История русской литературы XIX века. Часть 1: 1795-1830 годы



Pdf көрінісі
бет158/194
Дата12.09.2022
өлшемі2,98 Mb.
#38918
түріЛитература
1   ...   154   155   156   157   158   159   160   161   ...   194
Байланысты:
часть пер

«Скупой рыцарь». Замысел трагедии возник в 1826 г., ее название («Скупой») 
включено в план драматических сочинений. Подзаголовок «Сцены из Ченстоновой 
трагикомедии: «The Covetous Knight»177» – мистификация: такой трагедии у Ченстона 
(Шенстона) нет. 
В центре трагедии – столкновение двух рыцарей, отца и сына, принадлежащих к 
разным периодам рыцарства: характер Барона (Филиппа) сложился в эпоху раннего 
рыцарства, когда ценились власть, воинская отвага и богатство; характер Альбера – в пору 
позднего рыцарства, когда умами и чувствами владели турниры, блеск двора, когда 
господствовал культ прекрасной дамы и место реальной воинской доблести заняла 
демонстративная храбрость, а приращение богатства сменилось показной расточительностью 
с явным оттенком презрения к собственному богатству. Так намечен конфликт двух эпох, 
двух поколений. Слом эпох проходит через сердца и судьбы отца и сына. Конкретно-
историческая коллизия соотнесена с вечностью, с общечеловеческим и нравственными 
нормами. Устами Герцога вынесен приговор обоим героям. 
Уже в первой сцене тема скупости рыцаря выходит на первый план. Причиной победы 
Альбера стала скупость, но издержки победы (пробитый шлем) не восполнены из-за 
бедности, на которую обрек Альбера Барон. Молодой рыцарь не может явиться, как другие, 
«в атласе и бархате» при дворе Герцога. Унижение, остро чувствуемое им, переживается и в 
сцене с ростовщиком Соломоном. На предложение отравить отца и ускорить его смерть, 
чтобы наследовать богатство, Альбер отвечает по-рыцарски благородно и идет «искать 
управы у Герцога». Однако, не согласившись на низкое и тайное убийство отца, в сцене у 
Герцога он, обвиненный отцом в покушении на кражу, бросает ему в лицо слова «Вы лжец» 
177 Скупой рыцарь (англ.).


и готов убить Барона в открытом поединке, «поспешно» поднимая перчатку – знак вызова на 
дуэль. Этот эпизод обнажает тайное желание Альбера овладеть наследством и превратить 
его в пыль, но соблюсти при этом видимость «благородства». Богатство в глазах Альбера – 
средство для истинно «рыцарской» жизни, состоящей в полной свободе растрачивать 
достояние ради нарядов, увеселений, турниров и прекрасной дамы. Низкие мотивы 
прикрыты якобы «благородными» побуждениями, за которыми нет ничего, кроме 
беспечности и пустоты. Однако поступки Альбера, не могущие его извинить, в какой-то мере 
вынуждены: отец лишил его содержания и тем самым отнял у него молодость, у которой есть 
свои права. Молодость должна веселиться, любить, наслаждаться жизнью. Барон презирает 
сына, пробуждая в нем ненависть к себе. 
Между тем сам Барон не прочь заколоть сына, чтобы сохранить свои богатства. В 
Альбере он видит угрозу своим мечтам о неограниченной власти, которую связывает с 
мистическим могуществом денег. Мистифицируя силу денег, Барон убивает в себе все 
человеческое, становясь демоном-аскетом. Его сердце не отзывается на боль и страдания 
людей, и он убивает в себе человека. Барон – не накопитель в житейском смысле слова, а 
демон, спускающийся в свое дьявольское святилище как в преисподнюю, чтобы творить 
идолопоклонство своему кумиру – золоту. Но не он оказался властелином богатства, ради 
которого отверг страсти, а золото овладело им, уловив его душу. Наслаждаясь богатством в 
подвале, поднимаясь в своем монологе до трагических высот и прославляя «презренный 
металл», т. е. возвышая низменное, Барон из рыцаря превращается в «сторожевую тень». Он 
и сам не понимает, как зловеще и вместе с тем комично выглядит его мечта после смерти 
приходить и охранять накопленные сокровища. Еще более комично ведет он себя в сцене у 
Герцога, призванный к его суду. Тут он лишается рыцарских добродетелей – прямоты, 
отваги, решительности, правдивости, и его поведение напоминает поведение ростовщика 
Соломона. Пытаясь остаться рыцарем, он бросает перчатку, вызывая сына на дуэль, но 
рыцарский жест обнажает его человеческую ничтожность. Он и умирает не как рыцарь, а как 
скупец со словами: «Где ключи? Ключи, ключи мои!» 
В первой сцене трагедии запечатлена «правда» Альбера, во второй – «правда» Барона. 
Они непримиримы, выступая как тезис и антитезис. В третьей сцене конфликт достигается 
апогея, разрешением его становится смерть Барона. Но на уровне вечности конфликт не 
разрешен. «Правды» героев не сливаются в синтезе, а, сосуществуя отдельно, пересекаются. 
Их пересечение катастрофично. Однако над «правдами» героев возвышается финальный 
возглас Герцога: «Боже! Ужасный век, ужасные сердца!», предполагающий несовместимость 
обеих «правд» с подлинной человечностью. 


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   154   155   156   157   158   159   160   161   ...   194




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет