  удержит  тебя  здесь,  а  впоследствии  ты  привыкнешь  ко 

мне. Принимайся за работу. 

И  мальчик  уселся  перед  открытой  дверцей  печки.  Он  поднял  с  полу  дятла,  и  руки  у 

него  задрожали.  Ему  казалось,  что  птица  еще  дышит.  Но  старик  не  мигая  смотрел  на 

мальчика, и мальчик протянул дятла к ледяному пламени. И перья несчастной птицы сначала 

побелели,  как  снег.  Потом  вся  она  стала  твердой,  как  камень.  А  когда  она  сделалась 

прозрачной, как стекло, старик сказал: 

– Готово! Принимайся за следующую. 

До  поздней  ночи  работал  мальчик,  а  Прадедушка  Мороз  неподвижно  стоял  возле. 

Потом он осторожно уложил ледяных птиц в мешок и спросил мальчика: 

– Руки у тебя не замерзли? 

– Нет, – ответил он. 

–  Это  я  распорядился,  чтобы  холод  не  причинил  тебе  до  поры  до  времени  никакого 

вреда,  –  сказал  старик.  –  Но  помни!  Если.  Ты.  Ослушаешься.  Меня.  То  я.  Тебя.  Заморожу. 

Сиди здесь и жди. Я скоро вернусь. 

И  Прадедушка  Мороз,  взяв  мешок,  ушел  в  глубину  дворца,  и  мальчик  остался  один. 

Где-то  далеко-далеко  захлопнулась  со  звоном  дверь,  и  эхо  перекатилось  по  всем  залам.  И 

Прадедушка Мороз вернулся с пустым мешком. 

– Пришло время удалиться ко сну, – сказал Прадедушка Мороз. И он указал мальчику 

на  ледяную  кровать,  которая  стояла  в  углу.  Сам  он  занял  такую  же  кровать  в 

противоположном конце зала. 

Прошло две – три минуты, и мальчику показалось, что кто-то заводит карманные часы. 

Но  он  понял  вскоре,  что  это  тихонько  храпит  во  сне  Прадедушка  Мороз.  Утром  старик 

разбудил его. 

–  Отправляйся  в  кладовую,  –  сказал  он.  –  Двери  в  нее  находятся  в  левом  углу  зала. 

Принеси завтрак номер один. Он стоит на полке номер девять. И мальчик пошел в кладовую. 

Она  была  большая,  как  зал.  Замороженная  еда  стояла  на  полках.  И  Старший  принес  на 

ледяном блюде завтрак номер один. И котлеты, и чай, и хлеб – все было ледяное, и все это 

надо было грызть или сосать, как леденцы. 

–  Я  удалюсь  на  промысел,  –  сказал  Прадедушка  Мороз,  окончив  завтрак,  –  Можешь 

бродить по всем комнатам и даже выходить из дворца. До свиданья, мой юный ученик. 

И Прадедушка Мороз удалился, неслышно ступая своими белоснежными валенками, а 

мальчик  бросился  в  сорок  девятый  зал.  Он  бежал,  и  падал,  и  звал  брата  во  весь  голос,  но 

только эхо отвечало ему. И вот он добрался, наконец, до сорок девятого зала и остановился, 

как  вкопанный.  Все  двери  были  открыты  настежь,  кроме  одной,  последней,  над  которой 

стояла цифра «49». Последний зал был заперт наглухо. 

– Младший! – крикнул старший брат. – Я пришел за тобой. Ты здесь? 

– Ты здесь? – повторило эхо. 

Дверь  была  вырезана  из  цельного  промерзшего  ледяного  дуба.  Мальчик  уцепился 

ногтями  за  ледяную  дубовую  кору,  но  пальцы  его  скользили  и  срывались.  Тогда  он  стал 

колотить  в  дверь  кулаками,  плечом,  ногами,  пока  совсем  не  выбился  из  сил.  И  хоть  бы 

ледяная  щепочка  откололась  от  ледяного  дуба.  И  мальчик  тихо  вернулся  обратно,  и  почти 

тотчас же в зал вошел Прадедушка Мороз. И после ледяного обеда до поздней ночи мальчик 

вертел перед ледяным огнем несчастных замерзших птиц, белок и зайцев. Так и пошли дни 

за днями. И все эти дни Старший думал, и думал, и думал только об одном: чем бы разбить 

ему ледяную дубовую дверь. Он обыскал всю кладовую. Он ворочал мешки с замороженной 

капустой,  с  замороженным  зерном,  с  замороженными  орехами,  надеясь  найти  топор!  И  он 

нашел его, наконец, но и топор отскакивал от ледяного дуба, как от камня. 

И Старший думал, думал и наяву и во сне, все об одном, все об одном. А старик хвалил 

мальчика  за  спокойствие.  Стоя  у  печки  неподвижно,  как  столб,  глядя,  как  превращаются  в 

лед птицы, зайцы, белки, Прадедушка Мороз говорил: 

–  Нет,  я  не  ошибся  в  тебе,  мой  юный  друг.  «Оставь  меня  в  покое!»  –  какие  великие 

слова. С помощью этих слов люди постоянно губят своих братьев.  «Оставь меня в покое!» 

Эти. Великие. Слова. Установят. Когда-нибудь. Вечный. Покой. На земле. 

И отец, и мать, и бедный младший брат, и все знакомые лесничие говорили просто, а 

Прадедушка Мороз как будто читал по книжке, и разговор его наводил такую же тоску, как 

огромные  пронумерованные  залы.  Старик  любил  вспоминать  о  древних-древних  временах, 

когда ледники покрывали почти всю землю. 

–  Ах,  как  тихо,  как  прекрасно  было  тогда  жить  на  белом,  холодном  свете!  – 

рассказывал он, и его ледяные усы и борода звенели тихонько. Я был тогда молод и полон 

сил. Куда исчезли мои дорогие друзья  –  спокойные, солидные, гигантские мамонты! Как я 

любил  беседовать  с  ними!  Правда,  язык  мамонтов  труден.  У  этих  огромных  животных  и 

слова были огромные, необычайно длинные. Чтобы произнести одно только слово на языке 

мамонтов,  нужно  было  потратить  двое,  а  иногда  и  трое  суток.  Но.  Нам.  Некуда.  Было. 

Спешить. 

И вот однажды, слушая рассказы Прадедушки Мороза, мальчик вскочил и запрыгал на 

месте, как бешеный. 

– Что значит твое нелепое поведение? – спросил старик сухо. 

Мальчик не ответил ни слова, но сердце его так и стучало от радости. Когда думаешь 

все об одном и об одном, то непременно в конце концов придумаешь, что делать. Спички! 

Мальчик  вспомнил,  что  у  него  в  кармане  лежат  те  самые  спички,  которые  ему  дал  отец, 

уезжая в город. 

И на другое же утро, едва Прадедушка Мороз отправился на промысел, мальчик взял из 

кладовой  топор  и  веревку  и  выбежал  из  дворца.  Старик  пошел  налево,  а  мальчик  побежал 

направо,  к  живому  лесу,  который  темнел  за  прозрачными  стволами  ледяных  деревьев.  На 

самой  опушке  живого  леса  лежала  в  снегу  огромная  сосна.  И  топор  застучал,  и  мальчик 

вернулся во дворец с большой вязанкой дров. У ледяной дубовой двери в сорок девятый зал 

мальчик разложил высокий костер. Вспыхнула спичка, затрещали щепки, загорелись дрова, 

запрыгало  настоящее  пламя,  и  мальчик  засмеялся  от  радости.  Он  уселся  у  огня  и  грелся, 

грелся, грелся. 

Дубовая дверь сначала только блестела и сверкала так, что больно было смотреть, но 

вот,  наконец,  вся  она  покрылась  мелкими  водяными  капельками.  И  когда  костер  погас, 

мальчик увидел: дверь чуть-чуть подтаяла. 

– Ага! – сказал он и ударил по двери топором. Но ледяной дуб по-прежнему был тверд, 

как камень. 

– Ладно! – сказал мальчик. – Завтра начнем сначала. 

Вечером,  сидя  у  ледяной  печки,  мальчик  взял  и  осторожно  припрятал  в  рукав 

маленькую синичку. Прадедушка Мороз ничего не заметил. И на другой день, когда костер 

разгорелся, мальчик протянул птицу к огню. Он ждал, ждал, и вдруг клюв у птицы дрогнул, 

и глаза открылись, и она посмотрела на мальчика. 

–  Здравствуй!  –  сказал  ей  мальчик,  чуть  не  плача  от  радости.  –  Погоди,  Прадедушка 

Мороз! Мы еще поживем! 

И  каждый  день  теперь  отогревал  мальчик  птиц,  белок  и  зайцев.  Он  устроил  своим 

новым друзьям снеговые домики в уголках зала, где было потемнее. Домики эти он устлал 

мхом,  который  набрал  в  живом  лесу.  Конечно,  по  ночам  было  холодно,  но  зато  потом,  у 

костра,  и  птицы,  и  белки,  и  зайцы  запасались  теплом  до  завтрашнего  утра.  Мешки  с 

капустой, зерном и орехами теперь пошли в дело. Мальчик кормил своих друзей до отвала. А 

потом  он  играл  с  ними  у  огня  или  рассказывал  о  своем  брате,  который  спрятан  там,  за 

дверью. И ему казалось, что и птицы, и белки, и зайцы понимают его. 

И вот однажды мальчик, как всегда, принес вязанку дров, развел костер и уселся у огня. 

Но никто из его друзей не вышел из своих снеговых домиков. Мальчик хотел спросить: «Где 

же вы?» – но тяжелая ледяная рука с силой оттолкнула его от огня. Это Прадедушка Мороз 

подкрался к нему, неслышно ступая своими белоснежными валенками. Он дунул на костер, и 

поленья  стали  прозрачными,  а  пламя  черным.  И  когда  ледяные  дрова  догорели,  дубовая 

дверь стала такою, как много дней назад. 

– Еще. Раз. Попадешься. Заморожу! – сказал Прадедушка Мороз холодно. И он поднял 

с пола топор и запрятал его глубоко в снегу своей шубы. 

Целый день плакал мальчик. И ночью с горя заснул как убитый. И вдруг он услышал 

сквозь  сон:  кто-то  осторожно  мягкими  лапками  барабанит  по  его  щеке.  Мальчик  открыл 

глаза. Заяц стоял возле. 

И  все  его  друзья  собрались  вокруг  ледяной  постели.  Утром  они  не  вышли  из  своих 

домиков,  потому  что  почуяли  опасность.  Но  теперь,  когда  Прадедушка  Мороз  уснул,  они 

пришли  на  выручку  к  своему  другу.  Когда  мальчик  проснулся,  семь  белок  бросились  к 

ледяной  постели  старика.  Они  нырнули  в  снег  шубы  Прадедушки  Мороза  и  долго  рылись 

там. И вдруг что-то зазвенело тихонечко. 

– Оставьте меня в покое, – пробормотал во сне старик. 

И белки спрыгнули на пол и подбежали к мальчику. И он увидел: они принесли в зубах 

большую связку ледяных ключей. И мальчик все понял. 

С  ключами  в  руках  бросился  он  к  сорок  девятому  залу.  Друзья  его  летели,  прыгали, 

бежали следом. Вот и дубовая дверь. Мальчик нашел ключ с цифрой «49». Но где замочная 

скважина? Он искал, искал, искал, но напрасно. Тогда поползень подлетел к двери. Цепляясь 

лапками  за  дубовую  кору,  поползень  принялся  ползать  по  двери  вниз  головою.  И  вот  он 

нашел что-то. И чирикнул негромко. И семь дятлов слетелись к тому месту двери, на которое 

указал  поползень.  И  дятлы  терпеливо  застучали  своими  твердыми  клювами  по  льду.  Они 

стучали,  стучали,  стучали,  и  вдруг  четырехугольная  ледяная  дощечка  сорвалась  с  двери, 

упала на пол и разбилась. А за дощечкой мальчик увидел большую замочную скважину. И он 

вставил  ключ  и  повернул  его,  и  замок  щелкнул,  и  упрямая  дверь  открылась,  наконец,  со 

звоном. И мальчик, дрожа, вошел в последний зал ледяного дворца. На полу грудами лежали 

прозрачные ледяные птицы и ледяные звери. 

А  на  ледяном  столе  посреди  комнаты  стоял  бедный  младший  брат.  Он  был  очень 

грустный и глядел прямо перед собой, и слезы блестели у него на щеках, и прядь волос на 

затылке, как всегда, стояла дыбом. Но он был весь прозрачный, как стеклянный, и лицо его, 

и руки, и курточка, и прядь волос на затылке, и слезы на щеках, – все было ледяное. И он не 

дышал и молчал, ни слова не отвечая брату. А Старший шептал: 

– Бежим, прошу тебя, бежим! Мама ждет! Скорее бежим домой! 

Не  дождавшись  ответа,  Старший  схватил  своего  ледяного  брата  на  руки  и  побежал 

осторожно  по  ледяным  залам  к  выходу  из  дворца,  а  друзья  его  летели,  прыгали,  мчались 

следом.  Прадедушка  Мороз  по-прежнему  крепко  спал.  И  они  благополучно  выбрались  из 

дворца. 

Солнце  только  что  встало.  Ледяные  деревья  сверкали  так,  что  больно  было  смотреть. 

Старший  побежал  к  живому  лесу  осторожно,  боясь  споткнуться  и  уронить  Младшего.  И 

вдруг громкий крик раздался позади. Прадедушка Мороз кричал тонким голосом так громко, 

что дрожали ледяные деревья: 

– Мальчик! Мальчик! Мальчик! 

Сразу  стало  страшно  холодно.  Старший  почувствовал,  что  у  него  холодеют  ноги, 

леденеют и отнимаются руки. А Младший печально глядел прямо перед собой, и застывшие 

слезы его блестели на солнце. 

– Остановись! – приказал старик. 

Старший  остановился.  И  вдруг  все  птицы  прижались  к  мальчику  близко-близко,  как 

будто  покрыли  его  живой  теплой  шубой.  И  Старший  ожил  и  побежал  вперед,  осторожно 

глядя  под  ноги, изо  всех  сил  оберегая  младшего  брата.  Старик  приближался,  а  мальчик  не 

смел бежать быстрее, – ледяная земля была такая скользкая. И вот, когда он уже думал, что 

погиб, – зайцы вдруг бросились кубарем под ноги злому старику. И Прадедушка Мороз упал, 

а когда поднялся, то зайцы еще раз и еще раз свалили его на землю. Они делали это дрожа от 

страха, но надо же было спасти лучшего своего друга. И когда Прадедушка Мороз поднялся 

в  последний  раз,  то  мальчик,  крепко  держа  в  руках  своего  брата,  уже  был  далеко  внизу,  в 

живом  лесу.  И  Прадедушка  Мороз  заплакал  от  злости.  И  когда  он  заплакал,  сразу  стало 

теплее. И Старший увидел, что снег быстро тает вокруг, и ручьи бегут по оврагам. А внизу, у 

подножия гор, почки набухли на деревьях. 

– Смотри – подснежник! – крикнул Старший радостно. 

Но  Младший  не  ответил  ни  слова.  Он  по-прежнему  был  неподвижен,  как  кукла,  и 

печально глядел прямо перед собой. 

–  Ничего.  Отец  все  умеет  делать!  –  сказал  Старший  Младшему.  –  Он  оживит  тебя. 

Наверное оживит! 

И мальчик побежал со всех ног, крепко держа в руках брата. До гор Старший добрался 

так быстро с горя, а теперь он мчался, как вихрь, от радости. Ведь все-таки брата он нашел. 

Вот кончились участки лесничих, о которых мальчик только слышал, и замелькали участки 

знакомых, которых мальчик видел раз в год, раз в полгода, раз в три месяца. И чем ближе 

было  к  дому,  тем  теплее  становилось  вокруг.  Друзья-зайцы  кувыркались  от  радости, 

друзья-белки  прыгали  с  ветки  на  ветку,  друзья-птицы  свистели  и  пели.  Деревья 

разговаривать  не  умеют,  но  и  они  шумели  радостно,  –  ведь  листья  распустились,  весна 

пришла. 

И  вдруг  старший  брат  поскользнулся.  На  дне  ямки,  под  старым  кленом,  куда  не 

заглядывало солнце, лежал подтаявший темный снег. И Старший упал. И бедный Младший 

ударился  о  корень  дерева.  И  с  жалобным  звоном  он  разбился  на  мелкие  кусочки.  Сразу 

тихо-тихо стало в лесу. И из снега вдруг негромко раздался знакомый тоненький голос: 

– Конечно! От меня. Так. Легко. Не уйдешь! 

И Старший упал на землю и заплакал так горько, как не плакал еще ни разу в жизни. 

Нет, ему нечем было утешиться, не на чем было успокоиться. Он плакал и плакал, пока не 

уснул с горя как убитый. А птицы собрали Младшего по кусочкам, и белки сложили кусочек 

с  кусочком  своими  цепкими  лапками  и  склеили  березовым  клеем.  И  потом  все  они  тесно 

окружили  Младшего  как  бы  живой  теплой  шубкой.  А  когда  взошло  солнце,  то  все  они 

отлетели  прочь.  Младший  лежал  на  весеннем  солнышке,  и  оно  осторожно,  тихонечко 

согревало  его.  И  вот  слезы  на  лице  у  Младшего  высохли.  И  глаза  спокойно  закрылись.  И 

руки стали теплыми. И курточка стала полосатой. И башмаки стали черными. И прядь волос 

на затылке стала мягкой. И мальчик вздохнул раз, и другой, и стал дышать ровно и спокойно, 

как всегда дышал во сне. 

И когда Старший проснулся, брат его, целый и невредимый, спал на холмике. Старший 

стоял и хлопал глазами, ничего не понимая, а птицы свистели, лес шумел, и громко журчали 

ручьи в канавах. Но вот Старший опомнился, бросился к Младшему и схватил его за руку. А 

тот открыл глаза и спросил как ни в чем не бывало: 

– А, это ты? Который час? 

И Старший обнял его и помог ему встать, и оба брата помчались домой. Мать и отец 

сидели рядом у открытого окна и молчали. И лицо у отца было такое же строгое и суровое, 

как в тот вечер, когда он приказал Старшему идти на поиски брата. 

– Как птицы громко кричат сегодня, – сказала мать. 

– Обрадовались теплу, – ответил отец. 

– Белки прыгают с ветки на ветку, – сказала мать. 

– И они тоже рады весне, – ответил отец. 

– Слышишь?! – вдруг крикнула мать. 

– Нет, – ответил отец. – А что случилось? 

– Кто-то бежит сюда! 

– Нет! – повторил отец печально, – Мне тоже всю зиму чудилось, что снег скрипит под 

окнами. Никто к нам не прибежит. 

Но мать была уже во дворе и звала: – Дети, дети! 

И отец вышел за нею. И оба они увидели: по лесу бегут Старший и Младший, взявшись 

за руки. Родители бросились к ним навстречу. И когда все успокоились немного и вошли в 

дом, Старший взглянул на отца и ахнул от удивления. Седая борода отца темнела на глазах, 

и вот она стала совсем черной, как прежде. И отец помолодел от этого лет на десять. С горя 

люди  седеют,  а  от  радости  седина  исчезает,  тает,  как  иней  на  солнце.  Это,  правда,  бывает 

очень-очень редко, но  все-таки бывает. И с тех пор они жили счастливо. Правда, Старший 

говорил изредка брату: 

– Оставь меня в покое. Но сейчас же добавлял: 

– Ненадолго оставь, минут на десять, пожалуйста. Очень прошу тебя. 

И Младший всегда слушался, потому что братья жили теперь дружно.