Nazarbayev
Intellectual
Schools
Казахстане позволили разработать основные стратегические цели и задачи развития образовательной
системы и закрепить их в Законе Республики Казахстан «Об образовании» [10] и других, но которые
также были «запущены», по нашему мнению, без соответствующего объективного анализа специфики
социализации личности в отечественной философии, социологии, социальной педагогике и психологии.
Хотя попытки изучения данной проблемы в этом направлении некоторыми исследователями (Б.Г. Ананьев,
Г.М. Андреенкова, И.С. Кон, П.С. Парыгин и другие) были предприняты еще в 60-70-е годы прошлого
века. Следует отметить, что до сегодняшнего дня недостаточно, на наш взгляд, изучено и оценено реальное
состояние апробации и внедрения этих концептуальных положений в систему образования в Республике
Казахстан.
Как видим, организации образования и органы управления должны выполнять государственный заказ
на новое качество образования, однако пока качественная реализация этих проектов осложняется тем, что
отсутствует достаточно ясная его педагогическая интерпретация, не разработаны механизмы отслеживания
реализации этого заказа, не создана система мониторинга качества образования, деятелыюсти организаций
образования.
Проблема получения качественной, объективной информации в областя педагогической деятельности
стала иметь очень важное значение, поскольку начала формироваться социальная база потребителей такой
информации. В общем виде решение этой задачи не на интуитивно-бытовом, а на научном уровне стало
заботить практически все категории работников образования.
Потребность в такой информации испытывают и педагоги - для самооценки профессиональной
деятельности и оценки достижений ученика, с целью корректировки педагогических воздействий;
и руководители образовательных учреждений - для определения стратегии развития организаций
образования, для оценки качества работы педагогов и корректировки многообразных управленческих
решений. Испытывают острую необходимость в такой информации и руководители более высокого уровня.
Подтверждением этому становится появление практически при каждом органе управления образованием
своей информационной службы, преобразование многих традиционных районных методических кабинетов
в информационные службы, повышение профессионализма их работы.
Следует отметить, что эти процессы специалистами оцениваются неоднозначно. Так, А.И. Кузнецов
отмечает, что «под влиянием общих социально политических процессов в стране и система образования
вынуждена была объявить себя изменяющейся для демонстрации этого «процесса», что проявилось в
массовом создании «интеллектуализированных» служб (психологических, социальных, методических),
экспфтных советов» [10].
По мнению А.Н. Майорова, в конце XX столетия управление образованием в СССР в целом
осуществлялось на теоретической базе, разработанной в начале этого столетия, в силу чего управление
образованием осуществлялось жестко централизованной системой, которая достаточно успешно решала
задачи обеспечения стабильного функционирования образования в старых условиях, но не мог-ла
эффективно управлять его функционированием, а тем более развитием в новых условиях. Эта система
была не просто инерционной и ориентированной на воспроизводство заданных нормативов, но и накопила
немалый опыт торможения образовательных инициатив, инновационных «поползновений» на местах
[11]. Однако для достаточно большой группы педагогических работников, родителей объек-тивная
управленческая информация представляется как негативное явление. Дело здесь, очевидно, не только в
их личных качествах, ретроградстве или нежелании прогрессивных реформ. Появление и использование
в практике работы образования объективной информации так или иначе порождают целый ряд проблем,
к решению которых могут быть не готовы не только отдельные педагоги или отдельные учреждения, но и
вся система образования в целом.
Наряду с успехами в развитии содержания образования в обществе наблюдается растущее ощущение
спада качества общеобразовательной подготовки. Однако подтвердить это или опровергнуть сложно из-за
отсутствия системы объективной достоверной оценки качества обучения и воспитания. Анализ показывает,
что оценка качества образования - одна из сложнейших проблем казахстанского образования. Традиционно
Nazarbayev
Intellectual
Schools
35
и официально используемая система оценки качества образования не опи-рается на объективные
методы педагогических измерений, поэтому «качество» трактуется сегодня достаточно произвольно.
Существующие Государственные образовательные стандарты создают необходимую базу для разработки
системы мониторинга качества образования, который в теории социального управления рассматривается
как одно из важнейших, относительно самостоятельных звеньев в управленческом цикле.
Анализ психолого-педагогической литературы, педагогической практики показал [11], что теория
внутришкольного управления и управление образованием в целом несколько запаздывали по отношению
к потребностям руководителей школ, региональных комитетов и отделов образования. Опережающие
разработки в области управления образованием должны начинаться с анализа реального состояния
образовательной системы. Управление без полноценного информационного обеспечения - это управление
«вслепую». В рамках мониторинга проводятся выявление и оценивание проведенных действий. При этом
обеспечивается обратная связь, осведомляющая о соответствии фактических результатов деятельности
педагогической системы ее конечным целям. То, что конечные цели всегда не соответствуют заданным,
планируемым (в той или иной степени), - ситуация обычная, но не всегда учитываемая практическими
работниками образования. Задача состоит именно в том, чтобы правильно оценить степень, направление
и причины отклонения.
Как видим, так или иначе специалисты обращают внимание на необходимость интенсивного,
опережающего развития управления образованием. Не менее важное значение, чем анализ состояния
системы, имеет и прогнозирование, призванное определить возможные направления развития, новое
качественное состояние системы, возможные негативные последствия.
В условиях перехода системы образования в режим непрерывного обновления и раззития любая
организация образования нуждается в сравнительном исследовании, изучении результатов педагогического
процесса на основе выработанной системы критериев и хронологических рамок замеров. Характеристики
эти, по мнению исследователей В.П. Беспалько [12], Е.Н. Щурковой [13] и других, должкы быть диагностичны
и измеряемы (поддаваться некоторой условной формализации). Следует отметить, что проблема критериев
оценки результатов мониторинга решается, на наш взгляд, недостаточно удовлетворительно. Критерии
и показатели оценки, зафиксированные в различного рода нормативных документах, носят общий
характер, неконкретны, с трудом измеряемы (или вообще не поддаются измерению). Кроме того, многие
из них ориентированы на формальные аспекты образовательного процесса (посещаемость, успеваемость,
количество поступивших в вузы и др.) и совершенно не учитывают системы ценностных ориентаций
личности [14]. Среди распространенных причин сложившегося положения дел, на наш взгляд, - низкий
уровень освоения педагогами диагностики как одного из основных средств мониторинга. Диагностика
предполагает прояснение всех обстоятельств протекания образовательных процессов, анализ полученных
показателей, сравнение их со стандартами, заключение о причинах отклонений от планируемых
характеристик, т.е. точное определение результатов последнего.
Большинство же педагогов-практиков в недостаточной степени осознают потребность в
информационном обеспечении образовательного процесса, не владеют процедурой по отслеживанию и
распознаванию качественных характеристик его состояния, не способны формулировать соответствующее
диагностическое заключение. Диагностика же как средство мониторинга может стать неотъемлемым,
органичным компонентом всех управляемых общественных, производственных, технологических систем
и процессов, способом получения обратной информации об их функционировании и качестве результатов.
Это позволит сделать эти процессы осознанными, контролируемыми и управляемыми как извне, так и
изнутри.
Дальнейший анализ изучения проблем мониторинга за качеством образовательной деятельности
показал, что методологической основой исследования сущности и содержания педагогического мо-
ниторинга является подход Н.В. Кузьминой к определению сущности педагогических систем. По мнению
Д. Вилмса, сущностные характеристики мониторинга определяются той системой, в которой он проводится
[15].
36
Nazarbayev
Intellectual
Schools
В результате теоретического поиска мы пришли к выводу, что проблема освоения и реализации системы
мониторинга рассматривается небольшим количеством исследователей - В.А. Кальней, С.Е. Шишов
[16], которые подчеркивают значимость мониторинга, гарантирующего достижение целей обучения,
анализируют методы оценки качества образовательных услуг, рассматривают проблемы стандартизации и
нормирования. При этом они не указывают, каковы механизмы отслеживания результатов образовательных
процессов, процессов личностного развития и по каким критериям это оценивается.
Недостаточная подготовленность педагога к мониторингу в целом и мониторингу процесса воспитания
в частности не позволяет, как нам видится, более эффективно вмешаться в его содержание, корректировать
и регулировать формирование личности учащегося как основного продукта и принимать адекватные
управленческие решения. Соответственно, функционирование (смена состояний) воспитательных систем,
эффективное их развитие будут недостаточно управляемыми, что в итоге может привести к издержкам и
потерям в воспитательной деятельности школы, снижению их воспи-тательного потенциала.
В педагогической литературе мы обнаружили, что малоисследованным остается мониторинг процесса
воспитания школьников, недостаточно изучены возможности учебно-воспитательного процесса вуза по
подготовке будущих педагогов к мониторинговой деятельности, не показаны пути и средства подготовки
их к мониторингу процесса воспитания школьников.
Таким образом, недостаточный уровень разработанности проблемы отслеживания качества
образовательной деятельности в учреждениях образования, анализ организационно-педагогических
условий профессиональной подготовки будущих педагогов показал несоответствие между потребностями
практики в управлении качеством образования на основе налаживания обратных связей и организованным
получением информации о его состоянии. Решение этой проблемы, очевидно, будет зависеть от того, удастся
ли выявить основные механизмы системы мониторинга в образовательной деятельности организаций
образования.
Литература:
1. Изучение личности школьника учителем / Под ред. З.И. Васильевой. - М., 1991. - 79 с.
2. Концепция развития образования до 2015 года. - Астана, 2004. - 16 с.
3. Шилова М.И. Учителю о воспитанности школьников. - М., 1990. - 142 с.
4. Джуринский А.Н. История зарубежной педагогики. - М., 1998. - 200 с.
5. Педагогическая диагностика в школе / Под ред. А.И. Кочетова. - Минск, 1987. - 264 с.
6. Ксензова Г.Ю. Оценочная деятельность учителя. - М., 1999. - 120 с.
7. Там же. - С. 26.
8. Ильин В.С. Опыт решения методологических проблем в ходе разработки целостной теории
воспитания. - М., 1999. - 120 с.
9. Там же. - С. 23.
10. Смолин О. Воспитание в контексте федеральной образовательной политики: некоторые
идеологические и нормативно-правовые аспекты // Народное образование. - 2003. - № 2. - С. 25-34.
11. Майоров А.Н. Мониторинг и проблсмы информационного обеспечения управления образованием //
Школьные технологии. - 1999. - №1-2. - С. 46.
12. Беспалько В.П. Слагаемые педагогических технологий. - М., 1989. - 190 с.
13. Щуркова Е.Н. Диагностика воспитанности: педагогические методики. - М, 1992. - 101 с.
14. Нургалиева Г.К. Ценностные ориентации школьников. – А., 2000. - 300 с.
15. Кузьмина Н.В. Профессионализм личности преподавателя и мастера производственного обучения.
- М., 1990. - 184 с.
16. Кальней В.А., Шишов С.Е. Мониторинг качества образования. - М., 1999. - 320 с.
Nazarbayev
Intellectual
Schools
37
Abildenova Danara
Magister of Philology
Nazarbayev Intellectual School of Physics and
Mathematics in Astana
(Republic of Kazakhstan)
TO WHAT EXTENT DOES CLIL BENEFIT THE DEVELOPMENT OF ENGLISH LANGUAGE
COMPETENCE AND CONTENT KNOWLEDGE? A CASE STUDY FROM KAZAKHSTAN
Introduction
In recent decades, more and more educational institutions throughout the world tend to adopt the innovative
methods of foreign language teaching in order to enhance the learners’ second language proficiency [1; 2]. One
of these cutting edge methodologies in language teaching practices is considered to be Content and Language
Integrated Learning (CLIL) [3, 1].
In the educational system of Kazakhstan CLIL has been implemented comparatively recently. To be more
precise, in 2007, with the adoption of a new trilingual policy, The Trinity of Languages, the government proposed
to employ CLIL as a tool for successful accomplishment of the linguistic goals posed in the policy [4]. Thus, in
years 2007-2009, 56 secondary schools (both Kazakh-medium schools and two Russian-medium schools) have
become a part of an experimental programme and incorporated CLIL into the school curriculum.
As the notion of combining ‘content’ and ‘language’ is not a new phenomenon, the substantial amount of research
has been conducted to date (e.g. Lambert and Tucker 1972; Swain and Lapkin 1982; Mohan 1986, Fernandez
Fontecha 2009:3). In Europe, CLIL models are being extensively researched in terms of their effectiveness in
such countries as Luxembourg (Hoffmann 1998), the Basque Country (Artigal 1993; Cenoz 1998), Germany
(Meier 2010), and Spain (Huguet 2010), to name but a few. However, it seems vital to point out that little, if any,
research has been undertaken in Kazakhstan. According to Wilhelmer (2008), more studies of CLIL practices are
still required in different language learning contexts as CLIL specialists are likely to improve their expertise by
consulting diverse research data.
In the present paper, the researcher sets out to evaluate the effectiveness of the CLIL approach implemented by
the Ministry of Education and Science in one of the secondary schools in the north-east of Kazakhstan. The results
obtained from the specific context of Kazakhstan could make a contribution to the academic field [3].
In the study the following research questions were addressed:
RQ1: To what extent has the CLIL programme in the north-east of Kazakhstan been effective in terms of:
a) enhancement of students’ English language competence?
b) development of students’ content knowledge?
RQ2: How can the experimental programme of plurilingual education be further improved?
Literature Review
Prior to undertaking the research itself, literature on CLIL was reviewed: the definitions of CLIL were
introduced. In addition, the underlying learning theories related to CLIL were explored. Communicative language
teaching, constructivism and Cummins’ theory of BICS and CALP [5] were discussed, as they provide rationale
for integration of content and language. Further, the researcher reviewed various studies of immersion and CLIL
conducted by Canadian and European researchers who examine the effectiveness of CLIL programmes in terms
of the development of linguistic as well as subject-specific competencies and motivation. Finally, we observed the
subject area mathematics and how target language could be developed through learning this particular subject.
The literature review has indicated that CLIL is effective as it facilitates the development of students’ target
language proficiency, content knowledge and motivation. However, the evidence mainly comes from Europe and
North America and very little is known about the implementation of CLIL in Kazakhstan.
38
Nazarbayev
Intellectual
Schools
Methodology
The primary aim of the study under discussion was to evaluate the effectiveness of CLIL implemented in the
secondary school of the north-east of Kazakhstan. For the accomplishment of this aim, the research adopted an
interpretivist epistemology and, accordingly, qualitative research paradigm.
Within the paradigm of qualitative research, common examples of research design include case study,
ethnography and action research [6; 7]. The present research is a case study of CLIL introduced to the seventh-
grade schoolchildren who study mathematics through English as a part of their school curriculum.
The case study of CLIL implemented in this particular school allows the researcher to focus in depth on
a specific situation and to reveal the processes pertinent to this particular context. The secondary school N
was selected since I used to study and work at that institution. At that period though, CLIL had not been yet
implemented. Furthermore, the reaseacher was aware of the overall teaching/learning situation at that school. In
addition, a guaranteed access to the institution had been available for me as a researcher making it manageable to
discuss and review the results with the participants. It is important to point out here that none of the teachers were
my former colleagues and this had allowed me to reduce the possibility of being biased.
The qualitative research paradigm as well as the specific area of Content and Language Integrated Learning
requires from researchers to employ pertinent methods of data collection [7]. To undertake a proper case study, I
chose to use questionnaires, interviews and classroom observation.
CLIL Case Profile
For the purpose of the research, 30 questionnaires were administered to 25 CLIL students, 2 teachers and 3
members of school administration in May 2010. 19 out of 25 students (76%) returned completed questionnaires to
the researcher. The return rate for teachers and administrators was 100%. In further three days time, 10 students, 2
teachers, the school principal, and 2 deputy head teachers were interviewed.
CLIL was introduced to Class 7A in Year 2009/10. In secondary school N this was the only class in which
students learn a non-language subject through the medium of English. According to the classroom register, Class
7A comprised 13 male and 12 female students. The average age of the class was 13.4 years. All 25 students were
Russian-Kazakh bilinguals who studied English as their third language. 2 students also reported to learn German
out of school.
From the interviews with the school principal and the deputy heads, I discovered that the teachers for Class 7A
were selected based on their linguistic and academic background, teaching experience and language proficiency.
Thus, the teacher of English as a foreign language, Prof. O, has been working with Class 7A since 2008. Her
overall teaching experience was 24 years. In her response to the questionnaire, Prof. O pointed out that she had
not experienced CLIL teaching until she joined the experimental programme set at school number fourteen. The
teacher stated that she was quite flexible and open to innovations. Commencing the year 2009, Prof. O had included
mathematical terms into her teaching practice. By doing this, the teacher aimed to gradually immerse students into
CLIL environment and to provide them with the basic terminology that would be of “great use” in the CLIL lessons
of Maths.
The CLIL teacher, Prof. A, was a bilingual speaker of Kazakh and Russian. What is important, Prof. A had
the double qualification (English and mathematics) which was a “quite rare phenomenon among teachers in the
north-west of Kazakhstan” (from the interview with DH GA). She started teaching mathematics in English in
2005. As Prof. A mentioned in the questionnaire, for the first two years of her teaching experience, she had been
teaching mathematics through English on her own initiative with the permission of her employer. As questionnaire
and the follow-up interview showed, the teacher perceived her job as a “great opportunity and at the same time a
big challenge”. While Prof. Aliya was qualified in both English and mathematics, she acknowledged that she had
lacked special training for teaching a non-language subject through FL. Thus, the teacher expressed her willingness
to attend special teacher training programmes if any would be organised by the educational authorities.
Findings
The findings obtained from the questionnaires indicated that the teachers and the school administrators
questioned rated the teaching of mathematics through the medium of English as very positive. The respondents
Nazarbayev
Intellectual
Schools
39
acknowledged its challenges and were delighted with its advantages.
Thus, for instance, Prof. O pointed out that by using English as a medium for learning non-language subjects,
students could expand their worldviews and knowledge. Furthermore, the children were able to observe where and
how they could apply the English language. Prof. A went further and specified that mathematics in English would
be of “great use for students” as modern technologies and computers became the “integral part of people’s lives”
and students could come across mathematical terminology while using these technologies. In addition, the CLIL
course could enhance the students’ overall English ability (as it was discussed earlier).
The students’ questionnaires and interviews revealed that children’s responses echoed those of their teachers
and the students perceived the experimental programme as beneficial. Interestingly, students regarded mastering a
foreign language as a prerequisite for prestigious job and were aware that studying through CLIL opened up extra
opportunities of studying abroad.
Furthermore, the students responded to feel themselves ‘proud’, ‘special’, ‘not like others’, unique’, ‘like
pioneers’ and ‘responsible’, because ‘not everyone at school [had] this opportunity’. The students’ interviews
identified that the parents felt positive about their children participating in the experimental programme and
encouraged them to work harder. Thus, the use of CLIL can be regarded to have positive impact on students’
motivation.
With regard to the disadvantages and challenges of CLIL, Prof. A stated that it was difficult to work without
published teaching materials. She had to translate the rules and definitions on her own using a mathematical
dictionary provided by the Turkish Lyceum. The creation of appropriate materials demanded a lot of time and
effort from the teacher.
According to Prof. Aliya, another constraint of the programme was that the lessons were taught to the whole
class which was inconvenient and less effective. If the class had been divided into two halves, it would have
allowed her to work with the students more intensively.
In the interviews with the teacher and students as well as in the further observation, I identified that the teacher
sometimes used both languages, English and Russian, during the lesson. Generally, this occurred if content required
more specification in Russian or if students could not understand instructions to the tasks.
Достарыңызбен бөлісу: |