(«рыцарских») балладах, воскресивших фантастические сюжеты о запретной или «вечной»,
хотя и неразделенной любви, о тайных преступлениях, о сношениях со злыми силами, о
властолюбии, коварстве жестокости, зависти, изменах, о
трогательной верности, о нежных
чувствах и скорбных страстях.
Во всех балладах Жуковский так или иначе утверждал идеалы добра, правды,
гуманности. Благородные герои поэта всегда возвышенно чисты, одухотворены лучшими
человеческими чувствами и никогда не изменяют им. Пустынник, удалившийся от людей, не
перестал тосковать о своей возлюбленной Мальвине, хотя счастье, казалось, было уже
далеко. Певец Алонзо по-прежнему, как и до похода в
Палестину, влюблен в Изолину. Он
дарует ей жизнь ценой собственной гибели.
Добродетель и гуманность торжествуют и тогда, когда персонажи баллад решаются на
преступления. Завистливый слуга убил паладина, но мертвый мстит живому: тяжелый
рыцарский панцирь утопил коварного убийцу. Король властно послал пажа в бездну за
кубком, но сама смерть юноши стала тяжелым укором жестокому феодалу. Епископ Гаттон
спрятался в неприступную башню на острове, но и там его настигло возмездие.
Воскрешая средневековые сюжеты с их религиозной и порой мистической окраской,
Жуковский освещает их светом гуманности. Вместе с
тем бездонная глубина переживаний
балладных героев подчиняется каким-то непознанным и непознаваемым законам.
Особенно это заметно в балладах о греховной любви. С одной стороны, любовь у
Жуковского часто невозможна на земле, но всегда возможна на небе. Такова воля
Провидения. С другой стороны, и самая грешная любовь не теряет своей мощи и способна
возвысить человека. Герои, охваченные страстью, не могут освободиться от нее. Рыцарь
Тогенбург долгие годы ждет, «чтоб у милой Стукнуло окно». И так – до конца дней:
Раз – туманно утро было —
Мертв он там сидел,
Бледен ликом, и уныло
На окно глядел.
Любовь у
Жуковского сильнее моральных норм, в ней заключено свое собственное
оправдание. Как бы ни была грешна героиня баллады «Смальгольмский барон, или Иванов
вечер», но и она при встрече с мертвым влюбленным испытывает не страх, а тревогу за него,
за его душу. Влюбленный человек в балладах Жуковского способен подняться выше себя.
Иногда поэт сам придумывал сюжеты, хотя и подвергал их литературной обработке под
какой-нибудь образец. Например, он написал оригинальную балладу «Эолова арфа», но
придал ей, значительно смягчив, оссиановский колорит с
его суровой, туманной и
таинственной атмосферой. Баллада Жуковского воздушна, пленительна и печальна.
Ее действие развертывается в окрестностях замка, где властвовал могучий Ордал. Дочь
Ордала, юную и прекрасную Минвану, полюбил бедный певец Арминий. Их любовь
оказалась невозможна. Поверх истории влюбленных вырастает лирический образ не
утихающей и страдательной любви, вечной и неизменной, на которой держится и которой
освещается жизнь. Памятником неугасимой любви и предстоящего соединения влюбленных
в нездешнем мире остается Эолова арфа, струны которой исторгают печальные, но не
умирающие звуки. Они извещают Минвану, что стало с ее возлюбленным, изгнанником
Арминием. Жуковский наполнил балладу сладкими звуками, печальной интонацией,
созданной умело подобранными словами одного смыслового и стилистического ряда.
Чередование разных – сравнительно длинных и сравнительно коротких парных и одиночных
амфибрахических – строк в
строфе воспроизводило игру арфы, известившей Минвану, что
«Земля опустела, и милого нет». Несостоявшаяся любовь
здесь состоится
там, где есть
«жизнь без разлуки», «Где все не на час». И когда прервалась земная жизнь Минваны, то
началась ее вечная жизнь в любви и в счастье с любимым: «Две видятся тени: Слиявшись,
летят К знакомой им сени…».
В средневековых балладах «Эолова арфа», «Алина и Альсим» Жуковский избегал
развернутого сюжета. В этих балладах эпическое начало до предела сжато, а на первый план
вышла чистая лирика, обнажившая психологию чувств и придавшая содержанию
обобщенно-символическое значение.
Форма баллады, введенная Жуковским, открыла литературе характер человека как
сложившуюся данность.
Персонажи баллад жили богатой внутренней жизнью, однако не были объяснены или,
как говорят литературоведы, детерминированы социально-историческими условиями и
обстоятельствами. Их поведение мотивировалось лишь общими человеческими свойствами и
принадлежностью к национальной культуре. Большей частью они «вынимались» из
конкретного исторического времени и пространства.
Баллада Жуковского представляла собой замкнутую жанровую структуру с подвижной
фабулой и тяготела к философскому осмыслению сюжетов. Человек в балладе чувствовал
над собой власть высших таинственных сил – святых и дьявольских, демонических, которые
вели за него непримиримую борьбу. Первые увлекали его душу к добру, вторые всегда были
готовы сбить его с правильной дороги и привести к гибели. Однако выбор, по какому пути
идти, всегда оставался за персонажами баллад. Русская поэзия усвоила заветы Жуковского,
который сообщил ей психологизм и философичность. Он же открыл национальный тип
русской девушки – «В ней душа как ясный день», – который затем будет воспроизведен
нашими писателями от Пушкина до Чехова.
Достарыңызбен бөлісу: