Жанысбекова эльмира тулегеновна
жүктеу/скачать 2,96 Mb. Pdf көрінісі
|
| лошадьми шли с незапамятных времен» [166, с. 267]. Кентавры (древние
кочевники) «Как привыкли <...> верхом на животных существовать, так и оседлывают себе народы-земледельцы, завоевывая их, мирных-травоядных, - и потом существуют, точнее: сосуществуют с ними в качестве второго их этажа: составляя сословие господ-военачальников, восседающих верхом на земледельцах-ремесленниках, как ранее на своих конях и овцах» [170, с. 363]. «Но, – как пишет Г. Гачев, – специфика космоса ислама в том, что только совместная встреча — симбиоз и биоценоз – кочевников с плоскогорий и земледельцев с плодороднейших долин великих рек и образует природную платформу для Космоса ислама; только при этой взаимной друг на друга ориентированности: кочевников и земледельцев – мир ислама образуется, субстанцию свою имеет» [170, с. 365]. Однако Г. Гачев говорит о более современном этапе истории, тогда как А. Ким заглянул в седую древность. Необходимость и невозможность такого кентаврийского (кочевнического) биоценоза и порождает схизис в кимовском мифологическом мире, задавая этапность сюжетного развертывания. Мотивам преследования в «Поселке кентавров» («Все враги, думал Пуду; кто не кентавр, то и враг» [166, с. 189]) наследует сюжет инициации, выражающий состояние депрессии и выход из нее. Депрессия, связанная с 65 обрядом инициации, представляет собой как бы временную смерть: кентавры А. Кима и живут в глухой тоске и безысходности под тусклыми рассветами, и умирают в депрессивной позе, «скорчившись на земле животной своей половиной и ссутулившись человеческой, сунув скрещенные руки под мышки, так и закоченев в однообразном виде по всей долине вокруг поселка» [166, с. 207]. Инициируемый в мифе и фольклоре должен пройти через систему последовательных психологических испытаний: потерю родителей/ ближайших родственников, потом, удалившись в инициационный дом (поселок кентавров), потерю «всего мира», а потом краткосрочно как бы «потерять» жизнь. Такова и сюжетная канва романа А. Кима. Еще одна из форм инициации - поглощение инициируемого чудовищем и затем извержение из его чрева. Вариантом такого поглощения может быть зашивание инициируемого в шкуру животного [171] (см.: также произведение Б. Джилкибаева «Казахский эротический роман»). Этот же мотив отмечается О. Ранком в волшебных сказках и мифах, когда мать вскоре после рождения закупоривает сына в бочку или корзину и бросает в море. Бочка – символическая утроба, а море — символ возрождения через испытание, и мать как бы отбрасывает ребенка от себя, создавая подоснову депрессии/инициации. В «Поселке Кентавров» А. Кима этот мотив тоже присутствует и представлен поглощением кентавров крокодилам. Цель временной смерти – создание депрессивной позиции, которая несет функцию инициационного испытания, пройдя через которое герой сможет обходиться без матери, то есть стать настоящим, сильным мужчиной. Здесь и проясняется связь между инициацией, депрессией и травмой рождения в кимовском романе, то есть, по В.П. Рудневу, связь между интроекцией- поглощением собственного Я, историей пророка Ионы (мотив/комплекс искупления – возвращения) и стремлением «обратно в утробу» [165, с. 95]), другими словами, поглощения этноса историческим временем в процессе становления всемирной истории по мифологической модели «исполинского деревянного колеса» (А.Ким). В результате в стратегической перспективе симбиоз всех мотивов и сюжетных ходов романа образует мифологический сюжет первоначала- первотворения (рождения) и смерти («плавного ухода в небытие кентаврийского народа» [166, 246]): «Народ уходит в Большую смерть» [166, с. 251]. Одинаково хорошо владевшие и правой и левой рукой одногрудые амазонки (=плохие матери) - как бы следующая генерация на лестнице всемирной истории, медиаторы между правополушарными древними народами, по-преимуществу левшами, живущими инстинктами, и левополушарными правшами [1] преобладающими в современном мире, однако тоже оказываются вычеркнутыми из истории земли, как и кентавры-древние кочевники, хоть и «слава о них будет вечно стоять в мире» [166, с. 272]. 66 «Двухэтажный среднеазиатский космос», химеричность кентавра, поначалу кажется соединением кочевников и земледельцев (по Г. Гачеву), однако на самом деле это не соединение, а распад – эквивалент мифологической/ шизотипической бессвязности. Бред, галлюцинации, разорванность ассоциаций, страх, опустошенность — вот типичный неомифологический дискурс у А. Кима. И вместо реальности персонаж- «психотик тестирует свое тело, он ненавидит свое тело, он его отрицает как жүктеу/скачать 2,96 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|