7 октября.
Сегодня утром ко мне заходил Штраус, но я не впустил его. Мне хочется побыть одному.
Я беру книгу, которой наслаждался всего несколько месяцев назад, и обнаруживаю, что
ничего про нее не помню. Странное ощущение. Вспоминаю, как восхищался Мильтоном. Но
когда я взял с полки «Потерянный рай», то припомнил только Адама, Еву и древо познания.
Закрыл глаза и увидел Чарли – себя. Ему шесть или семь лет, он сидит за столом перед
раскрытым учебником. Он учится читать, а мама сидит рядом с ним, рядом со мной…
– Повтори!
– Смотри Джек смотри Джек бежит. Смотри Джек смотри.
– Нет! Не «Смотри Джек смотри», а «смотри Джек бежит»! – и тычет в слово загрубевшим
от стирки пальцем.
– Смотри Джек. Смотри Джек бежит. Бежи Джек смотрИт.
– Нет! Ты не стараешься! Повтори! …повтори… повтори… повтори…
– Отстань от ребенка. Он тебя боится.
– Ему нужно учиться. Он слишком ленив!
…беги Джек беги… беги Джек беги… беги Джек беги…
– Просто он усваивает все медленнее, чем остальные дети. Не торопи его.
– Он совершенно нормален. Только ленив! Я вобью ему в голову все, что нужно!
…Беги Джек беги… беги Джек беги… беги Джек беги…
А потом, подняв глаза от стола, я увидел себя взором Чарли, держащего в руках
«Потерянный рай», и осознал, что стараюсь разорвать обложку книги. Я оторвал одну половину,
вырвал несколько страниц и швырнул все вместе в угол, где уже лежали разбитые пластинки.
Они лежали там, и белые языки страниц смеялись надо мной, потому что я не мог уразуметь,
что они хотели мне сказать.
Если бы мне удалось удержать хоть часть того, чем я еще владею! Боже, не забирай от меня
все!
10 октября.
По вечерам я обычно выхожу прогуляться по городу. Без всякой цели. Просто поглядеть на
незнакомые лица. Вчера вечером я не смог вспомнить, где живу. Домой меня проводил
полицейский, и, кажется, все это уже случалось – очень давно. Мне не хотелось записывать это
и пришлось напомнить себе, что я – единственный во всем мире, кто может описать подобное
состояние.
Казалось, я не иду, а плыву в пространстве, но не ярком и четком, а пронизанном
всепоглощающей серостью. Я сознаю это, но ничего не могу с собой поделать. Я шагаю, а
иногда просто стою на тротуаре и всматриваюсь в лица прохожих. Некоторые из них
поглядывают на меня, некоторые – нет, но никто не заговорил со мной, если не считать одного
типа, спросившего, не требуется ли мне девушка. Он куда-то отвел меня и попросил в задаток
десять долларов. Я дал, и он бесследно исчез.
И только тогда до меня дошло, какой же я дурак.
|