Идейно-политическая ситуация Японии в 60-е годы В 60-е годы продолжилось идейное противостояние между оппозиционными социальными и политическими силами и правящей политической элитой вокруг основ политического устройства страны и государственной политики.
В идеологическом плане правящая ЛДП включала в себя весьма неоднородные силы от либералов до националистов. Тем не менее, правительство стремилось ввести в практику некоторые идеологические элементы, связанные с укреплением авторитета государства, начать некое патриотическое воспитание масс. Было введено празднование «дня основания государства» (кигэнсэцу) 11 февраля каждого года и пышно отмечено 100-летие Мэйдзи исин. В партии по-прежнему большим влиянием пользовались те, кто выступал за пересмотр «мирной» конституции. Однако общественное мнение страны продолжало болезненно относиться к этой идее. Поэтому политическая элита, приходившая к власти через прямые и демократические выборы, не только не могла игнорировать такие настроения, но и должна была время от времени демонстрировать собственные мирные устремления.
Характерна в этом смысле позиция японских консерваторов в отношении ядерной проблемы. 60-е годы — начало бурного антиядерного движения, массовых протестов против ядерных испытаний. Правительство Икэда вело явно двойственную политику. С одной стороны, верное союзническим отношениям, оно полностью поддерживало американскую позицию в этом вопросе, с другой, учитывая царившие в обществе настроения, пыталось играть роль миротворца и борца против ядерного оружия. Поэтому правительство Икэда неоднократно выступало с призывами к Москве и Вашингтону прекратить ядерные испытания.
Оппозиционный лагерь был идеологически расколот. Его пестрая политическая палитра включала в себя два полюса — ПДС и КПЯ, находившиеся, соответственно, на правом и левом флангах. Совместить две эти партии в едином оппозиционном движении было невозможно. Их враждебность на идейно-политической основе превосходила даже враждебность между КПЯ и ЛДП. Когда осенью 1967 г. состоялась встреча генеральных секретарей четырех оппозиционных партий (ПДС, СПЯ, Кōмэйтō и КПЯ) по поводу проведения совместных действий за скорейшее возвращение Окинавы и о-вов Огасавара, то даже по этому «общенациональному» вопросу ПДС и КПЯ не смогли прийти к компромиссу, в результате чего совместные действия, в конечном счете, не состоялись.
Сложными были отношения и между СПЯ и ПДС. Что касается Партии демократического социализма, то она все более откровенно переходила на сторону консерваторов. Председатель СПЯ Сасаки Кōдзō даже публично заявил, что ПДС стала второй консервативной партией. Это вызвало обиду у лидера ПДС Нисио Суэхиро. В прессе началась публичная полемика между представителями двух течений японской социал-демократии.
Несмотря на сходство идейных платформ отношения между Социалистической и Коммунистической партиями были далеко не
партнерскими. В определенной мере это было связано с политическим соперничеством, поскольку обе они «разрабатывали» одну и ту же социальную нишу.
В этот же период произошло сближение КПСС с японскими социалистами и охлаждение отношений с коммунистами. Ратификация договора о частичном запрещении испытаний ядерного оружия в японском парламенте в мае 1964 г. вызвала кризисную ситуацию в единственной партии проголосовавшей против — в компартии Японии, занимавшей в ту пору прокитайские позиции. КПЯ поддержала позицию Китая по договору и единственная из политических партий Японии приветствовала первое испытание ядерного устройства, проведенное в Китае в середине октября 1964 г.
Из рядов КПЯ были исключены Сига Ёсио и Судзуки Итидзō — депутаты-коммунисты, осмелившиеся пойти против линии партии и проголосовать за ратификацию договора. В июле этого же года ими была создана альтернативная компартии политическая группа под названием «Голос Японии». Вначале она была поддержана КПСС, развернувшей кампанию критики КПЯ. Но впоследствии, когда стало ясно, что эта группа не имеет шансов на успех, советские коммунисты от нее отмежевались и вернулись к сотрудничеству с КПЯ.
В 1968 г. произошло формальное примирение КПЯ с КПСС. В конце января Токио посетила делегация КПСС во главе с М.А. Сусловым. И уровень делегации, и переговоры сами по себе были беспрецедентными. Тем не менее, отношения между двумя компартиями оставались достаточно холодными, а после вступления советских войск в Прагу в августе того же года вновь испортились.
Во второй половине 60-х годов КПЯ разошлась во взглядах и с китайскими коммунистами, пытавшимися ее жестко опекать, навязывая активную антисоветскую линию. Разрыв произошел после встречи в конце марта 1966 г. в Пекине Мао Цзэдуна с председателем КПЯ Миямото Кэндзи. Впоследствии компартия Японии заняла подчеркнуто независимую позицию, резко критикуя как Москву, так и Пекин.
Несмотря на разногласия и соперничество СПЯ, КПЯ и Кōмэйтō эпизодически предпринимали солидарные акции. В январе 1968 г. они совместно обратились к правительству с протестом против захода американского авианосца в порт Сасэбо. Те же партии выступили в парламенте с совместным проектом резолюции об объявлении Японии безъядерной страной, свободной от ядерного оружия. Все левые и центристские партии Японии выступили с протестом против введения войск Варшавского договора в Чехословакию. Однако такое сотрудничество не стало систематическим.
Война во Вьетнаме вдохнула новую жизнь в пацифизм, одно из наиболее сильных идейно-политических течений послевоенной Японии. СПЯ выдвинула внешнеполитическую концепцию, предполагавшую аннулирование «договора безопасности» и провозглашение Японией постоянного невооруженного нейтралитета. Японские социалисты утверждали, что эта идея вытекала из японской конституции, которая как раз и определяла невооруженный нейтралитет в качестве основы внешней политики. Они считали, что безопасность страны должна обеспечиваться исключительно дипломатическими средствами. Соответствующие положения были включены в официальные программные документы СПЯ («Путь Японии к социализму», 1965 и др.).
К этой концепции присоединилась и Кōмэйтō. В апреле 1968 г. состоялся ее VI съезд, утвердивший внешнеполитический курс, главным звеном которого была идея о необходимости для Японии достижения полного нейтралитета.
Не все оппозиционные партии придерживались того же мнения. Против идеи невооруженного нейтралитета выступила компартия Япония. В заявлении КПЯ по проблемам национальной безопасности, опубликованном 7 января 1968 г., подчеркивалось, что для защиты суверенитета и независимости Япония имеет право на самооборону.
Особой была и позиция Партии демократического социализма. ПДС с самого начала строила свой подход к анализу международной обстановки и военной политики на основе необходимости поддержания баланса сил между Востоком и Западом и считала японские «силы самообороны» элементом такого баланса. Это означало, что она придерживалась в отношении международных и военных проблем принципиально иных взглядов, чем другие оппозиционные партии. Последние рассматривали их, в первую очередь, с точки зрения краеугольных вопросов внутриполитического характера (конституционность тех или иных шагов правительства в области обороны и т.п.). ПДС же, по возможности обходя эти принципиальные вопросы, вела полемику по конкретным вопросам осуществления оборонной политики. В этом смысле ПДС с самого начала говорила на одном языке с ЛДП.
Во второй половине 60-х годов произошел новый взрыв активности студенческого движения. Причем это было связано не только с движением протеста против войны во Вьетнаме. Духовный кризис того периода был связан с радикальными переменами в социальной структуре, формировании среднего класса, «общества потребления», разрушением старых идеалов и рождением новой системы ценностей, обострением проблемы «отцов и детей». Все это неизбежно сказывалось на резких колебаниях в умонастроении интеллигенции и, особенно, молодежи. Часть ее примкнула к формирующемуся «истеблишменту», приветствуя перемены, другая наоборот стала в оппозицию ему.
Это не было чисто японским явлением. Аналогичные процессы происходили и в Европе. Нигилизм, отрицание старых ценностей, поиск новой духовности стали типичными для молодежи на Западе. И там, и в Японии, студенчество в значительной мере оказалось под влиянием экстремистских групп. Это была своего рода социальная болезнь, которой следовало переболеть, чтобы вписаться в новую цивилизацию, рождавшуюся на волне научно-технического прогресса.
В студенческом движении от Всеяпонского союза студентов (Дзэнгакурэн), отпочковались три группы: «какумаруха» («группа революционных марксистов»), «тюкакуха» («группа китайских революционеров») и «кайхōха» («группа борьбы за освобождение»). Все они, в конечном счете, подпали под влияние бывших членов КПЯ, некогда исключенных из партии, и поэтому в фокусе их крайне бурных и нередко экстремистских выступлений оказалась не только правящая политическая элита, но и японская компартия.
Вторая половина 60-х годов характеризуется повышенным интересом в мире к маоизму. В отличие от других азиатских стран маоизм не только не прижился на японской почве, но и не имел сколько-нибудь ярких сторонников, за исключением ультралевых студенческих групп. Компартия Японии, поначалу испытывавшая определенный интерес к нему, в конечном счете от него отошла. Левая интеллигенция, симпатизировавшая идеям Мао, отшатнулась от них, напуганная эксцессами «культурной революции». Лишь горстка японских ученых в Институте развивающихся экономик выступила в защиту ее «достижений». Тем не менее, на страницах крупнейших изданий страны развернулась горячая полемика вокруг идей Мао, был издан японский перевод цитат «великого кормчего».