Мажитова жанна сабитбековна
§ 3. Дискуссия о кочевом способе производства в историографии
жүктеу/скачать 3,03 Mb. Pdf көрінісі
|
| § 3. Дискуссия о кочевом способе производства в историографии
середины 1950-х – 1980-х гг. В 1950-е – 1960-е годы вектор научных исследований по-прежнему был направлен на теоретико-идеологическое обоснование классового и формационного подхода при исследовании исторического прошлого. В Казахстане, как во всем Советском Союзе основное внимание ученых было
285
сосредоточено на изучении истории трудовых подвигов советского народа, целинной кампании, истории коммунистической партии. Наряду с этими вопросами после ХХ съезд КПСС в науке все же активизировалась полемика по конкретно-историческим вопросам, в которой слышались отголоски прежних научных баталий. Одна из таких дискуссий развернулась в середине 1950-х гг. по вопросу об основе феодальных отношений у кочевых народов. Спор о формах собственности у кочевников включал широкий спектр вопросов: здесь и отношения между различными в материальном плане слоями общества, которые можно было интерпретировать по-разному – эксплуатация богатыми бедных скотоводов или взаимная родовая помощь; и вопросы типологии государственных образований – предклассовое общество или развитые формы классового государства; и специфика отношений между кочевниками- завоевателями и покоренным кочевым и оседлым населением; другие проблемы, исследования которых начались именно в эти годы. Пристальное внимание к подобной тематике можно объяснить тем, что изучение форм собственности выводило на узловое направление отечественной исторической науки – освободительное движение как выражение «непримиримой классовой борьбы» в обществе. К этому времени ученые пришли к единому пониманию социальных отношений: казахское досоветское общество делилось на два противостоящих лагеря – богатых и бедных. Это научное положение ни у кого не вызывало сомнений. Социальная группа зажиточных скотовладельцев-баев 1 была
достаточно разнохарактерной: в нее входили представители как «белой», так и «черной кости». Бийская группа, которую в свое время М.П. Вяткин предлагал «дифференцировать по видовому понятию», была также отнесена учеными к
1 В работах ученых этого периода богатые скотовладельцы обозначаются разными терминами, которые, однако, имеют в контексте изложения одинаковую смысловую нагрузку – зажиточный класс. К примеру, «богатый старшина (аксакал)», или «бай (бий)». См.: Шахматов В.Ф. Казахская пастбищно-кочевая община... С. 75, 93 и др. Поэтому, термин «бай» будет использован мною в этом параграфе в собирательном значении и обозначает богатую часть населения, вне зависимости от сословной принадлежности («черной» или «белой» кости).
286
этой социальной категории. Разобравшись с классовой структурой общества, ученые перешли к дискуссии о методах эксплуатации зажиточными скотовладельцами зависимых от них общинников, которые вытекали из типов собственности в кочевом обществе. Мы остановимся на анализе мнений по вопросу о социальных отношениях, вытекающих из форм собственности, т. к. именно на этой основе формировались оценки и конкретных социальных институтов. Разные подходы ученых по этой проблеме можно проследить на материалах научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период, которая проходила в Ташкенте в 1954 г. На ней прозвучали смелые идеи С.Е. Толыбекова и В.Ф. Шахматова, подвергавших сомнению утвердившуюся на тот момент в советской исторической науке теорию кочевого феодализма В.Я. Владимирцова. Суть выдвигаемой учеными гипотезы заключалась в признании основой феодализма у номадов частной собственности на скот
(назовем их
условно сторонниками «скотовладельческой» теории). По мнению сторонников этой теории, в условиях кочевого и полукочевого скотоводства частное землепользование являлось невыгодным, так как значительно сужало пастбищные пространства и, как следствие, возникала опасность не только оскудения земельных массивов, но и упадка всей отрасли хозяйства. Их оппонентами являлась целая группа известных ученых, таких как Л.П. Потапов (основной докладчик на сессии), С.З. Зиманов, И.Я. Златкин, С.И. Ильясов и др., которые уверенно заявляли о господстве среди кочевников феодальной собственности на землю (сторонники «землевладельческой» теории) и общих закономерностях социального развития обществ с разными типами хозяйственной деятельности. Несмотря на принятое сессией решение: «Советские историки успешно преодолели ―теорию‖ особого пути развития феодализма у кочевых народов и установили, что ...основой феодализма у кочевников, как и повсюду, являлась 287
феодальная собственность на землю, которая реализовывалась в различных специфических формах присвоения земельной ренты» 1 , уверенность ученых «скотовладельческой» теории в правоте своей позиции не была поколеблена. Это привело к продолжению полемики на страницах ведущего журнала «Вопросы истории», который предоставил возможность обеим сторонам высказаться по существу вопроса 2 .
XV–XVIII вв. являлось полуфеодальным и характеризовалось патриархально- феодальными отношениями (переходными), которые складывались из специфики хозяйства: «Там, где преобладающим видом общественного производства было кочевое скотоводство, основным средством производства и средством эксплуатации был скот». В подтверждение своих доводов ученый приводил пример конфискации скота в байских хозяйствах в конце 1920-х гг., по существу означавшее «экспроприацию у экспроприаторов их основных средств производства» 3 . Ученый не развивал дальше мысль, но, стоит добавить, что политика «экспроприации» привела к упадку скотоводческой отрасли хозяйства и массовому голоду в Казахстане в начале 1930-х гг. Этот пример С.Е. Толыбекова убедительно доказывает принципиальную важность для кочевых обществ обладания общиной необходимым лимитом скота для организации процесса производства. Оппоненты С.Е. Толыбекова полагали, что в казахском обществе, как и в любом феодальном, существовала частная собственность на землю, выраженная в форме различных ханских пожалований территории
1 Материалы объединенной научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. Ташкент: Издательство АН УзССР, 1955. С. 582. 2 Потапов Л.П. К вопросу о сущности патриархально-феодальных отношений у кочевых народов Средней Азии и Казахстана // Вопросы истории. 1954. № 6. С. 73–89; Толыбеков С.Е. О сущности патриархально- феодальных отношений у кочевых народов // Вопросы истории. 1955. № 1. С. 75–83; Башарин Г.П. О патриархально-феодальных отношениях в Якутии конца XVIII – первой половины XIX века // Там же. № 3. С. 80–89; Златкин И.Я. К вопросу о сущности патриархально-феодальных отношений у кочевых народов // Там же. № 4. С. 72–80; Эфендиев М.М., Першиц А.И. О сущности патриархально-феодальных отношений у кочевников-скотоводов // Там же. № 11. С. 65–75; Зиманов С.З. О патриархально-феодальных отношениях у кочевников-скотоводов // Там же. № 12. С. 63–67; О патриархально-феодальных отношениях у кочевых народов (к итогам обсуждения) // Там же. 1956. № 1. С. 75–80. 3 Толыбеков С.Е. О сущности... С. 77. 288
подвластным родам. Так, С.З. Зиманов привел пример с Букеевской (Внутренней) ордой, где хан Джангир наделял (читай: продавал) земельными участками родовые коллективы, из чего ученый пришел к выводу: «пастбищные пространства находились в монопольном владении казахских феодалов» 1 . К такому же пониманию проблемы следует отнести и положения крупного специалиста по истории Монголии И.Я. Златкина, считавшего, что «характер экономических связей, существовавших между оседлым феодалом и его крепостными, ничем существенным не отличался от характера связей, существовавших между кочевым помещиком и его крепостным» 2 .
другую сторону, оппоненты приводили массу подтверждающих свою правоту документов, цитат из работ Маркса, Энгельса, Ленина, в которых, как им казалось, закодирован необходимый смысл, однако ни одна из сторон не изменила своего мнения по существу вопроса. В итоге, редакция журнала «Вопросы истории» вынуждена была отметить спорность аргументов и позиции каждой из сторон, но все же сочла своим долгом подчеркнуть: «Нельзя согласиться с мнением С.Е. Толыбекова и некоторых других товарищей, что в условиях кочевого хозяйства земля... не является основным средством производства» 3 . Категоричность вывода редакции вытекала из следующего постулата: «Отрицание феодальной собственности на землю у кочевых народов ведет к отрицанию у них феодальной эксплуатации, не дает возможность понять процесс формирования класса эксплуататоров и класса эксплуатируемых, лишает вообще всякого смысла самое понятие ―патриархально-феодальные отношения‖» 4 . Таким образом, вопрос о главной форме собственности у кочевников был решен императивным методом. Как бы то ни было, в 1957 г. было опубликовано третье издание по истории Казахской ССР, в котором вопрос о собственности на землю (этот
1 Зиманов С.З. О патриархально-феодальных отношениях... С. 66–67. 2 Златкин И.Я. К вопросу о сущности... С. 80. 3 О патриархально-феодальных отношениях у кочевых народов (к итогам обсуждения)... С. 76. 4 Там же. С. 77. 289
раздел был подготовлен В.Ф. Шахматовым) был изложен в таком ключе, что мог вызывать неоднозначные, порой противоречивые выводы о формах собственности казахов: с одной стороны, ученый признает развитие к XV–XVI вв. феодальных отношений, но без лена, с другой – феодальной собственности на землю. При этом сам автор, напомним, являлся сторонником «скотовладельческой теории», или «кочевнической формации», т. е. существования собственности на скот и движимое имущество. Внимательное чтение текста позволяет увидеть желание В.Ф. Шахматова иносказательно выразить свое научное предпочтение. Применение приемов ненавязчивого «проталкивания» своих научных позиций, конечно же, не осталось незамеченным. Поэтому в конце 1950-х – начале 1960-х гг. жаркие дискуссии разгорелись с новой силой и привели к появлению целой серии монографических работ, в которых попытки В.Ф. Шахматова и его приверженцев продвинуть свои концептуальные идеи в академическое издание были подвергнуты массированной критике со стороны оппонентов. Так, появились работы сторонников «землевладельческой» теории, среди которых следует назвать А.Е. Еренова, С.З. Зиманова, И.Я. Златкина, Л.П. Потапова и др. 1 , в которых вопросы методики и методологии позволяли 1 Дюков Л.В., Масевич М.Г. Об особенностях земельной собственности у некоторых кочевых народов в эпоху феодализма // Учен. записки юрид. фак-та. Алма-Ата: КазГУ им. С.М. Кирова, 1957. Вып. IV. С. 119–145; Поршнев Б.Ф. Очерки политической экономии феодализма. М.: Госполитиздат, 1957; Бекмаханов Е.Б. Присоединение Казахстана к России. М.: АН СССР, 1957; Батраков В.С. Хозяйственные связи кочевых народов с Россией, Средней Азией и Китаев (с XV до половины XVIII века). Ташкент: САГУ, 1958; Зиманов С.З. Общественный строй казахов первой половины XIX века. Алма-Ата: АН КазССР, 1958; Он же. Политический строй Казахстана конца XVIII и первой половины XIX веков. Алма-Ата: АН КазССР, 1960; Аполлова Н.Г. Экономические и политические связи Казахстана с Россией в XVIII – начале XIX вв. М.: АН СССР, 1960; Еренов А.Е. Очерки по истории феодальных земельных отношений у казахов. Алма-Ата: АН КазССР, 1960; Сафаргалиев М.Г. Распад Золотой Орды. Саранск: Московское книжное издательство, 1960; Джамгерчинов Б.Д. Добровольное вхождение Киргизии в состав России. 2-е изд. Фрунзе: Киргизское гос. издательство, 1963; Он же. О прогрессивном значении вхождения Киргизии в состав России. М.: АН КирССР, 1963; Он же. Очерки политической истории Киргизии XIX века (первая половина). Фрунзе: Илим, 1966; Ахмедов Б.А. Государство кочевых узбеков. М.: Наука, 1965; Златкин И.Я. История Джунгарского ханства (1635–1758). М.: Наука, 1964; Галузо П.Г. Аграрные отношения на юге Казахстана в 1867–1914 гг. Алма-Ата: «Наука» КазССР, 1965; Галузо П.Г. Социальные отношения в казахском ауле и переселенческой деревне Казахстана в начале XX века // Казахстан в канун Октября. Алма-Ата: «Наука» КазССР, 1968; Казахстан в канун Октября. Сборник статей / Под общ ред. док-ра ист. наук, проф. П.Г. Галузо. Алма-Ата: «Наука» Казахской ССР, 1968; Семенюк Г.И. Проблемы истории кочевых племен и народов периода феодализма (на материалах Казахстана). Калинин: Изд-во КГУ, 1973; Залкинд Е.М. Очерк истории генезиса феодализма в кочевом обществе. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2012; Пищулина К.А. Юго-восточный Казахстан в середине XIV – начале XVI века (Вопросы политической и социально-экономической истории). Алма-Ата: «Наука»
290
отстаивать концепцию развитых классовых отношений у кочевников-казахов, выражавшихся в разных формах повинностей: отработочной ренте и продуктовой повинности. Например, сторонник этой теории С.З. Зиманов писал: «Основные формы отработки были приурочены к периодам проведения сельскохозяйственных работ: стрижка овец, катание кошм, сенокошение, заготовка топлива на зиму, ремонт хозяйственных сооружений и другие работы в байском хозяйстве. Существовал ряд натуральных повинностей 1 :
2 . В монографии А.Е. Еренова также имеются рассуждения о социальных отношениях у казахов: «Феодальный строй в Казахстане, как и везде, порождал жестокую эксплуатацию феодально- зависимых крестьян» 3 . Правда, в чем выражалась эта жестокость, проследить в работе сложно. Кроме форм повинностей, указанных С.З. Зимановым, автор называет зякет (процент с общего поголовья скота) и ушур (налог в размере 1/10 урожая), которые, как известно, платились в земледельческих районах, а в казахском обществе в качестве регулярных натуральных повинностей не применялись 4 . Подвергая сомнению слова М.П. Вяткина об императивном характере норм обычного права, А.Е. Еренов был уверен: «В феодальном обществе обнаруживалась недостаточность одних норм не только обычного права, но и писаных законов для поддержания общественных отношений. Для
КазССР, 1977; Дахшлейгер Г.Ф., Пищулина К.А. Социально-экономическое положение в Казахстане в XVI– XVII веках // История Казахской ССР с древнейших времен до наших дней: В 5-ти тт. Т. 2. Алма-Ата: АН КазССР, 1979. С. 322–333; Плетнева С.А. Кочевники средневековья. Поиски исторических закономерностей. М.: Наука, 1982; Сулейменов Р.Б., Моисеев В.А. Из истории Казахстана XVIII века (о внешней и внутренней политике Аблая). Алма-Ата: Наука, 1988; и др. 1 Согым – откормленное на убой животное. Сыбага – это часть согыма, определенная доля, предназначенная для родственников, сватов, почтенных сородичей и аксакалов. Конак-асы (от слов конак – гость, ас – угощение) – расходы на содержание гостей. Человека, не давшего конак-асы, штрафовали. Кроме этого: саун (от слова сауга – доить) – передача баями беднякам во временное пользование молочного скота с правом пользования его молоком. Байгазы – подарок, который дарят при получении хороших вестей. Аза – утешительный подарок по случаю соболезнования и т. д. Журтшылык (жылу) – подарок пострадавшим от грабежа и бедствий. Сойыстык – подарок в виде живого скота, предназначенного на убой на поминках. Хандык – судебная пошлина хану. Жун беру – дача баранов с правом пользования их шерстью и т. п. 2 Зиманов С.З. Политический строй Казахстана конца XVIII и первой половины XIX веков. Алма-Ата: АН КазССР, 1960. С. 46. 3 Еренов А.Е. Очерки по истории феодальных земельных отношений у казахов. Алма-Ата: АН КазССР, 1961. С. 81. 4 Эти повинности можно было наблюдать в разное время на территории южного Казахстана, когда население находились в зависимости от соседних среднеазиатских государств – Кокандского, Хивинского и Бухарского ханств.
291
этого нужен был аппарат принуждения» 1 . Прав ученый, говоря, что одним из признаков государственной власти является наличие аппарата принуждения как силы, способной приводить нормы права в действие. Однако примеров, подтверждающих, что аппарат принуждения, как и другие необходимые элементы правовой государственной системы в казахском обществе существовал, автор не привел. И это понятно. Скотоводческое хозяйство, с его сезонным кочеванием, затрудняло создание постоянных органов давления и контроля со стороны государства, поэтому они носили характер локальный, вариативный, передвижной, в зависимости от нахождения родовых институтов власти. В последующие годы (1970-е – 1980-е гг.) в советской исторической науке закрепилась именно точка зрения о праве феодальной собственности на землю, которое проявлялось не в чистом виде, а в синтезе с патриархальными обычаями. Ученые предлагали рассматривать отношения собственности дифференцированно, с зависимости от природно-географических условий: в районах Южного Казахстана эти отношения проявлялись концентрированнее, а в остальных, где преобладало кочевое и полукочевое скотоводство, – в меньшей степени 2 . Однако тезис о наличии собственности на землю оставался краеугольным камнем всей концепции о классовых отношениях в казахском кочевом обществе. Он был остовом советского видения исторического развития данного типа общества 3 . 1 Там же. С. 83. 2 Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX – XI вв. по арабским источникам. Алма-Ата: «Наука» Казахской ССР, 1972; Басин В.Я. Россия и Казахские ханства в XVI–XVIII вв. (Казахстан в системе внешней политики Российской империи). Алма-Ата: «Наука» КазССР, 1977. С. 120–121; Пищулина К.А. Юго-восточный Казахстан в середине XIV – начале XVI веков (вопросы политической и социально-экономической истории). Алма-Ата: «Наука» КазССР, 1977; Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М.: Изд-во Моск-го ун-та, 1973. 3 Парадоксально то, что взгляды сторонников «скотовладельческой теории» в принципиальных тезисах схожи с подходом самих классиков диалектического материализма – К. Маркса и Ф. Энгельса. Так, они писали: «У кочевых пастушеских племен община фактически всегда собрана воедино; это общество совместно путешествующих людей, караван, орда и формы субординации развиваются здесь из условий этого образа жизни. Присваивается и воспроизводится здесь на самом деле только стадо, а не земля, которую, однако, на каждом месте стоянки временно используют сообща». См.: Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 46. Ч. I. С. 480.
292
Тем не менее, мы постоянно сталкиваемся со спорностью приводимых доводов, схоластикой, выражавшейся в обосновании искусственных схем кочевой
жизни, постоянными отсылками к работам
оппонентов, нерешительностью, прикрываемой каноническими цитатами из классиков марксизма-ленинизма (кстати, характерными для обеих сторон дискуссии), неоднократными корректировками научных взглядов, носящими, правда, непринципиальный характер (к примеру: «в ранее опубликованной работе... мы неверно считали продуктовую ренту господствующей в Казахстане формой в системе феодальных повинностей. В действительности... [главная форма эксплуатации] есть обслуживание байского хозяйства» 1 ). Все это, скорее всего, говорило о надуманности обсуждаемой проблемы, о понимании исследователями шаткости самой «землевладельческой» теории в условиях экстенсивного кочевого и полукочевого хозяйства. Вынужденную ориентацию исследователей на
отстаивание этой
теории можно
объяснить идеологизированностью исторической науки, когда отход от господствующих постулатов в изложении истории народов СССР был чреват негативными последствиями для слишком смелого автора. Более последовательными в отстаивании своих концептуальных взглядов можно назвать сторонников «скотовладельческой» теории о раннеклассовых отношениях в казахском обществе XV–XVIII вв., которые отмечали их патриархальность, живучесть в силу застойности кочевого хозяйства и соответствия уровню развития дофеодального общества (ранней стадии феодализма) 2 . В.Ф. Шахматов и С.Е. Толыбеков подчеркивали существование 1 Зиманов С.З. Политический строй Казахстана... С. 46. 2 Толыбеков С.Е., Рахлис Л.А., Исаева М.Г. Об особенностях перехода Казахстана к социализму // Вестник АН КазССР, 1957. № 8; Они же. Переход Казахстана от полуфеодальной колониальной экономики к социалистической, минуя капиталистическую стадию развития // Труды Института экономики АН КазССР. Т. 5. Алма-Ата, 1960; Шахматов В.Ф. Основные черты казахской патриархально-феодальной государственности // Известия АН КазССР. Сер. история, философии и этнографии. Алма-Ата. 1960. Вып. 3; Он же. Казахская пастбищно-кочевая община (Вопросы образования, эволюции и разложения). Алма-Ата: АН КазССР, 1964; Толыбеков С.Е. Кочевое общество казахов в XVII – начале ХХ веков. Алма-Ата: Наука, 1971; Кшибеков Д.К. Переходные общественные отношения. Алма-Ата: «Наука» КазССР, 1973; Шоинбаев Т.Ж. Прогрессивное значение присоединения Казахстана к России. Алма-Ата: Казахстан, 1973; Марков Г.Е. Кочевники Азии. Структура хозяйства и общественной организации. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1976; Шоинбаев Т.Ж.
293
лишь зачатков государственных институтов управления (аморфность форм) – суда, фискальных органов и т. д. Думаю, что в основном положения ученых верны. Стоит согласиться с тем, что суд биев как третейский орган приступал к разрешению конфликта лишь в том случае, когда обе стороны изъявляли желание решить вопрос в суде. В нормах обычного права подчеркивалось, что никто, в том числе и бии, не имели принудительных рычагов для привлечения сторон к разбирательству. Применение понятия «фискальные органы» в отношении кочевых народов, скорее всего, неправомерно, так как постоянных финансовых институтов, занимающихся перераспределением средств внутри общества, не было. Этими вопросами ведали бии-родоправители, исходя из возникшей ситуации и потребностей общины. Вместе с тем постоянные органы (ханский совет, совет биев, совет родоправителей и т. п.) у кочевников могли возникать в случае военной угрозы, массовых бедствий и т. д. К тому же основное отличие институтов управления в казахской общине от земледельческой, где эти институты получили ярко выраженное классовое оформление, состояло в том, что отношения «эксплуатации» не носили характера «классического» подавления одной частью общества другой, они были вплетены в потестарно-родовые институты, контролируемые обычным правом и племенной организацией общества. Объяснить относительно «либеральные» формы эксплуатации можно тем, что богатым кочевникам нужны были не просто «исправные машины», а живые, знающие специфику хозяйства, географическую среду люди, готовые в любых ситуациях пойти на защиту движимой собственности. Такими пастухами могли быть, в основном, только члены той же родовой группы, что и скотовладелец. Поэтому ужесточение эксплуатации сдерживалось общинно-родовыми узами. Кроме этого, ученые отмечали еще одну характерную черту родовых отношений: «Бай не состоял на содержании общины, хотя получал иногда от общинников
Добровольное вхождение казахских земель в состав России. Алма-Ата: Казахстан, 1982; Кшибеков Д.К. Кочевое общество: генезис, развитие, упадок. Алма-Ата: «Наука» КазССР, 1984; и др.
294
подарки в виде сугума» 1 ; или же «добровольные подарки (байгазы, аза, журтшылык, сойыстык и др.) в пользу ханов, биев в XV–XVIII вв. были ничем иным, как данью» 2 и носили эпизодический характер. То есть названные формы взимания «налога» не могли стать постоянным источником сосредоточения богатства в руках одних и обнищания других. Однако и это следует подчеркнуть, данные факты ни в коей мере не отрицали доминирования какой-то группы (в силу материального, генеалогического и т. д. свойства) над другой и существования на этой основе неравенства. Стоит отметить, что при построении собственной схемы кочевого общества С.Е. Толыбеков был убедителен в критике теории кочевого феодализма Б.Я. Владимирцова и непоследователен в собственных тезисах. Так, в одном месте своей фундаментальной книги он писал о формационном характере кочевничества как «переходном периоде между первобытностью и классовым обществом» 3 , в другом – как «стадии полуфеодальных, полурабовладельческих отношений» 4 , в третьем – как «первой ступени феодализма» 5 . Очевидно, с одной стороны, ученый придавал этим определениям равнозначное значение, с другой – иначе и быть не могло, так как схема кочевого общества С.Е. Толыбекова строилась в рамках все той же формационной парадигмы. Относили ли ученые этого направления баев к классу единственных собственников (по советской терминологии – эксплуататоров, феодалов, родовой знати, угнетателей) средств производства (в данном случае скота)? Однозначно ответить на этот вопрос затруднительно. С одной стороны, ученые отмечали высокую продуктивность скотоводческого хозяйства, которая позволяла в короткие сроки увеличивать поголовье скота и соответственно привести к появлению зажиточных хозяйств, что в свою очередь вызывало
1 Шахматов В.Ф. Основные черты казахской патриархально-феодальной государственности... С. 67–79; Он же. Казахская пастбищно-кочевая община... С. 75. 2 Толыбеков С.Е. Кочевое общество казахов... С. 356. 3 Там же. С. 295–296. 4 Там же. С. 299–300. 5 Там же. С. 301–302, 311. 295
«неравномерность в пользовании землей: бай, имевший больше скота, фактически использовал больше общинных пастбищ» 1 . С другой стороны, джут (падеж скота), неурожай трав, засуха, суровая зима, война и т. п. могли в один сезон привести к потере всего «движимого» богатства и кардинально поменять расстановку сил в общине. Поэтому социальную группу «богатые скотовладельцы» теоретически можно считать открытой – каждый мог в нее войти, при удачном стечении обстоятельств, и так же выйти. Отсюда понятен акцент ученых на устойчивость общественно-родовых институтов – круговой поруки, сауна, родовой взаимопомощи, права на собственность и т. д., которые, во-первых, были призваны смягчать возможные общественные пертурбации, во-вторых, тормозили окончательное оформление классов: «Все социальные группы этого общества отличались своей недоразвитостью. Господствующий класс был представлен в лице воинствующих полуфеодальных скотовладельцев: султанов, биев, баев и батыров. Эксплуатируемые прослойки были представлены патриархальными рабами и кочевой беднотой» 2 . На это указывал и Г.Е. Марков, отмечавший, что, несмотря на то, что функции биев «были весьма разнообразны и касались хозяйственных, военных, политических, юридических и многих других вопросов» 3 , они не обладали инструментами властного воздействия на осуществление внеэкономической эксплуатации. Подвергая сокрушительной критике теорию кочевого феодализма, Г.Е. Марков пришел к главному выводу в своих исследованиях: «Для кочевников свойственен самостоятельный способ производства» 4 .
1 Там же. С. 80. 2 Толыбеков С. Е. Общественно-экономический строй казахов в XVII–XIX веках. Алма-Ата: Казгосиздат, 1959. С. 420; Он же. К вопросу о правильном определении общественно-экономического строя казахов в XVIII в. и позже (Ответ на статьи А. Сабырханова, напечатанные в журнале «Известия АН КазССР, серия общественная». 1969. № 2, и в книге «Казахстан в XV–XVIII веках». Алма-Ата: Наука, 1969) // Изв. АН КазССР. Сер. обществ. 1970. № 3. С 45–62. 3 Марков Г.Е. Кочевники Азии... С. 155. 4 Марков Г.Е. Кочевники Азии (хозяйственная и общественная структура скотоводческих народов Азии в эпохи возникновения, расцвета и заката кочевничества): автореф. дис. ... докт. истор. наук. М., 1967; Он же. Некоторые проблемы общественной организации кочевников Азии // Советская этнография. 1970. № 6; Он же. Социальная структура и общественная организация древних и средневековых кочевников // Скифо-Сибирское культурно-историческое единство. Кемерово. 1980; и др. 296
Большой вклад в разработку проблемы внес крупный специалист по номадам А.М. Хазанов, чьи фундаментальные работы по социальной истории скифов показывали схожесть социальной структуры обществ номадов, структурировали общие тенденции развития и выявляли степень взаимовлияния оседлого и кочевого миров. А.М. Хазанов, так же как и другие сторонники этой концепции, на основе анализа многочисленных античных источников пришел к выводу: «Эксплуатация основной массы населения в кочевых обществах нередко была сравнительно слабой, носила косвенный характер. Возможности возникновения сколько-нибудь прочной и длительной государственности в чисто кочевых обществах... представляются очень ограниченными» 1 . К такому же выводу пришел исследователь киргизского кочевого общества С.П. Поляков, отмечавший: «Имеющийся в распоряжении науки конкретный материал свидетельствует, что пастбища до начала XIX в. находились в общественной собственности. Почти все выдвинутые на примере киргизов доводы... несостоятельны, так как не подкрепляются фактическими данными» 2 . В середине 1980-х гг. вышла работа Н.Э. Масанова, в которой отмечалось влияние материального производства на формы социальной организации кочевников. Ученый исходил из того, что в казахской общине существовала общинная собственность на землю, на основе которой складывались «специфические отношения зависимости, они обусловливали поляризацию различных социальных групп, их неравнозначное положение в обществе» 3 . В
конечном итоге ученый заключил: «Кочевое общество казахов... может быть определено как идентичное феодальному обществу со всеми присущими ему атрибутами» 4 . 1 Хазанов А.М. Характерные черты кочевых обществ евразийских степей. М.: Наука, 1973; Он же. Социальная история скифов... С. 252, 254; Он же. Кочевники и внешний мир. Изд. 3-е. доп. Алматы: Дайк-Пресс, 2002. 2 Поляков С.П. Историческая этнография Средней Азии и Казахстана. М.: Изд-во МГУ, 1980. С. 99, 102. 3 Масанов Н.Э. Проблемы социально-экономической истории Казахстана на рубеже XVIII–XIX веков. Алма- Ата: «Наука» КазССР, 1984. С. 135. 4 Там же. С. 139. 297
Одним из главных условий для появления устойчивого государственного образования представители этой группы считали воздействие оседло- земледельческих обществ. Подчеркну: ученые не отрицали саму возможность возникновения классового общества у кочевников, но считали, что механизмы воздействия на зависимое население были ограничены, отчасти из-за специфики хозяйства – в случае недовольства, притеснения, не прикрепленные к земле рядовые кочевники могли откочевать в любой момент от неугодного им родоправителя. Среди участников дискуссии находились и те, кто отношение к дискуссионному вопросу старался если не обходить, то облекать в такие формы-полунамеки, что было сложно сделать однозначный вывод об их позиции 1
эксплуатации описаны так, что стоит согласиться с мнением рецензента книги А. Боровкова: «Не всегда достаточно четко и определенно сформулированы исходные положения о формах феодальной эксплуатации крестьянства. П.П. Иванов склонен видеть... феодальный гнет в повинностях, налогах и обязанностях населения перед государством. Слов нет, – государственные налоги и повинности тяжелым бременем ложились на крестьянство, однако необходимо было подчеркнуть также, что в роли эксплуататоров выступало не только государство, но и отдельные (?) феодалы» 2 . В работе крупнейшего историка и тюрколога Л.Н. Гумилева по истории древних тюрков в одном месте мы читаем приведенную цитату из работы Ф. Энгельса, с которой ученый полностью солидарен: «―Пахотная земля предоставляется в пользование отдельным семьям – сначала на время, потом раз навсегда, переход ее в полную частную собственность (курсив мой. – Ж. М.) совершается постепенно‖. И этот переход наблюдаем мы в тюркютском
1 Иванов П.П. Очерки по истории Средней Азии (XVI – середина XIX в.). М.: Вост. лит., 1958; Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М.: Наука, 1967; Турсунова М.С. Казахи Мангышлака во второй половине XIX века. Алма- Ата: «Наука» КазССР, 1977. 2 Боровков А. Вместо введения (Несколько предварительных замечаний об «Очерках по истории Средней Азии» П.П. Иванова) // Иванов П.П. Очерки по истории Средней Азии (XVI – середина XIX в.). М.: Вост. лит., 1958. С. 9. 298
обществе» 1 . И буквально через несколько страниц читаем следующее: «Но, разумеется, описанная система землепользования не имеет никакого отношения к частной собственности, так как землю не продают и не покупают» 2 . Полагаю, что такая сбалансированная позиция ученых 3 , крупных специалистов по истории народов Центральной Азии, была вызвана не столько желанием обойти острые углы проблемы классовой природы общества и тем самым оставаться вне общественной критики, сколько пониманием того, что любое
общество с момента возникновения имеет
определенную дифференциацию, которая по мере его развития неизбежно перерастает в сословную, классовую, вне зависимости от форм собственности 4 . Среди участников дискуссии отдельно стоят несколько ученых, в работах которых вообще отрицалось существование государства у казахов. В этом плане привлекает внимание работа профессора А.П. Кучкина о создании советской государственности на территории Казахстана. Автор отмечал, что «общей государственности не было», так как казахский народ был «раздроблен на отдельные ханства» 5 . Однако категоричность данного вывода вызывает определенные сомнения, связанные с недостаточной его аргументацией. К примеру, ученый отмечал территориальный принцип деления Казахстана в XIX в., что уже приводило в определенной степени к разрыву и смешению родовых
связей, к осуществлению общественных обязанностей безотносительно к роду и племени. Выборная система в органы управления
1 Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М.: Наука, 1967. С. 64. 2 Там же. С. 72. 3 Работы П.П. Иванова были написаны в 1940-х гг., когда эта проблема не стала предметом научного обсуждения, однако уже в то время актуализировались вопросы методологического объяснения классовой природы феодального общества. 4 Думаю, что еще одну причину такой осторожной научной позиции Л.Н. Гумилева после двух его арестов (на тот момент) можно выразить воспоминаниями самого ученого. Когда он, будучи студентом исторического факультета Ленинградского университета, подошел проконсультироваться по истории Центральной Азии к А.Н. Бернштам, тот его предостерег от увлечения «евразийством». «Я ответил, что мне это, как ни странно, очень нравится. В ответ я услышал: ―У вас мозги набекрень. Очевидно, вы – такой же, как и они‖. Сказав так, он пошел писать на меня донос». См.: Гумилев Л.Н. Ритмы Евразии. Эпохи и цивилизации. М.: АСТ МОСКВА, 2007. С. 20. 5 Кучкин А.П. Советизация казахского аула. М.: АН СССР, 1962. С. 43. 299
краем, регулярные налоги: покибиточная подать, земские сборы и др. виды налогов; проникновение капиталистических отношений в аулы (саудагеры, алыпсатары и т. д.); наличие аппарата принуждения – эти проявления социальной жизни кочевого аула служили, по всей видимости, признаками существования более или менее развитых форм кочевого государства. Возможно, такой подход ученого связан с желанием обосновать революционные изменения в казахском обществе в результате событий октября 1917 г., благодаря которому кочевым народам удалось встать на «путь к независимости, к свободной жизни», а затем «создать свое государство – народное Советское государство» 1 . В 1960-е – 1980-е гг. не остались в стороне от дискуссии и юристы, рассматривавшие в своих исследованиях проблемы теории государства и права. Идейное содержание исследовательских работ правоведов также напрямую зависело от
политического режима,
имеющего персонифицированную окраску. Недолговременная «оттепель» сменилась «похолоданием», что выразилось в свертывании дискуссий, в теоретико- правовом обосновании законов эволюции общества. Так, в 1960-е гг. в работах Л.В. Дюкова, А.М. Давидович, С.К. Кожоналиева, А.М. Мамутова и др. проблемы типологии государственности досоветского казахского общества и судебно-
процессуального устройства бийских судов получили глубокий анализ и оценку
2 . Учитывая, что все кочевые объединения по своему устройству схожи
1 Там же. 2 Мамутов А.М. Изменения, происшедшие в законодательстве о преступлениях, ранее именовавшихся пережитками родового быта // Учен. зап. КазГУ. Сер. юрид. Т. XLIX. Вып. 6. Алма-Ата: КазГУ им. С.М. Кирова, 1960. С. 241–264; Он же. Преступления, составляющие пережитки патриархально-родового быта. Алма-Ата: Казгосиздат, 1963; Кожоналиев С.К. Суд и уголовное обычное право киргизов до Октябрьской революции. Фрунзе: АН Киргизской ССР, 1963; Шакаев Г.Б. Свидетельские показания в процессуальном праве казахов. Научная конференция, посвященная 30-летию КазГУ им. С.М. Кирова. Алма-Ата, 1964. С. 34–37; Он же. К вопросу о классовой природе и тенденциях развития казахского обычного судебно-процессуального права в пореформенный период истории Казахстана // Итоговая научная конференция преподавателей юридического фак-та КазГУ им. С.М. Кирова. Алма-Ата: КазГУ им. С.М. Кирова, 1965. С. 51–54; Сапаргалиев М.С. История народных судов Казахстана. Алма-Ата: Казахстан, 1966. С. 254–255; Дюков Л.В., Давидович А.М. К вопросу о характере власти и управления в Казахстане в XV–XVIII вв. // Учен. труды КазГУ. Т. 8. Сер. юрид. Вып. 8. Алма-Ата, 1967. С. 91–103; Таукелев А.Н. Политические идеалы Бухара жырау // Там же. С.
300
между собой, приведем выдержку из работы С.К. Кожоналиева, считавшего, что суд биев у киргиз был «деятельным оружием киргизского феодального общества, хорошо приспособленным для угнетения народных масс» 1 .
2 . А.М. Мамутов, исследуя преступления, составляющие пережитки родовых отношений у казахов, пришел к выводу о «догосударственном быте» 3
казахского общества, т. е. отсутствии государственности вплоть до начала советского периода. В целом к аналогичному выводу пришли и Л.В. Дюков, А.М. Давидович. Их работу отличает оригинальный для того времени подход к проблеме и желание отойти от традиционного понимания специфики государственности у казахов. В частности, поддерживая версию С.Е. Толыбекова и В.Ф. Шахматова о существовании патриархальных форм отношений в коллективе кочевников, ученые утверждали, что у их предшественников встречается переоценка казахских ханств в качестве ―начальных и непрочных государственных образований‖» 4 . Л.В. Дюков и А.М. Давидович считали, что возникновение классовой борьбы в обществе и появление государственности не является одномоментным процессом, между ними лежит целая переходная эпоха. Ошибка ученых, по мнению Л.В. Дюкова и А.М. Давидович, заключалась в непонимании закономерностей исторического процесса. Поэтому разделение труда, возникновение имущественного неравенства, выражавшееся в появлении классов, появление формы организации общества в виде военной демократии, органов власти – совета родоплеменной власти, народного собрания, формирования народности, появление нерегулярных налогов в виде повинностей и приношений,
103–113; Шакаев Г.Б. Судебное разбирательство по обычно-процессуальному праву казахов // Там же. С. 79– 90; и др. 1 Культелеев С.К. Суд и уголовное обычное право киргизов до Октябрьской революции. Фрунзе: АН КирССР, 1962. С. 11. 2 Айтбаев М.Т. Социально-экономические отношения в киргизском аиле в XIX и начале XX веков. Фрунзе: Киргизское государственное издательство, 1962. 3 Мамутов А.М. Преступления, составляющие пережитки... С. 23–53. 4 Дюков Л.В., Давидович А.М. К вопросу о характере власти и управления в Казахстане в XV–XVIII вв. // Учен. труды КазГУ. Т. 8. Сер. юрид. Вып. 8. Алма-Ата, 1967. С. 93.
301
отсутствие принудительных рычагов управления – лишь шаги на пути к образованию государства. Для окончательного институционального оформления последнего необходимо было, чтобы все названные предгосударственные признаки были модернизированы в результате «антиродовой политической революции». Однако такой процесс был невозможен в силу специфики скотоводческого производства и автаркичности хозяйства. Отсюда вывод, к которому нас подводят ученые: жаркие споры о формах эксплуатации и типе государственности у казахов в досоветском прошлом не имели научного содержания и значения. Всплеск интереса к проблемам обычного права в середине 1970-х – 1980-е гг. можно объяснить тем, что именно тогда складывается «научная школа академика С.З. Зиманова», представители которой в основном занимались исследованием широкого спектра проблем истории права, в том числе традиционного права казахов 1 . Так, Н.Н. Усеров не случайно избрал предметом исследования устный правовой памятник «Жеті Жарғы», так как им были обнаружены два новых варианта уложения хана Тауке: «один из вариантов ―Жеті Жарғы‖ был обнаружен в г. Кзыл-Орде одновременно у трех хранителей
1 Жиренчин К.А. Правовое положение Казахстана в составе Российской империи в XVIII веке // Юрид. науки. Вып. 4. Алма-Ата: КазГУ, 1974. С. 26–31; Жиренчин К.А. К вопросу о местной системе управления в Казахстане по реформам 1867–1868 гг. // Учен. труды КазГУ им. С.М. Кирова, 1975. Юрид. науки. Вып. 5. С. 15–22; Ахметова Н.С. Институт «кун» в системе обычного права казахов в XIX – начале XX веков // Изв. АН КазССР. Сер. обществ. наук. 1977. № 4. С. 75–83; Усеров Н. Исследование правового памятника «Жеті Жарғы»: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Алма-Ата: ИФиП АН КазССР, 1977; Ахметова Н.С. Институт «кун» в обычном праве казахов и его отмена при Советской власти: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Алма-Ата: ИФиП АН КазССР, 1979; Жиренчин К.А. Реформы управления 60-х годов XIX в. в Казахстане и их политические и правовые последствия: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Алма-Ата: ИФиП АН КазССР, 1980; Ахметова Н.С. А.И. Левшин – исследователь обычного права казахов // Изв. АН КазССР. Сер. обществ. наук. 1981. № 4. С. 62–67; Зиманов С.З. Россия и Букеевское ханство. Алма-Ата: «Наука» КазССР, 1981; Жиренчин К.А. Административное управление и право Казахстана в эпоху империализма и буржуазно-демократических революций // История государства и права Казахской ССР: Уч. пособие / Под общ. ред. член-корр. АН КазССР С.С. Сартаева. Ч. 1. Алма-Ата: Мектеп, 1982. С. 125–135, 148–180; Жиренчин К.А. Первые декреты Казахской ССР по борьбе с пережитками патриархально-родового быта // История государства и права Казахской ССР: Уч. пособие / Под общ. ред. С.С. Сартаева. Ч. 2. Алма-Ата: Мектеп, 1984. С. 55–61; Зиманов С.З., Кенжалиев З.Ж. Кӛп әйел алушылықты жою туралы декрет // Казахская ССР. Краткая энциклопедия. Т. 1. Алматы: Главная редакция Казахской энциклопедии, 1984. (Декрет об отмене многоженства); Кенжалиев З.Ж. Некоторые нормы обычного права в Советском Казахстане в 1917–1920 гг. // Изв. АН КазССР. Сер. обществ. наук. 1984. № 1. С. 66–71; Кенжалиев З.Ж. Уголовно-правовая борьба с пережитками прошлого в Казахстане в 1920–1924 гг. // Изв. АН КазССР. Сер. обществ. наук. 1986. № 4. С. 82–88; Кенжалиев З.Ж. Декреты Казахской Автономной Советской Социалистической Республики, отменившие патриархально-феодальные обычно- правовые институты: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Алма-Ата: ИФиП КазССР, 1986; Ахметова Н.С. Институты обычного права и правотворческая деятельность Казахской АССР // Правотворческая деятельность союзной республики: история и проблемы. Караганда, 1988. С. 25–26. 302
старых рукописей. Второй вариант в Джезгазгане мы записали из уст потомка Жанибек Тархана (батыра периода Тауке хана)» 1 . Н.С. Ахметова исследовала сущность, формы, виды института «кун», отметила его патриархальные черты и необходимость отмены при советской власти 2 . Реформам Российской империи и их влиянию на управление в крае посвящены работы К.А. Жиренчина 3 . З.Ж. Кенжалиев рассматривает борьбу в первые годы советской власти с традиционно-правовыми институтами казахского общества. Нужно отметить, что представители «школы академика С.З. Зиманова» продолжают свои исследования и в настоящее время. Значительно расширив хронологические рамки исследовательских работ, привлекая разнообразные источники как устного, так и письменного характера, ученые этого направления внесли значительный вклад в изучение традиционной правовой системы дореволюционного Казахстана.
Таким образом, после ХХ съезда КПСС круг дискуссионных вопросов в советской исторической науке значительно расширился, однако существенных концептуальных изменений в историографии не произошло – она развивалась на основе единых идеологических установок. Во второй половине ХХ в. интерес к истории номадов вызвал широкую научную дискуссию, которая охватывала некоторые спорные вопросы, вызванные изучением кочевых систем. Подводя итоги дискуссии 1950-х – 1980-х гг., следует заметить, что споры ученых об общественных отношениях кочевников-казахов отчасти связаны с желанием включить их в марксистскую систему социально-экономических формаций и обосновать, что история любого общества есть борьба простого
1 Цит. по: Тлепина Ш.В. Эволюция государственно-правовой науки в Казахстане (1938–1991 гг.)... С. 212. 2 Ахметова Н.С. Институт «кун» в обычном праве казахов и его отмена при Советской власти: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Алма-Ата: ИФиП АН КазССР, 1979. 3 Жиренчин К.А. Реформы управления 60-х годов XIX в. в Казахстане... . 303
народа с притеснителями. Споры среди ученых двух направлений по поводу форм собственности у кочевников – С.Е. Толыбекова, Г.Ф. Шахматова и др. с одной стороны, и А.Е. Еренова, И.Я. Златкина и др. – с другой, были в определенной степени искусственны, шаблонны. Ни тот, ни другой подход не объясняли многих категорий, присущих кочевому миру. К примеру, появление частной собственности на скот и аккумуляция его как материального богатства в руках одной группы уже провоцирует деление общества на разные социальные полюсы, что в свою очередь подразумевает классовую эксплуатацию. Однако, как известно, кочевое общество более эгалитарно, нежели общества с другими видами хозяйственной деятельности. Сложность вызывало определение в категориях исторического материализма таких коллективов, где сосуществуют «противоположные» явления общественного развития: сильные родовые союзы (кочевые империи) и патриархально- родовые отношения, стационарное кочевое хозяйство и изменчивая политическая организация, дисперсное состояние носителей этого типа хозяйства и трудовая интеграция, доклассовые отношения (институт родовой взаимопомощи и т. д.) и элементы товарно-денежных отношений (купля- продажа, аренда, ссуды и т. д.) и мн. др. Любые попытки, идеи, нестандартные подходы в решении проблемы могли получить поддержку и занять свое место в историческом знании только тогда, когда они позволяли лишний раз доказать тот или иной постулат, служивший неопровержимой аргументацией закономерности исторического развития в траектории, заданной классиками марксизма-ленинизма. Отсюда наблюдаемый в работах ученых этого периода своего рода «цитатный ясак», выражавшийся в бесконечном цитировании классиков (зачастую с обеих сторон одних и тех же избитых канонических цитат, однако трактуемых сторонами по-разному). Отметим, что в советскую историографию теория о единых законах развития обществ, вне зависимости от типов хозяйственной деятельности, 304
пришла, как и все остальное, из партийных документов. Иначе и быть не могло. Историческая наука, крепко связанная идеологическими путами, не могла уйти от главных постулатов теории марксизма-ленинизма: «История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов» 1 или «...государство есть орган классового господства, орган угнетения одного класса другим, есть создание порядка, который узаконяет и упрочивает это угнетение, умеряя столкновение классов» 2 . Поэтому любые попытки поставить под сомнение «зрелость» дореволюционного прошлого, а также «покушения» на нее со стороны экономистов 3 и юристов 4 , видевших дофеодальные типы отношений и аморфные формы эксплуатации в казахском обществе, всячески пресекались. Задача, поставленная партией перед учеными, состояла в теоретико-практическом наполнении партийных лозунгов. Советские историки с присущим им энтузиазмом взявшись за выполнение важной идеологической задачи, с успехом наполнили «социалистической плотью и кровью» казалось бы, всем известный общественный каркас – «патриархально-родовое, раннеклассовое общество», придав ему все черты и свойства, необходимые для победы идеологической «советскости»: классовая собственность, классовая эксплуатация, классовое противостояние, классовая борьба, классовая победа. Кроме того, стоит подчеркнуть, советским ученым в определенной степени удалось справиться с возложенной на них идеологической миссией. С одной стороны, ни одна проблема в истории казахстанской советской исторической науки не «тревожила» умы научной общественности в такой
1 Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 4. С. 424. 2 Ленин В.И. Полное собр. соч. Т. 33. С. 7. 3 С.Е. Толыбеков (1907–1995) – докт. эконом. наук, член-корр. АН КазССР, экономист по образованию, однако сфера его научных интересов была гораздо шире и включала вопросы социально-политической истории казахского общества. 4 Вопрос о форме и сущности казахского государства был поднят еще в начале 1950-х гг. С.Л. Фуксом и С.В. Юшковым (оба правоведа). В начатой дискуссии С.Л. Фукс занимал позицию, близкую к С.Е. Толыбекову и В.Ф. Шахматову и считал, что казахское общество в XV–XVIII вв. имело собственность на скот, дофеодальные формы эксплуатации и достигло формы «варварского» государства. С.В. Юшков в этом вопросе был его оппонентом. См.: Фукс С.Л. Некоторые вопросы истории казахского государства // Известия АН КазССР. Сер. юрид. Вып. 3. Алма-Ата. 1951. С. 91–107; Юшков С.В. Основные вопросы истории казахского государства // Там же. С. 77–90; Зиманов С.З. Политический строй... С. 22–23; Дюсебаев Н.К. С.В. Юшков и дискуссии о сущности феодальных отношений в казахском кочевом обществе // Вестник Томск-го гос. ун-та. История. 2015. № 1 (33). С. 93–101. 305
мере, как эта. Во всяком случае, именно положению «о производительных силах как детерминирующем факторе общественного прогресса» и существованию «объективных предпосылок» победы социализма посвящено самое большое количество монографических исследований. С другой – выполнение партийного заказа привело к появлению большого массива работ. В них для обоснования заведомо спорных положений ученые были вынуждены «перевернуть и освоить» огромное количество первоисточников, которые вкупе с цитатами из работ К. Маркса и др. позволяли создавать иллюзию правоты выдвигаемых положений. Облекая в марксистскую риторику свои не совсем марксистские предпочтения, ученые пытались в своих работах полунамеками говорить о своем реальном отношении к предмету исследования. Это позволяет говорить о том, что и сегодня данные исследования по богатству источниковой и историографической базы представляют практический интерес для науки, дают возможность проводить сравнительный анализ полярных подходов, выявлять как особенные, так и общие черты, расширять наши представления о проблеме. Постепенно жаркие дискуссии начали утихать, и понимание того, что все это время шла полемика о кочевом хозяйстве, в котором собственность на скот и социальные отношения, скрытые за традициями родоплеменной солидарности, были – «разные по форме, но одинаковые по существу», приблизило кочевниковедов в определенной степени к познанию социальных систем, игравших противоречивую роль в недавнем прошлом. Сегодня кочевниковеды пришли к мнению, что при сезонном цикле передвижений кочевников собственность на землю просто невозможна. В этом плане можно привести доводы А.М. Хазанова, считавшего: «Юридического оформления частной собственности на землю у кочевников евразийских степей так и не произошло. Неравенство в отношении к земле и пастбищам выражалось в том, что... богатый скотовладелец кочевал больше и дальше,
306
следовательно, использовал большое количество пастбищной территории» 1 . Добавим к этим словам, что обогащение или пауперизация части казахов – процесс, присущий любому кочевому хозяйству и носящий вариативный характер.
1 Хазанов А.М. Социальная история скифов. М.: Наука, 1975. С. 254. |