Чацкий как комическое и трагическое лицо. Пушкин о комедии и о

романтизму, пересмотреть прежние взгляды. Грибоедов поставил Чацкого в ситуацию, 
которая выглядела вполне жизненной, но оказалась «романтической»: одинокий, всеми 
отвергнутый герой, который чужд обществу и которого враждебно настроенное общество не 
понимает и выталкивает из своей среды. То, что романтик Чацкий для отрицателя 
романтизма Грибоедова должен быть смешным, естественно. Но то, что молодой человек 
новой морали окажется в «романтической» ситуации, порожденной самой жизнью, 
возможно, было новостью для самого автора. Получалось, что вопреки общественным 
убеждениям и литературно-эстетическим взглядам Грибоедова романтизм не нечто 
наносное, привнесенное извне, «модное» и слишком «мечтательное», а самое что ни на есть 
злободневно-жизненное. Финал комедии представляет нам другого Чацкого – возмужавшего, 
повзрослевшего и поумневшего. Пережитое героями наложило на него неизгладимый 
отпечаток. Из героя, попадающего в комические положения, который порою выглядит 
смешным, Чацкий вырастает в героя трагического, понимающего, что в этом обществе ему 
нет места, что оно выталкивает его, безжалостно выбрасывает, не оставляя никакой 
надежды. Чацкий не может найти удовлетворения ни в службе, ни в светском кругу, ни в 
любви, ни в семье. В начале комедии мы видим уверенного в себе Чацкого, сознающего, что 
он выше московского светского общества. Финал комедии демонстрирует, что Чацкий не 
только не вышел победителем из конфликта с барской Москвой, но и вынужден спасаться от 
нее, чтобы сохранить себя как личность, как человека. Иначе не уберечься ему от 
сумасшествия, не метафорического, а настоящего. 
Самое же главное состоит в том, что в душе Чацкого не преодолено столкновение 
между прошлым и настоящим. Коллизия прошлое – настоящее, принимающая форму «ум с 
сердцем не в ладу», опрокинута во внутренний мир Чацкого. Ум героя связан с настоящим, 
сердце – с прошлым. Трагедия Чацкого в его отношениях с Софьей обусловлена в немалой 
степени этим раздвоением. Сердце Чацкого живет прошлым – он вспоминает о прежней 
Софье, о детских играх с ней, об общих увлечениях, сердце хранит надежду на взаимность. 
Ум Чацкого это заветное с его сладкими мечтами и соблазнительными надеждами 
опровергает на каждом шагу. Отсюда – «мильон терзаний». Чацкий до самого последнего 
действия мечется между счастливым прошлым и безнадежным настоящим. Он уходит со 
сцены, потеряв надежду на личное счастье, полный сомнений в своей исторической победе. 
Трагедийность Чацкого выражается в ситуации «бегства» из привычной среды, 
«отчуждения» от нее. В отличие от героев романтических поэм Чацкий бежит в никуда, 
надеясь хоть где-то отыскать «уголок», чтобы утешить «оскорбленное чувство». 
Он обречен странствовать и оказывается неприкаянным странником, вечно 
неудовлетворенным и разочарованным искателем счастья. Эта позиция разочарованного 
странника очень близка герою романтиков, романтизму вообще. Скептически настроенный к 
романтизму Грибоедов финалом своей комедии вынужден признать, что романтический 
жест Чацкого, его «бегство» – следствие жизненных обстоятельств, углубляющих 
разочарование в обществе. Оно, перерастая в непримиримый конфликт, изгоняет героя из 
среды, к которой он принадлежал по рождению и воспитанию. Стало быть, сама жизнь 
порождает романтизм и романтических скитальцев, подобных Чацкому. Герой становится 
романтическим изгнанником вследствие того, что его убеждения, чувства, весь образ 
существования не могут быть примирены с фамусовской Москвой, где его ожидает духовная 
гибель и где он не может сохранить свое лицо. Жизнь делает Чацкого вынужденным 
романтиком, превращая его в изгоя. Не случайно некоторые произведения, задуманные 
Грибоедовым после «Горя от ума», намечены в романтическом ключе, в духе романтизма. 
Чем возвышеннее и трагичнее становится образ Чацкого, тем более глупыми и 
пошлыми оказываются обстоятельства, в которые он попадает. Совершенно очевидно также, 
что образ Чацкого строится Грибоедовым на несовпадении лица и тех положений, в которых 
ему случается быть. При этом сценические маски Чацкого – ложный жених, говорун, злой 
умник, герой-резонер, умный скептик – каждый раз по-новому совмещаются друг с другом и 
образуют подчас противоречащие друг другу сочетания. Нет никакого сомнения в том, что 

Грибоедов поставил перед собой цель всячески возвеличить Чацкого. Одновременно он 
вовсе не хотел сделать его книжным, искусственным персонажем, а стремился придать ему 
черты живого человека. Поэтому Грибоедов сообщил Чацкому наивность, восторженность, 
молодой энтузиазм, нетерпеливость и горячность. 
Чацкий первоначально довольно шутливо и даже беззаботно воспринимает 
фамусовский мир, не видя в нем опасной и грозной силы. Но эта наивная легкость ставит его 
иногда в сомнительные и странные для положительного персонажа положения. Например, 
Чацкий произносит монолог на вечере у Фамусова, но не замечает, что его никто не слушает. 
Здесь его положение напоминает положение Фамусова, который заткнул уши и не слышит 
известия о прибытии Скалозуба. Конечно, Грибоедов вовсе не хотел, чтобы Чацкий выглядел 
смешным. Мысль Чацкого взлетела высоко, он находится во власти негодования и не может 
остановить поток переполняющих его слов правды. Ему важно высказаться в полный голос. 
Вот почему ему безразлично (он стоит лицом к зрительному залу и спиной к сцене), 
слушают его или нет Софья и гости Фамусова. В этом случае он мыслился Грибоедовым 
трагическим лицом, произносящим суровые истины ничтожному обществу. Но персонажи не 
внимают Чацкому. А раз так, то его слово адресовано не действующим лицам, с которыми он 
должен общаться на сцене, а зрителю, и потому Чацкий оказывается тут героем-резонером, 
рупором автора. 
Грибоедов вывел Чацкого возвышенным лицом. Но то, что возвышенный 
положительный герой, не лишенный трагизма, попадает в смешные положения и что между 
его сущностью и этими положениями наметилось противоречие, вызвало сомнение в 
совпадении замысла комедии с его исполнением. 
Наиболее полно и принципиально возражал против плана комедии и художественного 
решения Грибоедовым образа Чацкого Пушкин. В письме к П.А. Вяземскому он отозвался 
так: «…во всей комедии ни плана, ни мысли главной, ни истины. Чацкий совсем не умный 
человек – но Грибоедов очень умен». В письме к А.А. Бестужеву Пушкин несколько смягчил 
свою оценку, но в отношении Чацкого остался тверд: «В комедии «Горе от ума» кто умное 
действующее лицо? Ответ: Грибоедов. А знаешь ли, что такое Чацкий? Пылкий, 
благородный и добрый малый, проведший несколько времени с очень умным человеком 
(именно с Грибоедовым) и напитавшийся его мыслями, остротами и сатирическими 
замечаниями. Все, что говорит он, очень умно. Но кому говорит он все это? Фамусову? 
Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый 
признак умного человека – с первого взгляду знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера 
перед Репетиловыми и тому под<обными>». 
Пушкин усмотрел непоследовательность Грибоедова в том, что Чацкий замечает 
глупость Репетилова, а сам оказывается в таком же сомнительном и странном положении. 
Грибоедов, если следовать его замыслу, хотел представить Чацкого высоким героем, но этот 
герой попадает в комические положения, причем это отчасти предусмотрено, а отчасти не 
предусмотрено автором. Он произносит либеральные речи среди тех, кто понять его не 
может, и говорит тогда, когда его никто не слушает. Чем в таком случае он умнее Фамусова 
или Репетилова? Не получилось ли так, вопреки замыслу драматурга, что Чацкий на словах 
обвиняет Москву и ее обитателей, а на деле Фамусов и Репетилов разоблачают Чацкого? 
Или, витийствуя перед Фамусовым и его гостями, Чацкий невольно становится смешным и 
не очень умным? В этом случае он выглядит скорее ложным женихом, злым умником, т. е. 
комическим, сниженным персонажем, а не возвышенным и трагическим героем (эта роль 
ему уготована в финале комедии). Не годится он и на столь же высокую роль героя-резонера, 
рупора авторских мыслей, так как тому тоже неприличны комические положения. 
Для такого мнения у Пушкина были основания. Пушкин сразу же отделил Чацкого от 
Грибоедова: Чацкий – добрый, благородный, пылкий, но, судя по его поведению (а не 
речам), не очень умный малый, тогда как Грибоедов, судя по речам Чацкого, очень умен (о 
его поведении зритель судить не может). Стало быть, Чацкий ведет себя наивно, он смешон, 
и роль возвышенного или трагического героя ему не по плечу. Но Чацкий высказывает 

умные мысли («Все, что говорит он, очень умно», – замечает Пушкин). 
Откуда же грибоедовский герой взял умные мысли, если сам «не умен»? От автора, от 
Грибоедова. Более их взять было неоткуда. Грибоедов – вот единственный источник. «Там, 
где Грибоедов создает живые характеры, подобные Фамусову, Скалозубу, Загорецкому, 
Пушкин сразу же отмечает удачу драматурга»77. Но как раз эти персонажи выражают себя 
по ходу действия. Герой же, задача которого состоит в обличении пороков, может иметь 
слабости и недостатки, но должен быть положительно умен. Без этого качества самые умные 
его речи не были бы оправданы драматургически. В комедии, не ставящей целью осуждение 
и наказание «умника», герой обязан остаться умным, причем у зрителей и читателей не 
может быть в этом никаких сомнений. Между тем Грибоедов дает повод усомниться в уме 
Чацкого. 
Пушкин, конечно, прекрасно понимал, что дискредитация Чацкого не входила в 
намерения Грибоедова. Поэтому не надо защищать Чацкого от Пушкина, который постиг 
желание автора «Горя от ума» вывести положительно умного человека, но уловил также 
невольное, нежелаемое самим Грибоедовым превращение Чацкого в «пылкого, благородного 
и доброго малого». Место умного героя занял в комедии «добрый малый». Эта подмена 
Пушкина не удовлетворила, поскольку речи Чацкого лишались драматургического 
обоснования. Герой был поставлен, по мнению Пушкина, в такие драматические положения, 
которые привели к не предусмотренным автором результатам и повлекли как нарушение 
признанных законов комедии, так и неожиданное изменение характера Чацкого. Это 
несовпадение замысла и воплощения требовалось устранить. Каким образом? Только путем 
ввода авторского голоса, который, опять-таки непредумышленно, ворвался в комедию. С 
точки зрения Пушкина, получается так, что в комедии «Горе от ума» неожиданно появляется 
еще одно действующее лицо – Грибоедов. Чацкий участвует в действии и произносит 
монологи, но содержание речей принадлежит не ему, а незримому Грибоедову, который 
незадолго перед тем беседовал с Чацким, внушил ему свои идеи, а тот взялся их пересказать 
на сцене, не особенно соображаясь со сложившимися обстоятельствами и возникшими 
ситуациями. 
С точки зрения Пушкина, это произошло потому, что Грибоедов не преодолел до конца 
правил драматургии классицизма. Реализм грибоедовской комедии еще очень условен, хотя 
в ней сделан огромный шаг вперед в направлении реализма, особенно в передаче нравов и 
характеров общества, в языке и стихе. Однако автор выглядывает из-под маски Чацкого, 
тогда как авторская мысль обязана вытекать из драматургического действия. 
Таким образом, центральная теоретическая проблема, имевшая для Пушкина огромный 
практический интерес, заключалась не в частностях построения комедии и даже не в образе 
Чацкого, а в границах выражения авторского сознания в различных жанрах, в данном случае 
– в комедии. Пушкин оценивал комедию «Горе от ума» с позиций историзма и новых 
реалистических исканий, которые свойственны его творчеству в Михайловском, в период 
работы над «Евгением Онегиным», лирикой, балладами, «Борисом Годуновым» и «Графом 
Нулиным». Не осуждая законов комедии, избранных Грибоедовым, он убедительно показал, 
что традиционные рамки классицистической комедии, как бы они ни были творчески 
переработаны, уже недостаточны для новых – пока еще слагающихся – принципов 
реалистического искусства. 
Оценка Пушкиным комедии «Горе от ума» отражает один из начальных этапов 
формирования реализма и в значительной степени объясняется художественными задачами, 
стоявшими не только перед Пушкиным, но и перед всей русской литературой. Пушкин, 
точно определивший слабости классицизма и романтизма, уже двинулся дальше, и в свете 
пройденного расстояния ему яснее открылись противоречия комедии. Отзыв Пушкина о 
«Горе от ума» – несомненное тому свидетельство. На переходе от классицизма и романтизма 
77 Аникст А.  Теория драмы в России от Пушкина до Чехова. М., 1972. С. 55. 

к реализму русская литература явила обществу вечно живую, наполненную смехом и 
искрометным умом комедию, в которой, однако, не были разрешены главные трудности 
драматического рода и комедийного жанра. 

жүктеу/скачать 2,98 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: