104
• Клара Хафизова •
смута в Джунгарии утихнет не скоро, а вовлеченность в нее казахов
могла создать в будущем потерю земель и другие непредвиденные
осложнения.
Посольство Даваци во главе с Дундуком, как и рассчитывал импе-
ратор, прибыло в Пекин в июне 1754 г. В дворцовой хронике отмече-
но, что на аудиенцию 4 июля, состоявшуюся приблизительно через 10
дней, посла Дундука сопровождали министр Лифаньюаня Наяньтай
и
левый шилан
Юн Бао. Император сказал Дундуку, что он наслышан
о джунгарских делах и что посол, в целом, подтвердил имеющую-
ся у него информацию. Вся речь императора была пронизана воз-
мущением по поводу того, что Даваци намерен провести поминаль-
ные службы в Тибете по убитому Лама-Дарчжой Цэвану Намучжару,
на что он якобы не имеет никакого морального права. И как убийца
Лама-Дарчжи, и, как узурпатор, сместивший пусть и незаконного, но
отпрыска Галдан-Цэрена. Что, хотя Лама-Дарчжа в свое время также
сел на трон не по правилам, он все же был ханским сыном, пусть и
побочным. Даваци же является всего лишь одним из слуг правящего
дома, взбунтовавшимся против законных хозяев – наследников. Им-
ператор подчеркивал, что дом чоросов, совершивший противоесте-
ственные преступления друг против друга и против ойратов, вообще
не имеет никаких оснований печься о распространении и укреплении
желтого учения. Тем более, что по приказу Даваци лам принуждают
расстричься и участвовать в его войнах. Суть высказываний Цяньлуна
сводилась к тому, что какой-то варвар осмеливается на равных стро-
ить отношения с таким великим государством, как Цинская импе-
рия, и браться за глобальную задачу распространения и укрепления
буддизма в регионе. «Мы, император, одинаково смотрим на вну-
тренних и внешних (народов), не разделяя их на своих и чужих», –
заявлял император, что означало одинаково заботитья о благополу-
чии народов и соблюдении нравственных норм. Посол отвечал, что
поголовного обращения лам к светской жизни не было, было лишь
наказание отдельных представителей духовенства. Император воз-
разил, что слухи о ламах все же не беспочвенны. Заметим в скобках,
что Даваци требовал от
цзисаев
(религиозных уделов с монастыря-
ми, школами и крепостными) выставить людей для пополнения во-
йска. Император обвинил хана в неискренности, что коль скоро он
заботится о торговле, то написал бы об этом прямо, не связывая ее с
вопросами паломничества и проведения царских поминок в Тибете.
Между тем, эти вопросы были тесно связаны, так как пожертвования
105
• Степные властители и их дипломатия в ХVIII—ХIХ веках •
шелками, чаем были неотъемлемой частью религиозных служб, они
так и назывались
ао ча
(буквально – кипячение, настойка чая). А чай
ойраты получали из Китая, не говоря уже о шелках, слитках золота и
серебра. И это было прекрасно известно китайской стороне.
Затем император спросил посла, о чем просил Даваци передать
ему устно. Дундук ответил, что все, что хотел сказать хан, он написал
в своем письме. Цяньлун отвечал, что именно в письме сказано о
том, что посол передаст его тайные слова. Не хотел ли он потребовать
возвращения бежавших князей? Дундук отвечал, что хан велел ему
завести речь об этом, только если его посольство будет встречено
доброжелательно. Цяньлун вновь возмущенно продолжал, что три
дэрбетских князя, недавно подчинившихся ему, не уступают Даваци
в знатности. И он никогда не передаст их хану, даже если бы он и по-
требовал их официально. Что, если бы Даваци во время борьбы с Ла-
ма-Дарчжой попросил убежища у Китая, он бы точно также принял
его. Даваци собирался бежать к нему за помощью, но его задержал
Даши, сын дэрбета Цэрена-Убаши, поэтому Даваци бежал к казахам.
Даваци захватил того в плен и казнил (заметим, что Цэрен-Убаши
был вторым по знатности князем, перешедшим на сторону Цинов).
«К тому же, – продолжал Цяньлун, – Даваци пренебрег милостями
Галдана (Галдан-Цэрена –
К.Х.
), прервал потомственную нить, занял
место законных наследников. Вот ты являешься его слугой, пользу-
ешься милостями хана, разве тебя не мучают угрызения совести,
разве ты можешь не стыдиться»? У Дундука прервалось дыхание,
он сбился с речи. Наконец, собравшись с духом, он сказал: «Настав-
ления великого императора подобны яркому лучу, нет ничего, что
не было бы освещено ими, (они) проникают в самые темные углы
(души). Что еще может сказать ваш покорный слуга?». Император на
это промолвил: «В своем указе Мы полностью и ясно выразили свои
повеления на вопросы, доложенные в письме Даваци. Вручишь его
хану по возвращении. Сегодня Мы устраиваем прием в честь наших
новых подданных дэрбетского князя Цэрена и других. Приглашаю
тебя на банкет и театральное представление». Дундук поблагодарил
за новое унижение и отбыл (из дворца)» [Гаоцзун шилу, 464, 18–21
об.]. Император недвусмысленно агитировал посла перейти на его
сторону. Но Дундук оставался верным Даваци до конца своей жиз-
ни. Они вместе попали в плен, вместе подверглись унизительной
для них церемонии преподнесения их императору среди трофеев и
пленных на территории Запретного города и вместе были помило-
|