Фразеологический потенциал немецких шванков XVI века



Pdf көрінісі
бет4/15
Дата18.02.2017
өлшемі2,48 Mb.
#4376
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15
частью 
языковой 
картины 
мира, 
фразеологическая  картина  мира  представляет  собой  «особый  ментально-
когнитивный пласт, вербальный „слепок“ народной жизни и народного духа, 
национального  мироосмысления,  отраженный  и  зафиксированный  в 
содержании  языковых  форм  фразем»  [Коваль  2011:  29],  а  фразеологизмы 
являются «своеобразным „черным ящиком“ историко-культурной и языковой 
информации»  [Вальтер,  Малински,  Мокиенко,  Степанова  2005:  7],  так  как 
почти всегда хранят в себе наряду со многими архаичными элементами языка 
особенности мироощущения предшествующих поколений. 
Интересно 
заметить, 
что, 
по 
наблюдению 
М. Л. Ковшовой, 
лингвокультурологическая  парадигма  исследования  устойчивых  словесных 
комплексов в настоящее время переходит от принятой «фиксации культурно-
этимологической информации, воссоздающей историю слова или выражения, 
к  исследованию  “этнической  логики”,  запечатленной  во  внутренней  форме, 
семантике  и  прагматике  языкового  знака»,  что  способствует  сближению 
лингвокультурологии 
с 
когнитивной 
и 
культурно-семиологической 
парадигмами [Ковшова 2013: 51].  
В  свою  очередь,  Е. Г. Беляевская  видит  существенные  различия  в 
лингвокультурологии  и  когнитивной  лингвистике.  По  ее  мнению, 
когнитивная лингвистика больше, чем лингвокультурология «ориентирована 

 
51 
на разработку и демонстрацию методов анализа языкового материала», в то 
время  как  с  помощью  лингвокультурологического  анализа  можно  получить 
сведения  о  том,  как  формируется  своеобразие  языковой  системы, 
развивающейся параллельно с языком [Беляевская 2012: 88–89].  
Основной 
единицей 
лингвокультурологии 
ученые 
называют 
культурный  концепт  (см.,  например,  [Карасик  2002:  91]).  Н. Ф. Алефиренко 
полагает,  что  востребованность  концепта  в  лингвокультурологии 
обусловлена  тем,  что  «он  лишен  той  предельной  абстрактности,  которой 
обладают  категории  и  понятия.  Концепты,  наряду  с  объективным  знанием, 
способны  объективировать  и  субъективное:  личностное  (неявное)  знание, 
веру,  до-  и  вненаучное,  художественное  и  даже  знание  как  рассказ» 
[Алефиренко  2010:  215].  По  мнению  В. И. Карасика,  «лингвокультурный 
подход к пониманию концепта (= культурного концепта) состоит в том, что 
концепт признается базовой единицей культуры, ее концентратом» [Там же: 
97].  Это  объясняется  сложной  структурой  концепта,  в  которую,  по 
утверждению  Ю. С. Степанова,  «входит  все  то,  что  и  делает  его  фактом 
культуры  –  исходная  форма  (этимология);  сжатая  до  основных  признаков 
содержания  история;  современные  ассоциации;  оценки  и  т.д.»  [Степанов 
1997: 41]. 
Опираясь 
на 
принципы 
лингвокультурологического 
анализа 
фразеологизмов  школы  В. Н. Телия  и  ее  последователей,  а  также  стремясь 
усовершенствовать  метаязык  описания  взаимодействия  языка  и  культуры, 
И. В. Зыкова  в  своих  работах  разрабатывает  понятия  «концептосфера 
культуры»  и  «концепт  культуры».  Вслед  за  И. В. Зыковой  под  культурным 
концептом  мы  понимаем  «культурно  детерминированную  идеальную 
сущность  –  носителя  ценностной  культурной  информации,  которая  имеет 
семиотическое 
невербальное 
воплощение, 
обладает 
определенной 
внутренней  организацией  (относительно  простой  или  относительно 
сложной),  обусловленной  системными  связями  с  другими  культурными 
концептами,  отличается  определенной  динамикой  формирования  и 

 
52 
эволюционирования  благодаря  различным  формам  переживания  и 
осмысления  мира,  способностью  накапливать  информацию,  а  также 
способностью  к  вербальному  преобразованию  посредством  некоего 
множества языковых (в частности, фразеологических) знаков» [Зыкова 2015: 
73].  Учитывая  вышеназванные  характеристики,  культурные  концепты,  по 
мнению  ученого,  представляют  собой  «особые  –  концептуальные  и, 
соответственно,  культурно  обусловленные  –  основы  языка,  языковой 
системы, ее фразеологической подсистемы в частности» [Там же].  
Согласно  Н. Ф. Алефиренко,  предназначением  фраземопорождающего 
концепта является «способность служить рождению чувственно-предметного 
смысла  в  виде  некоего  образа.  Именно  поэтому  началом  порождения 
фраземы  и  мотиватором  ее  появления  в  речи  выступает  концепт» 
[Алефиренко 2015: 217].  
В. М. Мокиенко  считает,  что  «“концептная”  информация  добывается 
фразеологами  прежде  всего  на  основе  исторической  фразеологии,  т.е. 
погружением во внутреннюю форму фразеологизма» [Мокиенко 2008 б: 20]. 
Это  в  очередной  раз  доказывает  важность  и  необходимость  изучения 
фразеологии  в  историческом  аспекте,  ведь  фразеологизм  является,  с  одной 
стороны,  «единицей  синхронной,  обладающей  компликативной  семантикой, 
относительно независимой и от значения ее компонентов, и от понятий того 
прошлого,  которые  ее  породили»,  с  другой  –  «единицей  ретроспективной, 
кумулятивной,  поглотившей  в  процессе  своего  развития  сложную 
культурологическую и языковую информацию прошлого» [Мокиенко 2008 б: 
18]. Именно в связи с этим детальное рассмотрение устойчивых единиц так 
или  иначе  отсылает  исследователей  в  прошлое,  заставляя  проводить  более 
глубокий анализ данных, скрытых в «теле» фразеологизма.  
В. М. Мокиенко пишет и о сложной природе фразеологического знака, 
которая  приводит  к    «двухъярусности»  его  когнитивной  интерпретации  (ср. 
модель  языкового  знака,  предложенной  Е. Г. Беляевской).  По  мнению 
фразеолога,  синхронный  семантический  ярус  «направлен  на  выявление 

 
53 
максимальной  детализации  его  актуального  смысла,  полифонии  и 
полистилистичности  фразеологического  значения»,  в  то  время  как  второй, 
диахронический,  «эксплицитно  и  имплицитно  привлекает  лингвистов, 
занятых поисками культурологической информации во фразеологии», так как 
«кумулятивная  функция  языка  и  делает  ретроспективную  семантику  ФЕ 
надежным 
консерватором 
национально 
маркированных 
или 
общечеловеческих  культурологем,  выявление  которых  является  основной 
задачей когнитивного анализа» [Мокиенко 2008 б: 18–19]. 
Рассматривая  фразеологию  с  культурологических  позиций,  следует 
еще  раз  подчеркнуть,  что  «фразеологический  состав  языка  –  это  зеркало,  в 
котором  лингвокультурная  общность  идентифицирует  свое  национальное 
самосознание»  [Телия  1998:  9],  при  этом  устойчивый  словесный  комплекс 
являет  собой  особый  знак  языка,  так  как  в  его  семантику  оказывается 
„вплетенной“  культурная  семантика,  или  культурная  коннотация, 
создающаяся  референцией  фразеологизма  к  предметной  области  культуры, 
тем  самым  устойчивые  единицы  способны  выполнять  как  собственно 
языковую, так и культурную функции, они образно передают информацию о 
происходящем  в  мире  и  одновременно  транслируют  культурные  смыслы, 
прескрипции  культуры,  стереотипные  представления  и  т.п.  [Ковшова  2012: 
69].  Также  И. В. Зыкова,  опираясь  на  концепцию  культурной  памяти 
Ю. М. Лотмана,  рассматривает  фразеологизмы  в  качестве  особенных 
элементов  культурной  памяти  и  считает  что  именно  благодаря  им 
происходит  процесс  сохранения  и  накопления  селективной  культурной 
информации,  т.е.  такой  информации,  которая  отражает  наиболее  ценный 
опыт постижения мира [Зыкова 2014: 307].  
Исходя  из  вышеизложенного,  культурный  и  языковой  опыт  народа 
отображается  в  образных  представлениях,  которые  лежат  в  основе 
внутренних  форм  фразеологических  единиц,  таким  образом,  интерпретация 
фразеологизма обязательно происходит в пространстве культуры.  

