«Светлана»
Очевидным доказательством в пользу этих взглядов мягкосердечного поэта служит его
вторая баллада на тот же сюжет из Бюргера «Светлана» (1808–1812). Фабула ее повторяет
фабулу «Людмилы»: Светлана раздумывает о женихе, от которого «вести нет», и томится в
разлуке с ним.
Мотив ожидания суженого вставлен Жуковским в более широкую раму: Светлана
предстает перед читателем в чрезвычайно ответственный момент девичьей судьбы, на пороге
важной перемены в жизни. Она должна проститься с беспечным девическим житьем
(«веселость… дней ее подруга»). Будущее замужество одновременно пленяет ее и страшит
загадочной неизвестностью. Может случиться и так, что в грядущем героиню ожидает не
любовь, а «бедствия рука». Жуковский выбрал для баллады особую жизненно-
психологическую ситуацию: перемену в судьбе, которую героиня переживает остро и
напряженно. Поэт намеренно вырывает Светлану из привычных и устойчивых связей и
отношений, из обычного повседневного быта, который ее окружал, и впрямую ставит лицом
к лицу с неизведанным и полным тайны предстоящим жребием. Этот сюжетный ход,
известный и по балладе Бюргера, и по балладе «Людмила», обрастает в «Светлане» чисто
русскими приметами, традициями, обычаями и поверьями. Главное в том, что в «Светлане»
героиня наделена русскими чертами национального характера – верностью, сердечностью,
кротостью, добротой, нежностью, простотой. От духовных и душевных сил героини зависит,
будет ли она счастлива или ее ждет беда. Так Светлана поставлена перед судьбой.
Жизнь человека издавна связывалась с представлениями о пути, о дороге. В балладе
венчание и замужество осмыслены как решающие этапы жизненной стези. В этом
динамическом мотиве особенно существенны два пункта – начальный и конечный. Начало –
это отправка в неизвестную даль. Светлану влечет любовь, она жаждет встречи с женихом
(«им лишь красен свет, им лишь сердце дышит…»), но одновременно ее тяготят мрачные
предчувствия, и она испытывает невольный страх («Занялся от страха дух…»). Так
появляются картины пейзажа, передающие не только очертания зимней дороги («Тускло
светится луна В сумраке тумана…»), но смутные, тревожные настроения героини, ее
«туманное» грядущее. Поэт создает атмосферу тайны, неизвестности, а неизвестность
рождает «робость» и «страх», хранит «мертвое молчанье». В этой атмосфере и Светлана
окутана загадочностью. Она «молчалива и грустна», ей свойственна «тайная робость».
Обычный конец динамического мотива – гибель. Гибель или несчастье традиционно
завершают в балладе эпизоды появления жениха и скачки с ним сначала в Божий Храм, а
затем в «мирный уголок», «хижину под снегом». Тут самые жуткие предчувствия Светланы
сбываются: жених оказывается мертвецом, а героиня обречена на одиночество. В
довершение картины Светлана предвидит свою смерть.
Жуковский
развертывает
типичную
ситуацию
«страшной»
баллады,
где
фантастическая дорога намекает на жизненный путь героини – от счастливого соединенья с
женихом до ее гибели. Эти события окрашиваются переживаниями Светланы, которая
сначала обрадована встречей с женихом после долгой разлуки, а потом все более и более
тревожится за свою судьбу.
Действие происходит в определенном пространстве и в определенном времени.
Главный пространственный образ – образ дороги. Движение совершается от первой
«станции» (Божьего храма) до последней (избушки), где Светлане открывается горькая и
печальная истина. Все видимое глазами героини пространство вечно, устойчиво и
однообразно: степь, бугры, снег. Бег коней сопровождается метелью, вьюгой. Кругом
одиночество и безлюдье. Смысловое значение пространства заключается в передаче
таинственности и в том, что человек оставлен наедине со всем миром и со своей судьбой. В
атмосфере таинственности угадываются предзнаменования будущего несчастья, оживленные
мифологическими представлениями, старинными преданиями. Степь, покрытая снегом, с
древних времен напоминала человеку белое покрывало, белое полотно, под которым лежит
мертвец, саван; вьюга и метель – игру демонических сил, злых мертвецов, бесов и ведьм. К
тем же мифологическим представлениям относятся и образы луны, неверный свет которой
помогал дьявольским начинаниям и козням, сверчка («вестник полуночи»), ворона,
предвещающего несчастье и беду («Черный вран, свистя крылом, Вьется под санями; Ворон
каркает: печаль!»). Все это были образы, которые содержали стойкие отрицательные
смысловые представления и чувства. Дважды упоминается и о гробе – явном знаке смерти.
Столь же художественно определенным в своих намеках и символах было в балладе и
время. Сюжет развивался на границе дня и ночи, в сумерки или ночью, при свете луны. Тем
самым ночь, когда нечистая сила получала простор для своих черных деяний, в балладе
предстает подлинно событийным временем. Жуковский постоянно упоминает о луне, о
сумраке, о тумане. Устойчивые признаки пространства и устойчивые знаки времени
образуют балладный хронотоп31 .
Как только персонаж пускается в путь и, пересекая границу дня или сумерек, попадал
во власть ночи, то сразу же устремлялся навстречу своей гибели. Следовательно, дорога в
балладе – это дорога от жизни к смерти. На границе балладного хронотопа (древних типов
ценностных ситуаций, выраженных в пространственно-временных образах) и фабульной
динамики возникает элемент фантастического, чудесного. Тут оживают жуткие тени,
мертвецы поднимаются из могил и гробов, а вновь появляющийся персонаж (жених),
напротив, из живого превращается в мертвеца. Фантастика подготовлена поэтическими
образами и мотивами, и отныне все сцены и события (например, бешеная скачка)
приобретают тоже фантастический колорит. Сюжет баллады вырывается из реальности и
неуклонно летит в сферу чудесного, «в темну даль», откуда уже персонажам нет выхода к
солнцу и к светлому сознанию. Роль фантастического и чудесного заключается в том, чтобы
преодолеть сухую логику реальности и отразить противоречивость и сложность души
человека, которая не подчиняется примитивным, прямолинейным законам рассудка. Другая
сторона фантастики – выразить мысль о таинственных силах, которые стоят над человеком и
вмешиваются в его жизнь. Души людей становятся полем борьбы добра со злом, Бога с
дьяволом, и наше пребывание на земле зависит от вечной схватки невидимых и
таинственных высших сил. Благодаря фантастике Жуковский смещает привычные,
обыденные представления, и тогда оказывается, что тонкая и чуткая психология человека
мотивируется не одними лишь соображениями долга, пользы, нравственными нормами и
догмами, но прежде всего глубинными побуждениями, инстинктами, личными желаниями,
совестью, душевными привязанностями, традициями, индивидуальным, общенародным и
общечеловеческим опытом чувства, пусть даже при этом не отдавая строгого и внятного
отчета. Так, Светлана в преддверии решительного события – замужества, как только
появляется возлюбленный, не раздумывая, по зову сердца, не задавая никаких вопросов,
пускается с ним в путь. Сюжет баллады построен так, что все эпизоды и события помогают
раскрыть душу героини. Внутренние мотивы становятся преобладающими, а фабульная
канва «подчиняется» противоречивым чувствам, владеющим героиней, мотивируется ими и
в то же время проявляет их.
Поскольку все мотивы и образы, встречаемые в балладе, призваны раскрыть
внутреннее состояние героини, то в соответствии с этим и слова несут в балладе не столько
предметный, сколько эмоциональный смысл. «Тускло светится луна В сумраке тумана…» –
это не только точное обозначение времени суток, но и состояние природы, и душевный мир
Светланы, полный тревоги. Или строки «Свечка трепетным огнем Чуть лиет сиянье…» тоже
передают не только трепетанье огня, но и трепет в душе девушки. Каждое слово и каждое
выражение получают в балладе не одно лишь прямое, вещественное, а прежде всего
эмоциональное значение. Слова подобраны так, что излучают сильное эмоциональное поле.
Жуковский вдохнул в слово жизнь чувства, и оно стало богато оттенками. Например,
выражение «руки охладелы» указывает не только на температуру рук (охладевшие,
холодные), но и на руки мертвеца, тело которого стало холодным, и на загробный мир,
31 Хронотоп (от греческих слов «хронос» и «топос», означающих время и пространство) – термин,
введенный в литературную науку и философию М.М. Бахтиным, понимавшим под ним ценностные ориентации
в мире древнего человека, которые оживают в сознании современного человека и в современных
художественных произведениях. В термине закреплены поэтические и религиозные представления, уходящие
своими смысловыми оттенками в далекое прошлое человечества.
откуда веет неземным холодом.
Однако «страшная» баллада Жуковского, где дорога знаменует путь от жизни к смерти,
а участь героини всегда печальна и гибельна, не осуществилась. Героиня баллады
«Светлана» не умирает, а обретает счастье: жених возвращается после долгой разлуки, и
впереди Светлану ожидает свадебный пир. Жуковский намеренно начал балладу с описания
народных обрядов и обычаев, связанных с церковным праздником Крещенья, со святочными
гаданиями, с венчанием в Божьем храме. Мир этот вошел в душу Светланы и глубоко запал в
нее. Вне его Светлана у Жуковского немыслима. То же относится и к художественному
пространству: сначала это замкнутый мир избы или девичьей, а затем светлица, где Светлана
сидит перед зеркалом и пристально всматривается в него, надеясь узнать свой жребий.
Народные представления сочетаются с религиозными, с неиссякаемой верой в Бога и в
благость его предначертаний. Самое имя Светлана образовано от слов свет, светлый и
связано с выражением Божий свет, который проник у ее душу. И хотя Светлана грустит о
женихе, она верит во встречу с ним и надеется на Божью помощь. Вера в Бога не истощилась
в героине, и Светлана постоянно обращается к Богу за душевной поддержкой:
Утоли печаль мою,
Ангел-утешитель.
Ту же глубокую веру в милость Бога укрепляют в ней и девушки-подружки, советуя:
Загадай, Светлана;
В чистом зеркала стекле
В полночь, без обмана
Ты узнаешь жребий свой…
В самые трудные и драматические минуты Светлану не покидает надежда на Бога и
вера в него:
Пред иконой пала в прах,
Спасу помолилась…
Светлана поступает совсем не так, как Людмила. Она не ропщет на провидение, а со
смирением и робостью, опасаясь, но все-таки не теряя веры, молит о счастье. Ее поведение
не похоже на поведение «настоящих» балладных героинь. Но в том-то и дело, что стоит
Людмиле усомниться в Боге, в его обещании, как в эту щель сомнения тут же влезают
темные, бесовские, дьявольские силы и завладевают ее душой. А Светлане эти силы не
страшны. В награду за эту неотступную веру Бог спасает Светлану: во сне она видит, как к
ней прилетел посланный Богом «белоснежный голубок», светлый дух, который затем
защитил ее от мертвеца. И пусть мертвец скрежещет зубами, сверкает «грозными очами» или
принимает образ жениха, «милого друга», – все напрасно. Угрозы его тщетны, а обман легко
распознается и развенчивается. По мысли Жуковского, русская девушка не ропщет на свою
участь, а подчиняется Божьему велению, кротко и терпеливо сносит все испытания,
выпадающие на ее долю, уповая на Бога и веря в Него.
Фантастическое в балладе «Светлана», в отличие от других баллад, получает в целом
иное значение и иной смысл. И дело тут не только в том, что Жуковский дает реальную
мотивировку фантастическим видениям и как бы снимает их, а в том, что именно вера
способна творить чудеса, тогда как безверие или подпадание под власть враждебных
человеку начал уничтожают самую душу. Фантастическое, чудесное не только может быть
чуждо людям, но и выступать для них благом. В соответствии с этим и художественное
время в балладе меняется. Балладное время (ночь или граница дня и ночи, сумрак)
пропадает, и в «Светлане» торжествует день, светлое время. Героиня просыпается и
возвращается в морозно-солнечное утро, в праздничный и уютный «крещеный» мир.
Вестником его является петух. Все вокруг Светланы переменилось, наполнилось красками и
звуками.
В «страшной» балладе дорога развернута от жизни к смерти, а в «Светлане» – от
прежней, тревожной и пугающей, к новой, счастливой и радостной. Сдвиги происходят и в
душе Светланы. Ее ждет встреча с живым и настоящим женихом, а не его обманным
призраком. Мрачные предчувствия отступают перед светлым сознанием, мажорным
настроением и торжеством жизни и любви. Светлана еще находится под впечатлением
ужасного и грозного сна, который, как кажется ей, «вещает… горькую судьбу», а природа
уже празднует победу добра над злом, счастья над несчастьем, пробужденья над лживым
сном, жизни над смертью. И в этом, по мысли Жуковского, заключена великая истина,
данная нам Творцом:
Лучший друг нам в жизни сей —
Вера в Провиденье.
Благ Зиждителя закон:
Здесь несчастье – лживый сон,
Счастье – пробужденье.
Приятие жизни, светлая тональность баллады, обусловленная народными мотивами в
сочетании с религиозными представлениями, не отменяют, однако, предупреждающих
событий страшного сна Светланы, которые могут привести человека к гибели, если он
своевольно, в гордыне возропщет на Бога или потеряет в него веру, как это произошло в
балладе «Людмила». Светлана сохранила у Жуковского приверженность народному духу, не
изменила народной и православной религиозной морали ни в разлуке с женихом, ни во время
скачки в метель и вьюгу.
В балладе со счастливым и благополучным концом Жуковский отчасти пародировал
«страшную» балладу, изменив и переиначив сюжет. Он сознательно «нарушил» чистоту
жанра:
Улыбнись, моя краса,
На мою балладу;
В ней большие чудеса,
Очень мало складу.
Тем самым он подчеркнул условность балладного жанра и отступление от него. Но
переделка «страшной» баллады оказалась оправданной. Она помогла поэту резче и прямее
сказать об истоках и богатстве национального характера русской девушки.
Жуковский-романтик выразил характер человека в его неразъемной связи с обычаями,
традициями и верованиями. В этом также заключалось новаторство поэта, который понял
личность как неотрывную часть народа, а народ как совокупность личностей. Благодаря
такому подходу, Жуковский сделал новый по сравнению с предшествующей литературой
шаг в постижении характера. После Жуковского личность уже нельзя было выразить вне
усвоенных ею национальных традиций. Вот почему даже не жаловавший поэзию
Жуковского за пристрастие к иноземным сюжетам и образам декабрист Кюхельбекер
отметил, что стихи «Светланы» несут печать подлинной народности. Пушкин же, ценивший
«Светлану», воспользовался тем же, что и Жуковский, приемом. Он включил фантастические
балладные мотивы, предвещавшие роковое несчастье в судьбе Татьяны, в ее сон, но не
опроверг их в дальнейшем ходе романа, а дал им иное, преображенное истолкование.
Достарыңызбен бөлісу: |