Джек Лондон «Белый клык» 100 лучших книг всех времен:
http://www.100bestbooks.ru
доказательство своей правоты описания и таблицы, взятые из энциклопедии и различных
книг по зоологии.
Дни шли один за другим, щедро заливая долину Санта-Клара солнечными лучами. Но с
приближением зимы, второй его зимы на Юге, Белый Клык сделал странное открытие, —
зубы Колли перестали быть такими острыми: ее игривые, легкие укусы уже не причиняли
боли. Белый Клык забыл, что когда-то овчарка отравляла ему жизнь, и, стараясь отвечать ей
такой же игривостью, проделывал это до смешного неуклюже.
Однажды Колли долго носилась но лугу, а потом увлекла Белого Клыка за собой в лес.
Хозяин собирался покататься до обеда верхом, и Белый Клык знал об этом: оседланная
лошадь стояла у подъезда. Белый Клык колебался. Он чувствовал в себе нечто такое, что
было сильнее всех познанных им законов, сильнее всех привычек, сильнее любви к хозяину,
сильнее воли к жизни. И когда овчарка куснула его и побежала прочь, он оставил свою
нерешительность, повернулся и последовал за ней. В тот день хозяин ездил один, а Белый
Клык бегал по лесу бок о бок с Колли, — так же, как много лет назад в безмолвной северной
чаще его мать Кичи бегала с Одноглазым.
ГЛАВА ПЯТАЯ. ДРЕМЛЮЩИЙ ВОЛК Приблизительно в это же время в газетах появились сообщения о смелом побеге из сан-
квентинской тюрьмы одного заключенного, славившегося своей свирепостью. Это была
натура, исковерканная с самого рождения и не получившая ни малейшей помощи от
окружающей среды, натура, являвшая собой поразительный пример того, во что может
обратиться человеческий материал, когда он попадает в безжалостные руки общества. Это
было животное, — правда, животное в образе человека, но тем не менее иначе как
хищником его нельзя было назвать. В сан-квентинской тюрьме он считался неисправимым.
Никакое наказание не могло сломить его упорство. Он был способен бунтовать до
последнего издыхания, не помня себя от ярости, но не мог жить побитым, покоренным. Чем
яростнее бунтовал он, тем суровее общество обходилось с ним, и эта суровость только
разжигала его злобу. Смирительная рубашка, голод, побои не достигали своей цели, а ничего
другого Джим Холл не получал от жизни. Так обращались с Джимом Холлом с самого
раннего детства, проведенного им в трущобах Сан-Франциско, когда он был мягкой глиной,
готовой принять любую форму в руках общества.
В третий раз отбывая срок заключения в тюрьме, Джим Холл встретил там сторожа, который
был почти таким же зверем, как и он сам. Сторож всячески преследовал его, оклеветал перед
смотрителем, и Джима лишили последних тюремных поблажек. Вся разница между Джимом
и сторожем заключалась лишь в том, что сторож носил при себе связку ключей и револьвер,
а у Джима Холла были только голые руки да зубы. Но однажды он бросился на сторожа и
вцепился зубами ему в горло, как дикий зверь в джунглях.
После этого Джима Холла перевели в одиночную камеру. Он прожил в ней три года. Пол,
стены и потолок камеры были обиты железом. За все это время он ни разу не вышел из нее,
ни разу не увидел неба и солнца. Вместо дня в камере стояли сумерки, вместо ночи —
черное безмолвие. Джим Холл был заживо погребен в железной могиле. Он не видел
человеческою лица, не обменялся ни с кем ни словом. Когда ему просовывали пищу, он
рычал, как дикий зверь. Он ненавидел весь мир. Он чем выть от ярости день за днем, ночь за
ночью, потом замолкал на недели и месяцы, не издавая ни звука в этом черном безмолвии,
проникавшем ему в самую душу.
А потом как-то ночью он убежал. Смотритель уверял, что это немыслимо, но тем не менее
камера была пуста, а на пороге ее лежал убитый сторож. Еще два трупа отмечали путь