 
54 
Тем  самым  мы  подходим  к  рассмотрению  одной  из  актуальных 
проблем  в  семиотике  и  лингвокультурологии,  а  именно  соотнесению 
образного содержания устойчивых сочетаний с кодами культуры.  
Систему  кодов  культуры,  по  мнению  М. Л. Ковшовой,  образует  по-
разному  кодируемое  ценностное  содержание,  которое  вырабатывается  в 
культуре.  Именно  оно  составляет  картину  мира,  раскрывающую 
мировоззрение  определенной  общности  [Ковшова  2012:  170].  При  этом  код 
культуры  «понимается  как  совокупность  знаков  –  предметов  культуры  и 
символизированных  сущностей,  составляющих  план  выражения  для 
культурно  значимого  содержания,  или  для  культурной  информации» 
[Ковшова 2016: 474]. 
В. В. Красных  определяет  код  культуры  как  «сетку»,  «которую 
культура  “набрасывает”  на  окружающий  мир,  членит,  категоризует, 
структурирует  и  оценивает  его»  [Красных  2003:  297].  В  другой  работе 
ученый  предлагает  более  обширное  определение:  «код  культуры  –  это 
формирующая  определенный  фрагмент  образа  мира  совокупность 
ментефактов, 
связанных 
с 
наделенными 
культурными 
смыслами 
феноменами,  относящимися  к  одному  типу  и/или  к  одной  сфере  бытия. 
Имена  последних  несут  в  дополнение  к  основным  значениям,  отражающим 
свойства  именуемых  феноменов,  функционально  значимые  для  культуры 
смыслы,  что  обусловливает  их  функционирование  в  качестве  эталонов, 
символов  и  образных  оснований  метафор  и  тем  самым  позволяет 
рассматривать данные единицы как тела знаков языка культуры, т.е. придает 
этим именам роль знаков лингвокультуры» [Красных 2013: 63]. 
Задача  лингвокультурологии  видится  В. А. Масловой  в  том,  чтобы 
«эксплицировать  культурную  значимость  языковой  единицы  (т.е. 
“культурные  знания”)  на  основе  соотнесения  прототипной  ситуации 
фразеологизма или другой языковой единицы, его символьного прочтения с 
теми  “кодами”  культуры,  которые  известны  или  могут  быть  предложены  
носителю языка» [Маслова 1997: 10–11]. 

 
55 
В. Н. Телия,  обосновывая  связь  фразеологизмов  с  кодами  культуры, 
утверждает,  что  «в  коллективной  подсознательной  памяти  носителей  языка 
сохраняется  интертекстуальная  связь  фразеологизмов  с  тем  или  иным 
кодом  культуры,  что  проявляется  в  способности  носителей  языка  к 
культурной  референции,  которая  оставляет  свой  след  в  культурной 
коннотации,  играющей  роль  „звена“,  обеспечивающего  диалогическое 
взаимодействие  разных  семиотических  систем  –  языка  и  культуры  (курсив 
В.Т.)  [Телия  1999:  14].  Ученый  убеждена,  что  закреплению  в  языке  и 
фразеологизации  подвержены  те  выражения,  «которые  ассоциируются  с 
культурно-национальными эталонами, стереотипами, мифологемами и т. п. и 
которые  при  употреблении  в  речи  воспроизводят  характерный  для  той  или 
иной лингвокультурной общности менталитет» [Телия 1998: 233]. 
Сопоставление  с  определенным  культурным  кодом  составляет,  по 
мнению  В. А. Масловой,  содержание  культурно-национальной  коннотации, 
которая  может  придавать  культурно  значимую  маркированность  не  только 
значениям  устойчивых  выражений,  но  и  семантике  всего  текста,  в  котором 
они употреблены [Маслова 2007: 244]. 
Из  этого  следует,  что  «выявление  в  ходе  лингвокультурологического 
анализа  живого  взаимодействия  собственно  языковой  и  культурной 
семантики  языкового  знака  позволит  говорить  об  осуществлении  единой, 
языковой  и  культурной,  функции  фразеологизмов  в  речи,  описать  особую 
роль  фразеологизмов  как  знаков  культуры  –  символов,  эталонов, 
стереотипов»  [Ковшова  2012:  71],  при  этом  описание  внутренней  формы 
устойчивых  оборотов  позволяет  «высветить  бытовые  и  этнографические 
стереотипы  и  эталоны,  отражающие  народное  видение  мира».  Однако 
«поскольку  данные  стереотипы  не  являются  застывшими  формами  (хотя  и 
обладают  при  этом  известной  устойчивостью),  а  представляют  собой 
постоянно развивающиеся явления, естественна попытка изучения динамики 
подобного  рода  представлений  во  фразеологических  единицах  в  различные 
периоды развития языка» [Бирих 1995: 14]. 

 
56 
Так, 
рассматривая 
фразеологический 
корпус 
ранненововерхненемецкого  периода  и  исходя  их  того,  что  в  устойчивой 
единице  заложена  информация,  раскрывающая  определенные  понятия 
прошлого,  особая  концептосфера  культуры,  характерная  для  конкретного 
исторического  социума,  представляется  вполне  возможным  выделить  пласт 
ФЕ,  в  которых  отражается  модель  мира  исследуемого  в  данной  работе 
общества.  
Ведь,  говоря  словами  А. Я. Гуревича,  для  понимания  жизни, 
поведения,  культуры  людей  предшествующих  веков,  «важно  было  бы 
попытаться  восстановить  присущие  им  представления  и  ценности.  Нужно 
выявить  „привычки  сознания“  этих  людей,  способ  оценки  ими 
действительности,  особенности  их  видения  мира»  [Гуревич  2014:  34]. 
Ученый  вводит  понятие  «модели  мира»,  (равнозначно  употребляя  наряду  с 
ним  выражения  «картина  мира»,  «видение  мира»,  «мировидение»)  и 
понимает  под  ним  «ту  „сетку  координат“,  при  посредстве  которых  люди 
воспринимают  действительность  и  строят  образ  мира,  существующий  в  их 
сознании».  Образуя  основной  семантический  „инвентарь“  культуры, 
категории модели мира «запечатлены» в языке и других знаковых системах, 
и «мыслить о мире, не пользуясь этими категориями, столь же невозможно, 
как нельзя мыслить вне категорий языка» [Там же: 34–35]. 
Т. В. Цивьян в общем виде определяет модель мира «как сокращенное 
и  упрощенное  отображение  всей  суммы  представлений  о  мире  в  данной 
традиции, взятых в их системном и операционном аспекте» [Цивьян 2006: 5]. 
Таким  образом,  исследователю  исторической  фразеологии  предстоит 
ответить  на  вопрос,  каким  образом  данная  модель  мира  отражается  во 
фразеологическом корпусе исследуемого языка. В этой связи целесообразно 
упомянуть  о  культурно-языковой  компетенции,  которая  «лежит  в  основе 
интерпретации  фразеологизмов  носителями  языка  в  контексте  культуры  – 
интерпретации  образно-мотивированного  их  содержания  в  целом  либо 
культурно  маркированных  частей  этого  содержания»  [Телия  2004:  24].  При 

 
57 
этом  нельзя  упускать  из  виду,  что,  во-первых,  культурно-языковые 
компетенции  носителей  современного  и  предшествующих  этапов  развития 
языка, безусловно, неодинаковы, а во-вторых, зачастую историк фразеологии 
работает  с  фразеологическим  материалом,  находящемся  на  стадии 
возникновения,  а  его  работа  направлена  на  поиск  нужного  контекста  или 
символа, обусловившего образование искомых фразеологических единиц. 
Известно, что в языке существует немалое количество фразеологизмов 
с  символьным  компонентом.  Наибольший  интерес  представляет  анализ 
устойчивых  выражений,  имеющих  в  своем  составе  символы,  вызывающие 
сложные  ассоциации  и  накладывающие  тем  самым  отпечаток  на  семантику 
фразеологизма. Не вызывает сомнений и то, что переосмысление отдельных 
концептов,  связанное  с  изменением  ментальных  стереотипов,  ведет  к 
развитию полисемии, которая находит отражение и во фразеологии.  
Полностью  соглашаясь  с  Н. И. Рахмановой,  считаем,  что  «включение 
когнитивного  аспекта  в  сферу  исторической  лексикологии  и  исторической 
семантики  позволяет  по-иному  исследовать  и  организовать  языковой 
материал,  охватить  более  широкий  спектр  развития  понятий  и  выйти  на 
новый  уровень  обобщений,  столь  важный  для  понимания  не  только 
языковой,  но  и  жизненной  ситуации  отдельных  эпох.  […]  Для  адекватного 
понимания  текста,  созданного  в  иных  социокультурных  условиях, 
необходимо учесть, что концептуальное наполнение языковых единиц может 
в большей степени не совпадать с современным. Оно переструктурируется в 
диахронии,  в  результате  чего  изменяются  парадигматические  и 
синтагматические отношения в лексике» [Рахманова 2006: 204, курсив Н.Р.]. 
По мнению Н. И. Рахмановой, «объектом когнитивного анализа может стать 
спектр  языковых  единиц  от  элементарных  до  комплексных  знаков,  т.е. 
лексические  ряды  различных  структурно-семантических  уровней,  а  именно: 
слово  –  производное  –  композит  –  ФЕ,  которые  перестраиваются, 
наполняются новым концептуальным содержанием и составляющие которых 
переходят  из  одной  понятийной  области  в  другую»  [Там  же].  При  этом 

 
58 
«особенно  важным  представляется  включение  в  сферу  диахронического 
исследования  концептов  фразеологии,  поскольку  она  наилучшим  образом 
отражает  ментальные  стереотипы  соответствующей  эпохи»  [Там  же],  ведь, 
говоря  словами  И. В. Зыковой,  «фразеологический  знак  представляет  собой 
элемент  культурной  памяти  социума»,  способный  «аккумулировать  в  себе 
опыт  постижения  человеком  мира  на  различных  стадиях  культурного 
становления» [Зыкова 2014: 11].  
Следует  учитывать,  что  не  всегда  идиоматические  образы  трактуются 
одинаково  в  прошлом  и  настоящем.  Данные  противоречия  обусловлены 
различным  мировидением  и  мироощущением,  расхождениями  в  понимании 
окружающей  действительности  наших  предшественников  и  современников, 
поэтому 
современный 
человек 
не 
всегда 
способен 
адекватно 
интерпретировать  вложенный  в  фразеологизмы  смысл.  Задача  фразеологов  
заключается  в  том,  чтобы  определить  те  сферы  жизни,  которые  оказались 
релевантными  для  источников  возникновения  устойчивых  словосочетаний 
(см. подробнее в Главе 3).  
Анализируя  тексты  шванков  XVI в.,  представляется  возможным 
выделить  некоторое  количество  концептуальных  образований,  характерных 
только  для  данной  общности  и  для  данного  периода  времени,  например, 
«проявление  глупости»  /  «глупые  поступки»  и  связанный  с  ними  концепт 
«дурак»
9
,  находящие  непосредственное  отражение  во  фразеологическом 
корпусе  исследуемых  текстов.  К  коцептуальным  образованиям  в  шванках 
XVI в.  можно  отнести  и  вечную  дихотомию  добра  и  зла,  проявившуюся 
преимущественно  через  концепты  «добродетель»  и  «пороки»,  «покаяние»  и 
«грех»,  внутри  которых  также  можно  выделить  такие  в  большей  степени 
отрицательные 
образования 
как 
«ложь/обман», 
«прелюбодеяние», 
«жадность/алчность», 
«чревоугодие» 
или 
же 
положительные 
как 
«непорочность», 
«честь». 
Обусловлен 
религиозными 
воззрениями, 
                                                 
9
  Понятия  «дурак,  «шут»,  «плут»  были  детально  рассмотрены  в  диссертационном 
исследовании А. Б. Бакмансуровой [Бакмансурова 2011]. 

 
59 
представлениями  о  «жизни»  и  «смерти»  (которые  также  являются 
универсальными  концептами),  и,  что  немаловажно  для  рассматриваемого 
культурно-исторического  периода,  стремлением  избавиться  от  суеверного 
страха путем осмеяния святых вещей концепт «злой дух»
10
.  
Указанные  и  некоторые  другие  концептуальные  образования 
развивались  под  влиянием  культурно  значимых  факторов,  определяющих 
эпоху позднего Средневековья – Возрождения (см. подробнее в Главе 2). То 
есть,  концептосфера  культуры  обуславливает  и  определяет  формирование  и 
развитие  фразеологической  системы  языка,  о  чем  наглядно  будут 
свидетельствовать 
выделенные 
среди 
устойчивых 
единиц, 
идентифицированных  в  немецких  шванках  XVI в.,  фразеосемантические 
поля.  
 
ВЫВОДЫ К ГЛАВЕ 1 
 
Несмотря  на  то  что  в  последнее  время  возрос  интерес  к  изучению 
фразеологии  в  диахроническом  аспекте,  многие  проблемы  исторической 
фразеологии  остаются  не  до  конца  решенными.  В  связи  с  этим 
представляется  актуальным  проводить  исследования,  направленные  на 
заполнение лакун в данной области, так как важность изучения устойчивых 
словесных комплексов в диахронии не вызывает сомнений.  
Учитывая  то,  что  фразеологический  корпус  языка  представляет  собой 
сложную,  стремительно  развивающуюся  систему,  в  которой  уже  на  наших 
глазах  происходят  различные  изменения,  следует  подчеркнуть,  что 
диахронический  анализ  фразеологии  позволяет  установить  внутри-  и 
внеязыковые  причины  и  способы  возникновения  устойчивых  словесных 
комплексов  и  их  развитие  во  времени,  определить  особенности 
формирования фразеологической нормы языка.  
Особое  внимание  следует  уделять  разработке  эффективных  методов 
идентификации, 
позволяющих 
обнаружить 
идиоматические 
и 
                                                 
10
 Подробнее концепт будет рассмотрен в Главе 3. 

 
60 
неидиоматические  сочетания  в  несовременных  текстах.  Можно  утверждать, 
что  их  выявлению  способствует  распознавание  четкой  структурной  и 
синтаксической  формулы  устойчивого  сочетания,  опора  на  наиболее 
продуктивные  образовательные  модели  ФЕ  исследуемого  периода,  а  также 
применение  знаний  современного  языка.  Целесообразно  принимать  во 
внимание  и  метаязыковое  указание  на  наличие  устойчивого  оборота  самого 
автора, но относиться к нему с осторожностью и проводить дополнительный 
дистрибуционный  анализ  ФЕ,  так  как  подобное  указание  может  быть 
ошибочным  из-за  отсутствия  четких  критериев  выделения  фразеологизмов. 
При  этом  нельзя  не  рассматривать  попытку  автора  самостоятельно 
истолковать  идиоматическое  выражение,  кроме  того,  существенным 
фактором  является  учет  функциональной  роли  фразеологизма  в 
анализируемом дискурсе. 
В  рамках  диахронического  аспекта  исследования  фразеологизмов 
следует  опираться  на  источники  изучения  устойчивых  словесных 
комплексов.  Значимыми  представляются  не  только  работы,  посвященные 
анализу  ФЕ  разных  эпох,  но  и  фразеографический  материал.  Из  истории 
развития  немецкой  фразеологии  и  паремиологии  следует,  что  XVI  в.  дал 
мощный  импульс  к  исследованию  устойчивых  выражений.  Можно 
утверждать, что сборники данного периода не теряют актуальность и по сей 
день,  а  зафиксированные  в  них  фразеологизмы  являются  предметом 
исследования историков фразеологии. 
Говоря  об  источниках,  важно  отметить,  что  диахронное  рассмотрение 
устойчивых выражений необходимо проводить с учетом специфики текстов 
и литературных жанров. Что касается немецкоязычной литературы, то XVI в. 
характеризуется  распространением  жанров  массовой  литературы,  особенно 
сатирико-дидактических, к которым относится жанр шванка. Использование 
различных  устойчивых  единиц  идиоматического  и  неидиоматического 
характера  является  неотъемлемой  частью  данных  художественных 
произведений, поэтому  исследование фразеологической системы немецкого 

 
61 
языка  в  историческом  аспекте  на  материале  данного  жанра  представляет 
большой интерес. 
Одним из актуальных направлений современной фразеологии является 
дальнейшее  совершенствование  лингвокультурологического  направления,  в 
рамках  которого  фразеологизм  рассматривается  как  особый  знак  и  языка,  и 
культуры, то есть как культурно детерминированный знак.   
В  процессе  культурной  интерпретации  устойчивых  выражений 
возникает проблема выявления факторов формирования культурного кода. В 
связи с этим немаловажно обратиться к анализу фразеологии в историческом 
аспекте,  так  как  изучение  устойчивых  словесных  комплексов  в  диахронии 
позволяет  не  только  совершенствовать  знания  о  лексико-грамматических  и 
семантических  особенностях  развития  языка  на  различных  этапах  его 
становления,  но  и  получить  более  полные  сведения  о  социокультурных 
изменениях  в  обществе.  Рассмотрение  фразеологических  единиц  в 
диахроническом  ключе  способствует  лучшему  пониманию  особенностей 
видения  мира  людей  прошлых  эпох,  их  культурных  установок,  поведения, 
представлений  о  морали  и  ценностных  приоритетах,  помогает  адекватно 
интерпретировать  заложенные  во  фразеологизмах  образы.  При  этом 
правильная  интерпретация  основана  на  всестороннем  анализе  лежащих  в 
основе  исследуемых  устойчивых  сочетаний  фразеологических  образов,  в 
которых отражается модель мира рассматриваемой общности.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 

 
62 


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет