О чем мы молчим с моей матерью. 16 очень личных историй, которые знакомы многим

писатели. И знаешь, Дилан… Они считали меня особенной. Я была очень
остроумной барышней.
— Вот это да! — говорю я. Я боюсь, что мыльный пузырь,
переливающийся над нашими головами, вдруг лопнет.
Она вздыхает.
— Мы постоянно обменивались шпильками. Собирались вместе, пили,
болтали, среди нас были художники, иногда какие-то писатели, у меня на
все было готово саркастическое замечание — и все тут же начинали
хохотать.
Я слушаю, как зачарованная, и киваю, киваю, киваю, пока не начинаю
раскачиваться.
— Им нравилось, когда я приходила, — говорит она. — А мне
нравилось быть там с ними.
Это не та женщина, которая вышла замуж за моего отца и воспитала
меня.
— У нас с Биллом были прозвища, которые мы дали друг другу. Я
звала его Деревенским Мальчишкой, потому что он был родом из
крошечного городка в Северной Каролине.
Она начинает оглаживать себя через брюки и, кажется, даже не
осознаёт этого. Ее ладони непрерывно двигаются вверх и вниз по бедрам,
вверх и вниз, вверх и вниз. Мне становится неловко. Я смотрю на свои
руки.
— А как он тебя называл? — спрашиваю я.
— Городской Девчонкой, конечно.
Мама очень любит прозвища. Она и папе однажды придумала имя. А
он — ей. У нее и для меня была куча каких-то нелепых прозвищ, например
Метеор, что для меня звучит как кличка скаковой лошади, или — мне даже
неловко произносить это вслух — Кисонька. А интересно, они с тем
Биллом Риверзом встречались?
Я уже собираюсь задать ей этот вопрос, как вдруг она разворачивается
к своему письменному столу и выдает очередь на своей Selectric.
Я оканчиваю десятый класс, смухлевав на экзамене по французскому и
математике. Начало 1972-го, то лето, когда случился Уотергейтский скандал
[27]
. Я счастлива, потому что мне досталась подработка моей подружки
Джей: я сортирую транзисторы в мастерской по ремонту телевизоров. У
Джей,
которой
пятнадцать,
была
интрижка
с
женатым
тридцатишестилетним боссом, поэтому я веду себя очень осторожно, хотя в
этом и нет особой надобности.
Однажды я возвращаюсь домой из магазина и краем глаза вижу, как

мама сидит за обеденным столом, устало склонившись над семейной
книжкой расходов. Она, бывает, по два-три дня сидит так, согнув спину.
— Дилан, мне нужно, чтобы ты поужинала, — говорит она.
Слишком поздно. Я уже убежала наверх.
Кажется, теперь у нас больше денег. Во-первых, мама опять стала
отдавать рубашки на глажку. А во-вторых, в прошлом году отец купил себе
кабриолет «Альфа-Ромео». Он не разрешал мне его водить (не доверял мне
как водителю), а потом его украли. В моих глазах справедливость
восторжествовала. А еще теперь к нам каждую неделю приходит садовник,
и это важно, потому что угадайте, кто косил траву и сгребал листья
граблями, когда мы только переехали сюда два года назад?
— Я иду гулять, — кричу я из своей комнаты, потому что теперь я
типичный подросток. Но на самом деле меня переполняет злость при виде
мамы, прикованной к этому стулу, — меня злит тот факт, что она
добровольно приковывает себя к нему.
Это какой-то монстр, эта книжка расходов. Ее завел мой отец.
Толстенная папка с кучей таблиц, разделенных на всевозможные категории,
каждая из которых подписана сверху маминым красивым, аккуратным
почерком. Каждый чек должен быть внесен в соответствующую категорию.
Да я бы лучше умерла.
Мама появляется в дверном проеме моей комнаты. Стены у меня
розового цвета. Мама однажды закатала рукава и помогла мне все
покрасить. В комнате стоит сигаретный дым, потому что родители мне
больше не указ. Конечно, они меня не бьют и никогда не выгонят из дома, и
криком меня не заставишь подчиняться.
— Сходи куда-нибудь поужинай, — говорит она серьезно. —
Пожалуйста, не делай этого сейчас.
Теперь я вижу, что моя мама пугающе умна. В колледже она доучилась
только до половины курса, и она никогда не рассказывает, что случилось.
Но она рассуждает о Тургеневе, Шекспире, Толстом, Притчетте, Элиоте,
Паунде, Лессинге, Чехове, Селине — она читает книги, написанные
литературными критиками. Что-то внутри заставляет ее брать их в руки.
Она говорит, так же было и с ее мамой — Эстер, которая, живя в России,
доучилась только до третьего класса, прежде чем ей пришлось идти
работать на фабрику: крутить сигареты наряду с другими детьми.
Я никогда не смогу прочесть всех этих книг, я и не думаю защищать
диссертацию, мой удел — разочаровывать своих умных родителей.
Поэтому я делаю то, что у меня хорошо получается: гуляю с мальчиками,
особенно с теми, кому уже исполнилось двадцать. У них длинные волосы,

есть машина и наркотики.
— Я опаздываю, — говорю я. — А эта чековая книжка — дурацкое
занятие.
И понеслось, мы ругаемся из-за какой-то ерунды, которой даже нет
названия.
Мама плохо понимает цифры на часах, путает лево и право, она не
может подсчитать сдачу в «Гранд Юнион». Но ведение книги расходов —
это часть ее работы. Она продолжает корпеть над ней, тыча в карманный
калькулятор карандашом с ластиком на конце, пока у нее не сходится все до
последнего пенни.
Она домохозяйка.
На следующее утро отец отвозит меня к себе в офис. Это красивая
комната — красные стены, потолок, обшитый кедром, глубокие кожаные
кресла фирмы «Эймс», в которых обычно сидит психиатр и его пациенты.
— Ты полегче там с Эрикой, — говорит отец мягко. — Ей сейчас
приходится несладко.
Вечером, когда родителей нет дома, я обыскиваю мамин комод. Не
знаю, что конкретно я ищу, потому что не знаю, какой вопрос меня мучает,
но я все же нахожу ответ: маленькая картонная коробочка с золотой
крышечкой. Она спрятана под шарфом, в ней лежат таблетки секонала
[28]
— около двадцати капсул красного цвета, ярких, как кровь.
Выходит, я не единственная, кто крадет у отца антидепрессанты.
Через несколько часов после того, как я открыла ему ее тайник с
суицидальным содержимым, она осторожно заходит ко мне в комнату.
— Мне очень жаль, правда, — говорит она удрученно. — Однажды ты
должна была их обнаружить. Я не знаю, почему мне казалось так важно
запастись этими таблетками. Но я хочу, чтобы ты знала: я вовсе не
собиралась их принимать.
Настоящая речь, и вот она подошла к концу.
Мама стоит, положив руку на дверную ручку. И я не знаю, как
достучаться до нее и хочу ли я этого.
Я уверяю ее, что все в порядке.

жүктеу/скачать 1,3 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: