«… Нет дня, когда бы я не тосковал о России…» (К столетию отъезда К. Д. Бальмонта в эмиграцию) 25 июня 2020 г. исполнилось 100 лет со
дня отъезда К. Д. Бальмонта в эмиграцию. По
разным причинам не сумев возвратиться в Рос-
сию, за границей он прожил более 22 лет, умер
23 декабря 1942 г. в пригороде Парижа (г. Нуази-
ле-Гран) и похоронен там, на католическом клад-
бище.
После революции 1917 г. существование
дореволюционной интеллигенции в России сра-
зу
утратило привычную экономическую основу.
При национализации банков и иных обществ
у людей были ликвидированы все сбережения,
пенсии, страховки и другие виды выплат и нако-
плений. Были закрыты частные газеты, сведена
к минимуму деятельность частных издательств
– в итоге оказалось, что писателям и поэтам ста-
ло невозможно жить только литературным тру-
дом. Несмотря на большую работоспособность
Бальмонта, все предпринимаемые им усилия
(публикации, многочисленные выступления,
участие во всевозможных новых обществах и
союзах), жизнь его и его близких год от года
только ухудшалась. Забота о куске хлеба стано-
вилась главной заботой поэта.
Особенно тяжело
было зимой.
Бальмонт задумал уехать из России ещё
осенью 1919 г. Через друзей он получил возмож-
ность поехать в Туркестан, откуда – в Персию,
и затем в Англию. Друг и издатель В. В. Пашу-
канис, начавший печатание его многотомного
«Собрания лирики», обещал дать необходимые
деньги. Из случайного разговора с Бальмонтом
о желании поэта ехать на юг узнал Луначарский
и предложил: «Зачем вам ехать в Туркестан. Ещё
два-три месяца, и мы заключим союз с Англией.
Тогда каждый, кто хочет, может свободно ехать
за границу».
«Когда, через несколько месяцев после
упомянутого разговора, – писал Бальмонт в сво-
ём очерке «Кровавые лгуны», – я встретил Лу-
начарского в театре и напомнил ему его слова,
он сказал: «Подайте мне заявление, и вы уедете
за границу». Он сказал мне также, что нужно
формально обосновать моё желание. Я предло-
жил дать для Государственного издательства три
книги, которые, конечно, могут быть написаны
только за границей. А именно: 1. «Народная пес-
ня Северной и Южной Европы». 2. «Революци-
онная поэзия Европы и Америки». 3. «Лики ра-
бочего и изображения труда в памятниках миро-
вого искусства, от Египта до наших дней». Два
выпуска «Революционной поэзии» я приготовил
и отдал ещё в Москве: избранные стихи Уитмана
и избранные стихи Шелли»[1, с. 4–5].
Были и другие основания для команди-
ровки поэта за границу. Луначарский решил
привлечь Бальмонта и Вяч. Иванова к созданию
в Италии «Студии славянской культуры», заду-
манной по аналогии с существующей в Москве
с апреля 1918 г. «Studio Italiano», в работе кото-
рой уже участвовали оба писателя. Идея эта впо-
следствии в жизнь не воплотилась.
По случаю предстоящего отъезда состо-
ялось прощальное заседание Общества Люби-
телей Российской Словесности. Бальмонт вы-
ступил на нём с речью и, среди прочего, заявил:
«...я счастлив, что меня и моего старшего брата
В. Иванова так дружески приветствуют. Особый
отдел ВЧК задерживает наш отъезд. Но мы уе-
дем. Мы увидим вольную Италию, где люди ды-
шат, где, созидая, перерабатывают, а не только
ломают»[2]. Именно поэтому некоторые газеты
в своих публикациях об отъезде Бальмонта за
границу писали, что он направляется в Италию,
но и сам отъезд сложился неудачно.
По воспоминаниям Ариадны Эфрон,
Бальмонта и с ним трёх его родных женщин из
Николо-Песковского переулка провожали дваж-
ды. Первый раз 21 июня «у Скрябиных, где все
нас угощали картошкой с перцем и настоящим
чаем в безукоризненном фарфоре; все говорили
трогательные слова, прощались и целовались;
но на следующий день возникли какие-то непо-
ладки с эстонской визой, и отъезд был ненадолго
отложен». 25 июня – «окончательные проводы
проходили в невыразимом ералаше, табачном
дыму и самоварном угаре оставляемого Баль-
монтами жилья, в сутолоке снимающегося с
места цыганского табора. Было много провожа-
ющих» [3, с. 97–98]. Марина Цветаева добави-
ла: «Ограничусь двумя возгласами (Бальмонта
– М. Б.), предпоследним – имажинисту Кусико-
ву: “С Брюсовым не дружите!” – и последним,
с уже отъезжавшего грузовика – мне: – А вы,
Марина, передайте Валерию Яковлевичу, что я
ему не кланяюсь!» [4, с. 205]. Получилось, что