Зачем мы спим. Новая наука о сне и сновидениях



Pdf көрінісі
бет5/88
Дата29.09.2023
өлшемі2,25 Mb.
#111553
түріКнига
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   88
Байланысты:
Зачем мы спим

Mimosa pudica
) [8]. Листья этого растения не только описывают дугу, 
следя за движением солнца по небу, — они сворачиваются ночью, словно увядая. С 
наступлением следующего дня абсолютно здоровые листья вновь раскрываются, словно 
зонтик. Такой образец поведения повторяется каждое утро и каждый вечер, из-за чего 
знаменитый биолог-эволюционист Чарльз Дарвин назвал их «спящими листьями». 
До эксперимента де Мерана многие считали, что раскрытие и сворачивание листьев 
растения было обусловлено исключительно восходом и заходом солнца. Вполне логично: 
дневной свет (даже в пасмурные дни) побуждал листья широко раскрываться, а 
последующее наступление темноты командовало листьям закрывать лавочку и 
сворачиваться. Эта версия была опровергнута де Мераном. Сначала он поместил растение на 
воздухе, где оно могло получать сигналы света и темноты, которые, по всей вероятности, 
ассоциировались у него с днем и ночью. Как и ожидалось, листья раскрывались при дневном 
свете и сворачивались ночью. 
А затем произошел гениальный поворот. Де Меран на сутки поместил растение в плотно 
закрытую коробку, окутав его полной темнотой днем и ночью. В течение этих двадцати 
четырех часов абсолютной тьмы он время от времени подсматривал за растением и, не 
нарушая режима темноты, изучал положение листьев. Несмотря на то что растение было 
лишено влияния солнечного света, оно все равно вело себя так, будто купалось в лучах 
солнца. Его листья гордо раскрывались на восходе, затем, словно по команде, в конце дня 
оно сворачивало листья, по-прежнему не получая сигнала от светила, и в таком состоянии 
листья оставались всю ночь. 
Это было революционное открытие: де Меран показал, что живой организм ведет отсчет 
своего собственного времени, а не является рабом периодических команд солнца. Где-то 
внутри растения существовал генератор суточного ритма, который мог отслеживать время 
без подсказок внешнего мира. Это растение имело не просто циркадный ритм, а эндогенный, 
или 
самогенерирующийся, 
ритм. 
Подобное 
явление 
весьма 
похоже 
на 
самовоспроизводящееся биение сердца. Разница лишь в том, что ритм вашего сердца гораздо 
быстрее, обычно один удар в секунду, а не в сутки, как в случае циркадного ритма. 
Удивительно, но понадобилось еще двести лет, чтобы доказать: у людей имеется 
похожий циркадный ритм, генерируемый внутри нашего организма. Был поставлен 
эксперимент, который привнес нечто неожиданное в наше понимание внутреннего отсчета 
времени. Шел 1938 год. Профессор Натаниэл Клейтман из Чикагского университета вместе 
со своим научным ассистентом Брюсом Ричардсоном собирались провести еще более 
радикальный научный эксперимент. Он требовал от ученых такой самоотверженности, что 
до сегодняшнего дня мы вряд ли можем с чем-либо сравнить ее. 
Клейтман и Ричардсон собирались стать подопытными кроликами в собственном 
эксперименте. Собрав запас еды и воды сроком на шесть недель, взяв с собой пару 
разборных больничных кроватей, они направились в Мамонтову пещеру в штате Кентукки 
— одну из самых глубоких на планете, настолько глубокую, что в ее дальние уголки никогда 
не проникает солнечный свет. Именно в этом мраке Клейтман и Ричардсон собирались 
доказать, что биологический ритм человека составляет 
приблизительно
одни сутки 
(циркадные), а не 
в
точности
сутки. 
Кроме еды и воды ученые взяли с собой массу измерительных приборов для 
определения температуры тела, а также ритмов сна и бодрствования. Область, где 


12 
проводились необходимые замеры, образовывала центр их жизненного пространства, 
огороженного с обеих сторон кроватями. Высокие ножки кроватей были поставлены в ведра 
с водой — подобно замкам, обнесенным рвами, чтобы отпугнуть бесчисленных маленьких (и 
не очень маленьких) тварей, скрывающихся в глубинах Мамонтовой пещеры, и не позволить 
им забраться в постели. 
Вопрос, на который должен был ответить эксперимент Клейтмана и Ричардсона, был 
простым: когда их биологические ритмы сна и бодрствования будут изолированы от 
ежедневного цикла света и темноты, станут ли они, вкупе с их температурой тела, 
непостоянными или останутся такими же, как у людей внешнего мира, находящихся под 
воздействием суточного светового ритма? В целом они провели тридцать два дня в 
абсолютной темноте. Во время этого эксперимента они не только обзавелись внушительной 
растительностью на лице, но и сделали два революционных открытия. Первое заключалось в 
том, что при отсутствии солнечного света люди, подобно гелиотропным растениям де 
Мерана, вырабатывают собственные эндогенные циркадные ритмы. То есть ни Клейтман, ни 
Ричардсон не опустились до беспорядочного чередования периодов бодрствования и сна, а 
демонстрировали предсказуемый и повторяющийся образец продолжительного периода 
бодрствования (примерно пятнадцать часов), прерывающийся примерно девятичасовым 
сном. 
Вторым неожиданным и более важным результатом было то, что протяженность их 
неизменно повторяющихся циклов сна и бодрствования составила не привычные двадцать 
четыре часа, а стабильно дольше, чем привычные земные сутки. Цикл сна и бодрствования 
Ричардсона, которому было за двадцать, составил от двадцати шести до двадцати восьми 
часов. Цикл Клейтона, которому тогда было за сорок, был чуть ближе к двадцати четырем 
часам, но опять-таки больше суток. Таким образом, в условиях изоляции и в полной темноте 
внутренне генерируемые сутки каждого из них составили несколько больше двадцати 
четырех часов. Как неточные часы, Клейтман и Ричардсон к каждым проходящим реальным 
суткам начали прибавлять время, основываясь на собственном хронометраже. 
Поскольку наш внутренний биологический цикл составляет не в точности двадцать 
четыре часа, а около того, потребовалось ввести новый термин: циркадный ритм — то есть 
ритм, период которого 


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   88




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет