144 Даты. События. Лица. из командированных Наркомпросом писателей
Бальмонт выехал первым – и, на некоторое вре-
мя, последним.
В письме Константин Дмитриевич писал:
«Завтра вечером наш поезд уходит в Ревель.
Через трое суток мы должны услышать плеск
морской волны. Но нет радости в моём сердце.
Одно лишь ощущение, что я принёс крайние
жертвы, чтобы эта поездка осуществилась, ибо
так должно. У Нюши настоящая чахотка, правое
её лёгкое поражено, шейные железы поражены.
Ей нужен другой воздух и другая жизнь. О Еле-
не Селивановский (врач – М. Б.) сказал, что от
смертельной болезни её отделяет муравьиный
шаг. Миррочка всю зиму хворала и поправилась
лишь весной. Новой зимы в Москве им не вы-
держать. А на юге России, которым можно бы
заменить заграницу, новые тучи и новые беше-
ные там творятся бури. <…> Мы уезжаем на
год» [5, с. 517].
В Ревеле из-за недоразумения с герман-
ской визой Бальмонту пришлось задержаться
на целый месяц. Он работал, но не выступал, не
печатался и не давал интервью. Единственным
светлым пятном за это время была его трёхднев-
ная встреча с посетившим его И. Северяниным,
отражённая затем в их стихотворных посвяще-
ниях.
В биографиях сразу нескольких писате-
лей, выезжавших из России в начале 1920 годов,
фигурирует версия о том, что Константин Баль-
монт, отпущенный за границу с обязательством
не выступать против советской власти, нарушил
обещание и стал причиной запрета на их выезд.
Наиболее определённые очертания эта версия
приобрела в судьбе Вяч. Иванова, о чём писа-
ла его биограф О. А. Шор (Дешарт): «Весной
1920 г. несколько видных писателей получили
разрешение на время выехать в Западную Ев-
ропу. <...> Бальмонт уехал первым и, едва пере-
ехав границу, разразился невежливым выступле-
нием <...>. В ответ на это все остальные писа-
тели были лишены их заграничных паспортов.
Вяч. Иванов надеялся, что Швейцария и Ривьера
восстановят здоровье его тяжело больной жены.
Отказ был для него большим ударом. Ему обе-
щали отправить больную в его сопровождении
на юг. Вера Константиновна умерла в Москве в
августе того же года». В семье Вяч. Иванова по-
ведение Бальмонта считалось едва ли не одной
из причин гибели Веры Константиновны Швар-
салон.
Тень Бальмонта реяла и над отказом на
выезд Андрея Белого, который писал 17 июля
1920 г. Иванову-Разумнику: «Не везёт мне! Спер-
ва зарезал Мережковский; потом таки дали мне
командировку, а я не знал и сидел в Петрограде;
и никто не уведомил меня из Москвы; я бы мог
уехать до Бальмонта! Теперь, накануне быстро-
го движения дела – второй зарез: Бальмонт!»
Горький добавил в этот список жертв ещё
двух человек. 29 января 1928 г. он писал Роме-
ну Роллану: «...получив разрешение на выезд за
границу, он (Бальмонт – М. Б.) тотчас же объ-
явил себя врагом «коммунизма», и, конечно, это
очень плохо отозвалось на Блоке и Сологубе,
которые хлопотали о разрешении выехать». Из
этого письма следует, что с невозможностью
своевременно выехать из России современники
связывали не только смерть Блока и Сологуба,
но и самоубийство жены Сологуба – Анастасии
Чеботаревской [6].
В 2007 г. Роберт Бёрд и Евгения Ива-
нова в своём исследовании «Был ли виновен
Бальмонт?», с привлечением всех возможных
источников информации, сделали однозначный
вывод: «Почти целый год Бальмонт оставался
верен обещаниям, и ссылки на него были только
удобным предлогом, так как никто не мог про-
верить достоверность распространяемой боль-
шевиками информации. Если искать реальную
причину, которая стояла за отказами писателям,
то, скорее всего, это была война с Польшей, по-
тому что только после заключения мира с Поль-
шей 12 марта 1921 года возобновился их отъезд
из России»[6]. Этими действиями советская
власть спровоцировала разлад в отношениях
Бальмонта с вышеназванными поэтами, други-
ми представителями интеллигенции.
В Париже Бальмонт с семьёй поселились
в маленькой меблированной квартире. Поэт
сразу же оказался меж двух огней. С одной сто-
роны, радикальное эмигрантское сообщество
заподозрило в нём сочувствующего Советам.
Как иронически замечал С. Поляков, Бальмонт
«…нарушил церемониал бегства из советской
России <…> и прибыл в Париж неподстрелен-
ным». Положение поэта невольно «усугубил»
Луначарский, в московской газете опровергший
слухи о том, что тот ведёт за границей агитацию
против советской власти. Это позволило правым
эмигрантским кругам заметить «…многозначи-
тельно: Бальмонт в переписке с Луначарским.
Ну, конечно, большевик!» С другой стороны, со-
ветская пресса начала «клеймить его как лукаво-
го обманщика», который «ценою лжи» добился
для себя свободы, злоупотребил доверием Со-
ветской власти, великодушно отпустившей его