Географические условия и историко-культурный процесс
жүктеу/скачать 7,14 Mb.
|
| Хейанская культура
Самой яркой особенностью хэйанского общества X—XI вв. была культура придворных аристократов-кугэ, культура императорского двора, являвшаяся, во многом, плодом влияния китайской цивилизации. Танский двор был наиболее образованным и блестящим из когда-либо существовавших на Дальнем Востоке. Особенно процветали искусство и поэзия, с которыми был спаян весь быт, обиход и уклад существования. Достаточно назвать такие имена китайских поэтов как Ли Бо, Ду Фу и Бо Цзюйи, творивших при этом дворе. Сюань Цзун, танский император VIII в., считался образцом утонченного эстета. Японцы, познакомившись с этой стороной китайской цивилизации, с жадностью стали усваивать ее и стремились культивировать те же начала у себя на островах. При этом единый литературный язык обеспечивал многостороннее воздействие китайской культуры на Японию. Однако это не было слепым копированием. К тому времени японская художественная культура сумела создать своеобразный механизм заимствования, при котором иноземная культура как бы заполняла пустующие ниши в собственной. В условиях господства китайских литературных моделей возникали новые формы, своя палитра красок, и развивались эстетические категории, остававшиеся у китайцев на втором плане. Этапы развития литературы далеко не всегда совпадают с развитием политической истории народа, но в истории Японии оформление национального государства совпало с созданием собственного письменного языка и, как следствие этого, с бурным расцветом литературы. Если в IX в. японская литература создавалась, в основном, на китайском языке, то в Х-ХI вв. изобретение собственной письменности способствовало расцвету литературы на родном языке. За первые 100-150 лет на нем было записано несколько сот рассказов, повестей, легенд и дневников, тысячи стихотворений. Видимо, именно литература этого периода, как ни одно другое искусство, демонстрирует процесс трансформации континентальной культуры. Творцами лучших литературных произведений эпохи стали женщины, наименее связанные с иноземной культурой по образованию и роду службы. Вероятно, этому способствовало и то место, которое занимала женщина в японском обществе. Главной чертой времени был эстетизм — опоэтизированный поступок и претворенное в поэзию действие. Всякое чувство было введено в его рамки, подчинено его законам и требованиям. И именно в женщине концентрировались эстетизм и эмоциональность, ставшие основой духовной жизни. По крайней мере, две японские писательницы X—XI вв. с полным основанием могут быть отнесены к классикам мировой литературы. Это Мурасаки Сикибу и Сэй Сёнагон. Мурасаки, написав «Гэндзи моногатари» («Повесть о Гэндзи», начало XI в.), создала образец японского куртуазного романа, один из самых ранних образцов повествовательного жанра в мировой литературе. По словам русского востоковеда Н.И.Конрада, «образ Гэндзи, созданный на несколько столетий раньше образа Дон Жуана и в других условиях является по своему столь же обобщенным: в нем целиком воплотилась характерная черта хэйанской аристократии — стремление к наслаждению жизнью, доведенная до крайних пределов». Жизнь придворной аристократии была, по выражению Мурасаки, жизнью людей, «имеющих досуг». В этой среде возник культ любования природой, наслаждения «очарованием вещей» (моно-но аварэ). Личность с ее желаниями, мечтами, страстями, со всем ее внутренними миром оказалась в центре внимания хэйанской литературы. «Макура-но соси» («Записки у изголовья», 996 г.) Сэй Сёнагон открыли в японской литературе новый жанр — дзуйхицу («следуя за кистью»), своего рода эссе. Произведение представляет собой собрание более трехсот прозаических отрывков. Об их содержании лучше всего сказала сама писательница: «Но больше всего я повествую в моей книге о том любопытном и удивительном, чем богат наш мир, и о людях, которых считаю замечательными. Говорю я здесь и о стихах, веду рассказ о деревьях и травах, птицах и насекомых, свободно, как хочу...». — «мемуарно-дневниковый жанр», в котором также были созданы замечательные произведения. Автор «Кагэро никки» («Дневника эфемерной жизни», 974 г.), одна из лучших поэтесс эпохи Хэйан Митицуна-но хаха считалась одной из самых красивых женщин своего времени. Собственное имя писательницы не сохранилось, в литературу она вошла как «мать Митицуна», — одного из сыновей Фудзивара-но Канэиэ. Дневник состоит из прозы и более 250 стихотворений. Произведение отличается реалистичностью и глубоким психологизмом. Расцвет поэзии на японском языке в период Хэйан демонстрировал укрепление национального самосознания японцев в условиях относительной культурной автономии, сложившейся в конце IX в. В повседневную жизнь высшего общества прочно вошли разного рода литературные игры и поэтические состязания, которые устраивались по случаю любования природой (цветением сакуры, полной луной на безоблачном небе, хризантемами или ирисами и т.д.), загородных выездов императора, паломничеств, разных увеселений. Стихи записывали в семейные антологии, на веерах, ширмах. В 905 г. император Дайго повелел представить ему «старинные, не вошедшие в „Манъесю" песни». Так началось составление второй в истории японской поэзии величайшей антологии «Кокин вакасю» («Собрание старых и новых японских песен», 905 год). Антология состояла из 20 книг и включала в себя 1100 стихотворений. Большинство авторов принадлежали к средней и низшей аристократии, 8 поэтов были членами императорской семьи. Почти сразу после выхода антология была причислена к разряду классики. Составителем «Кокин вакасю» был Ки-но Цураюки, поэт и филолог. В своем предисловии к антологии он писал об эпохе «шести гениев» (роккасэн) японской поэзии: ими были буддийский священник Хэндзё, Аривара-но Нарихира, Фунъя-но Ясухидэ, монах Кисэн, Оно-но Комати, Отомо-но Куронуси. Говоря об их творчестве, Ки-но Цураюки характеризовал его по трем критериям: котоба (слово), сама (форма), кокоро, макото, аварэ («истина, душа»). Задачей поэта он считал достижение единства всех трех элементов. Кроме того, были важны не только образы, вызываемые определенными словами, но и звучание этих слов. Таким образом, хэйанское стихотворениеанка стало важным этапом становления формальных средств японской поэзии. В X в. буддийское, пессимистичное мировоззрение, основой которого было положение, что «жизнь есть страдание», стало теснить синтоистское, оптимистичное по своей сути. Видимо, частичная переориентация на него изменила представления о времени и пространстве в японской культуре, и, в частности, вызвала к жизни жанр историко-литературных произведении рэкиси моногатари («исторических повествований»). В них изображалась жизнь исторических персонажей из поколения в поколение, причем отправной точкой было изображение частной жизни исторических личностей, а не хронология событий. «Окагами» («Великое зерцало», XI в.) и «Эйга моногатари» («Повесть о процветании», XI в.) — первые произведения этого жанра. Они повествовали о событиях эпохи через призму истории дома Фудзивара и жизни Фудзивара-но Митинага, одного из наиболее влиятельных государственных деятелей того времени. Печаль-грусть, которыми проникнуты основные произведения эпохи — это отсвет общего настроения того времени. С конца X века среди буддийского духовенства, а потом и среди аристократии стала распространяться идея о скором наступлении века «конца Закона». Общая нестабильность в стране способствовала этому. Эсхатологические настроения обусловили и характер набиравшего силу течения японского буддизма — амидаизма. Главным становится мотив «чистой земли», далекого рая. Наиболее яркое воплощение эти идеи получили, в архитектуре, в строительстве богато украшенных храмов-мавзолеев, таких, как храм Ходзёдзи, построенный Фудзивара-но Митинага, и Бёдоин — Фудзивара-но Ёримити. жүктеу/скачать 7,14 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|