я был?
Приходит ясный и четкий ответ: я был бы совершенен.
Тогда я еще раз обращаюсь к самому себе: что для этого
потребуется?
И снова ясный ответ: неистово любить себя.
LIV
Первое: наши мысли и эмоции создают наше внутреннее
состояние.
Второе: наше внутреннее состояние влияет на наше внешнее
состояние.
Третье: наше внешнее состояние влияет на нашу жизнь.
Вывод: наши мысли и эмоции непосредственно влияют на нашу
жизнь.
Давайте повернем время вспять, и посмотрим, как это сработало
для меня. После травмы головы я жил жизнью защищающего самого
себя человека. Не пытался чего-то добиться. Был притянутым
событиями, а не сам инициировал их. Если таково мое состояние, то
какой в результате будет моя жизнь?
Если бы я был до жестокости честным – а я должен, это мой дар
самому себе – со времени травмы я чувствовал себя бессильным.
И как бессилие может повлиять на мою жизнь? Семена растут там,
где их посадили.
В чем же тут урок? Делать все возможное, чтобы почувствовать
себя сильным. Контролирующим. Чувствовать, что это я случаюсь
с разными вещами, а не они со мной. Решить, что я, и только я,
ответственен за свои чувства и, в конечном счете, за свою жизнь. За
каждый ее кусочек.
Что бы ни случилось, это случилось, и все тут. Пора сажать новые
семена.
LV
Итак, как посадить новые семена? Просто. Начать с основ –
мыслей и эмоций. Помнить, что злость, боль, зависть, любая форма
страха – это тьма. А любовь к себе – свет. Здесь нет места для
компромисса.
Переключаюсь на свет в каждый момент, когда могу. Заставляю
себя чувствовать любовь. Снова и снова. Я уже делал это, но
поднимаюсь еще на одну ступеньку. Я не только сажаю семена, но
и даю им пищу, в которой они нуждаются.
Любить себя – это сила. Но это не разовое действие.
Так же, как с тренировками, это надо делать постоянно, возможно,
всю оставшуюся жизнь. Ну и что с того? Если это и есть решение, то
чертовски хорошее. Я стою того волшебства, которое последует
за этим.
LVI
Время взять в руки бразды правления собственным здоровьем.
Друг, который прислал сообщение, готовит для меня программу. Но,
вместо того чтобы ждать, я иду навестить Мэтта Кука, лучшего врача
по регенеративной медицине в стране. Из всех докторов, которых
я посетил в прошлом году, он единственный, от кого я получил
ответы.
Мы проводим обследования, выявляющие, что улучшилось с тех
пор как мы встречались в последний раз. Самое главное, что мое
состояние ума проактивно, а не реактивно. Это помогает
в исцелении.
Будучи в клинике, я болтаю с Лизой, доброй медсестрой, которая
изо всех сил старается, чтобы пациентам было комфортно. Но в ее
глазах боль. Ее сын умер от передозировки героином несколько
месяцев назад. Я даже не могу представить себе ее страдания. Они
были бы похожи на лесной пожар по сравнению с моей зажженной
спичкой. Но это также напоминает мне кое-что: все знают, что такое
боль. Она может прийти в разных формах или в разное время. Но
она приходит. Это фундаментальная часть человеческого опыта.
Боль не делает меня уникальным. Она делает меня человеком.
И, что бы я ни испытал, я в этом не одинок. Многие прошли через это
до меня.
Удивляясь самому себе, я рассказываю ей о том, через что мне
пришлось пройти. Даже о фантазиях о пистолете моего друга. Она
втягивает воздух, показывает мне свою руку: мурашки по коже.
«Меня там больше нет, – говорю я ей. – Эти мысли прошли».
Она долго и крепко обнимает меня.
Возможно, суицидальные мысли ничем не отличаются
от аддикции. Вы можете оставить ее позади, но, если наткнетесь
на мусорный контейнер, полный наркотиков, искушение поднимет
голову.
Решение состоит в том, чтобы создать новые борозды, настолько
мощные, что даже если старые паттерны объявляются, они уже
не имеют прежней силы над нами. Они не длятся долго. А новые
борозды не позволят воткнуть эту чертову иглу.
LVII
Я провожу время с Барб, менеджером клиники Мэтта. Она мудрая
женщина, перенесшая пересадку нескольких органов и опровергшая
все предсказания врачей, твердивших, что для нее уже невозможно
жить активной и здоровой жизнью. Она также практикует цигун
и предлагает мне сеанс. Я соглашаюсь.
Тот, кто любит себя, принимает предложенную помощь.
Я лежу на массажном столе, пока она работает со мной. Закрываю
глаза и уплываю прочь. Где-то в промежутке между сном
и бодрствованием я чувствую, что как будто умер и иду навстречу
Богу. Бог – яркий свет в огромном и пустом пространстве. Я подхожу
ближе.
«Ну, и как была жизнь?» – спрашивает Бог.
«Хороша, – говорю я. Потом – Спасибо». Я серьезно.
«Недостаточно хороша», – говорит Бог.
Свет превращается в сияющую кирпичную стену, тянущуюся
до самого неба, не пускающую меня дальше.
«Иди и живи великой жизнью», – говорит Бог.
LVIII
Сны могут пролить свет на то, насколько глубока кроличья нора.
После того как из-под меня выдернули ковер, мне приснился
первый в жизни ночной кошмар. Меня пытал неизвестный палач,
а люди стояли вокруг и смотрели. Я проснулся, громко крича: «Как
это могло случиться?»
Если бы я сочинил эту историю, то назвал бы сон слишком
драматичным.
«Не-а, – сказал бы я себе, редактируя текст, – определенно,
штамп».
Но ваше подсознание встречает вас там, где вы находитесь.
Раньше я гордился тем, что мне никогда не снились кошмары. Вот
тебе на. Похоже, у каждого есть точка, где их безопасность
защелкивается. Моей было разбитое сердце.
Но даже в этой паутине есть золотые нити. Я любил ее.
Я действительно любил ее. Однажды сказал ей: «Я не просто люблю
тебя сегодня. Я буду любить тебя через тридцать лет
от сегодняшнего дня». Гордился тем, что я мужчина, который может
так глубоко любить свою женщину.
Я медленно просыпаюсь и говорю Барб, что умер во сне.
«Тогда это ваше второе рождение», – говорит она.
Сны могут показать, что вы падаете. Но также они указывают,
когда вы на пути наверх.
LIX
Ночь. Я сижу в темной гостиной и смотрю в окно. Окленд сверкает
на другом берегу залива. Почти каждую ночь мимо проплывают
контейнеровозы, освещенные, как рождественские елки. Сегодня
движения нет.
Я кладу руку на сердце и тихо говорю себе: «Я люблю тебя.
Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя». Я, конечно, говорю сам
с собой, просто обращаюсь к более молодой версии себя. Давным-
давно я проделал упражнение, представив, как возвращаюсь
к ребенку, которого обижали. По одной из версий, я спас его
и оторвал голову обидчику. В прямом смысле. В другой подошел
к ребенку, который прятался от стыда, обнял и пообещал, что буду
защищать его.
Я перепробовал разные версии, но в каждой из них я становился
человеком, который возвращался, чтобы спасти ребенка.
В сущности, напоминая ему: «Я у тебя есть. И никому не позволю
обидеть тебя». Я сделал это с другими частями моего детства,
другими воспоминаниями. Подобные упражнения помогают. Но
я узнал, что они не исправляют все за один раз и навсегда.
Психика – слишком тонкий инструмент.
LX
Есть кое-что, что мне нужно сделать, но я все откладываю. Это
нормально, потому что я был в режиме выживания. Как тело,
перемещающее кровь от конечностей к жизненно важным органам.
Но чтобы перейти на следующий уровень, я должен простить себя.
За все неудачи и ошибки, за все, что я мог бы сделать лучше. Пора
сбросить это бремя.
Так я и делаю. Я хватаю блокнот и записываю все, что приходит
на ум. Каждое предложение я начинаю с «я прощаю себя за…».
И делаю это до тех пор, пока не иссякнут причины. Затем
я несколько раз прочитываю написанное вслух, чувствуя тяжесть
того, что нес. Закончив, я зашнуровываю ботинки и направляюсь
к пристани. Там я сажусь на ступеньки, ведущие к воде, и продолжаю
перечисление. Что меня удивляет, так это то, что поводов для
прощения всплывает больше, чем я ожидал, не только из-за
событий, случившихся недавно. Оказывается, там был более
глубокий слой. Но я должен был пройти через все это, чтобы
обнаружить его.
Я заканчиваю такими фразами: «Я прощаю себя, потому что
люблю себя. Я прощаю себя, потому что заслуживаю любви, радости,
сострадания и великолепной жизни. Я прощаю себя, потому что
жизнь любит меня». Я читаю эти строчки вслух, пока что-то внутри
не сдвигается – и я понимаю, что закончил. Я вырываю листок. Затем
спрыгиваю вниз, к камням, нахожу один, который бросается мне
в глаза, и заворачиваю вокруг него бумагу. Сверток кажется мне
здоровенным и увесистым в моих руках.
Я смотрю на залив. Мост Золотые ворота слева, Алькатрас справа.
Печально известный тюремный остров сияет в лучах заходящего
солнца. Но величайшая тюрьма, когда-либо созданная, не была
построена из камня и цемента. Величайшая тюрьма – это разум.
Я швыряю сверток в воду, вижу всплеск, и он исчезает. Просто
исчезает. Затем я делаю десять дыхательных циклов. Только теперь
я говорю «спасибо» с каждым вдохом и чувствую, как свет
естественным образом проникает в меня сверху. Что-то изменилось.
Вместо того чтобы пытаться заставить свет войти, я просто получаю
его.
Я ухожу, целеустремленно топая каблуками по тротуару.
LXI
Быть человеком означает, что я, скорее всего, не дотяну до того,
кем могу быть. Но это нормально. Чем больше я себя люблю, тем
меньше дряни накапливаю. Тем меньше мне придется отпустить.
Думайте о себе, как о побеге, который пробивается сквозь
землю и поднимается вверх. Именно через любовь к себе вы
растете.
Вы растете и совершенствуетесь, по дюйму приближаясь к свету.
К величайшему себе.
LXII
Выйдя из спортзала, я звоню другу в Нью-Йорк. Последний раз мы
разговаривали сразу после того, как из-под меня выдернули ковер.
Я рассказываю ему о том, чем занимаюсь, об этом навязчивом
стремлении любить себя.
«Это круто, – говорит он. – Ты так изменился. Сколько это
продолжается?»
Мне нужно хорошенько подумать. Кажется, что это было целую
жизнь назад. «Три недели», – наконец признаюсь я.
«У тебя изменился голос, – говорит он. – Как будто ты полон сил
или что-то в этом роде».
«Забавно, – говорю я. – Сила – это слово, которое в последнее
время было в центре внимания».
«Когда я говорю с тобой, – отвечает он, – кажется, будто ты ее
излучаешь».
Я бы не стал заходить так далеко, но это хорошая мысль. Мысль,
за которую стоит держаться.
«Это все еще трудно, друг. Просто жить день за днем».
«Хм, – говорит он и на мгновение замолкает. – Если бы ты был
таким, как сейчас, и она взвалила все это на тебя, что бы ты сделал?»
Мне даже думать не надо.
«Я бы сказал ей, что заслуживаю лучшего, и нам вместе нужно
с этим разобраться. Потому что мы все еще любим друг друга.
И обязаны этой любви многим, что имеем. Но если бы она
не захотела, я бы ее отпустил. С любовью. Я удивительный человек,
но ее выбор – это ее дело. Не мое».
Теперь моя очередь молчать.
«По-моему, это звучит сильно», – говорит он.
«Я чувствую себя так, словно меня ударили по голове, –
признаюсь я. – Но ирония в том, что мои головные боли прошли.
Я активно забочусь о своем здоровье, делаю все возможное
и довольно быстро иду на поправку. Я чувствую это всем телом».
«Это и значит – любить себя», – говорит он.
Я кладу трубку и смотрю на проезжающие машины. Да, я люблю
себя. Да, я начинаю чувствовать свою силу. И все это очень приятно.
Но в этом есть оттенок грусти. Я скучаю по тому, как она
расслаблялась в моих объятиях. Я скучаю по тем простым моментам
любви к ней. И ее любви ко мне.
Я позволил утрате омыть меня.
Позволять себе чувствовать – это тоже любить себя.
Потом я пошел в спортзал и выложился полностью.
LXIII
Я просыпаюсь с мыслью: «Интересно, что хорошего я испытаю
сегодня?»
Она возникает из ниоткуда. Просто мягкое осознание того, что
именно такой становится для меня жизнь.
LXIV
То, что меня по-настоящему мучает, – так это то, что я этого
не предвидел. Может быть, она мне говорила, а я не слушал. Или
у нее просто выбило пробки. Или, может быть, это действительно
появилось из ниоткуда и росло с каждым днем. Что бы это ни было,
оно случилось, и вот он я, смотрю в окно на залив очередным утром.
Серые облака двигаются быстро, вода почти голубовато-зеленая.
Мачты пришвартованных парусных яхт тяжело раскачиваются
на ветру. Я снова думаю о смерти, о величайшем прорыве. Той,
приближение которой многие не видят. Но вот она, ясная как день,
стоит передо мной, ожидая моего следующего вдоха.
Возможно, смерть – это величайший дар, который я имею в своей
жизни. Каждый раз, когда я делаю шаг вперед, она делает шаг назад.
Но я никогда не знаю, какой шаг по счету будет последним. Тем
не менее, я живу так, как будто у меня есть мили, когда на самом
деле у меня, возможно, остались только дюймы.
Мне не нужно, чтобы меня шлепали снова и снова, чтобы
я очнулся. Я просто должен смотреть смерти в глаза
и целеустремленно шагать вперед, зная, что следующего шага может
и не быть. Если жить так, у меня не будет другого выбора, кроме как
стать величайшим собой.
LXV
Я лежу на диване и слушаю выступление Уэйна Дайера
на YouTube. Он был другом Шерил, и они часто вместе выступали
на конференциях.
«Если вы то, о чем думаете, – говорит он, – тогда вам нужно быть
очень осторожным в своих суждениях».
Мне нравится твердая убежденность в правоте, звучащая в его
голосе.
«Если вы хотите привлечь замечательные вещи в вашу жизнь, но
постоянно твердите о том, чего вам не хватает, то будете продолжать
жить из недостатка, а не из изобилия».
Он определенно завладел моим вниманием.
«Я никогда не говорю о том, чего мне не хватает. Я обращаю свое
внимание только на то, что намереваюсь создать».
Он только что разблокировал следующий уровень.
«Что бы вы ни хотели привлечь в свою жизнь, скажите себе: “Это
уже на подходе”. Четыре слова. Просто вытатуируйте их
на внутренней стороне ваших век».
Потом он говорит кое-что, во что я по уши влюбляюсь.
«Почему кто-то из нас научился говорить “с моим везением” имея
в виду, что ничего не получится? Почему бы вам не вложить новый
смысл в эту фразу и не сделать ее своей привычкой: “С моим
везением это, вероятно, произойдет быстрее, чем обычно?” Когда вы
начинаете менять способ мышления, то действуете в соответствии со
своими мыслями. А значит, начинаете сотрудничать с судьбой».
Уэйн с блеском сформулировал то, как я себя чувствую
в последнее время. Что жизнь работает ради моего блага. Точка два
на карте Табриза.
После того как видео заканчивается, я чувствую, что, хотя спикер
умер несколько лет назад, он разговаривал со мной напрямую. Вот
в чем прелесть современной эпохи. Мудрость и карты других
доступны нам. Жить ими – вот наш выбор.
LXVI
Я в ванной, готовлюсь ко сну. Смотрю на себя в зеркало
и наклоняюсь ближе. Сильная любовь поднимается внутри. Ух ты,
думаю я, глядя себе в глаза. Ух ты. Они такие красивые. Как
и человек, который смотрит сквозь них. Как я мог об этом забыть?
Любовь к себе льется. Не нужно стараться, не нужно ничего
повторять. Теперь она просто льется.
LXVII
И, как будто мой ум обладает жестоким чувством юмора,
я откатываюсь назад на следующий день. Потеря разрывает меня
на части. Я брожу, едва в состоянии держать себя в руках. Десять
вдохов – это словно катить вверх по склону валуны. Но мне удается
спросить себя, что бы сделал Скала? Он бы пошел на полноценную
тренировку. Так я и поступаю. По крайней мере, я забочусь о своем
теле. Спасибо, мистер Скала.
Я возвращаюсь в квартиру и медитирую. Ближе к моменту, когда
музыка заканчивается, голос глубоко внутри меня говорит: «Ты
справишься с этим». Мысль кажется верной. Что-то внутри меня
расслабляется.
Если бы я был умным, то остановился бы на этом. Я бы постарался
держаться как можно дольше. Я бы повторил десять вдохов. Вместо
этого я звоню и оставляю ей сообщение.
«Это был тяжелый день, – говорю я, – и мне просто нужно было
связаться с тобой».
Мой голос начинает дрожать.
«Я просто хочу… Я бы отдал все, чтобы вернуться домой – в наш
дом – и чтобы ты была там, и я мог положить голову к тебе
на сердце. И почувствовать себя дома».
Я клал голову ей на грудь, слушая стук ее сердца. Так в моем
понимании выглядел дом. У меня такое чувство, будто его вырвали
у меня из рук.
«Твое сердце, – говорю я, – мой дом».
И всхлипываю. Это не очень красиво.
«Момент слабости, – говорю я. – Момент слабости».
После этого я долго стою на одном месте. Я планировал пойти
повидаться с другом, но что-то внутри меня говорит: «Нет, будь
здесь. Почувствуй все, что поднимается изнутри. Сегодняшний вечер
слишком важен».
Поэтому вместо того, чтобы отвлечься, я остаюсь дома. Хожу
по квартире, смотрю в окно, делаю десять вдохов. Уже не валуны, но
все еще камни. Я устал от этих страданий. С меня хватит.
И потом я понимаю, что я должен сделать.
LXVIII
Я хватаю блокнот и с нажимом пишу на бумаге:
«Я клянусь любить себя – мыслями, поступками, словами –
потому что я достоин глубокой и искренней любви».
Ставлю дату. Потом – читаю написанное вслух, десять раз.
К пятому что-то внутри начинает сдвигаться. Я высекаю эти слова
в своем сознании.
Я буду читать их вслух каждое утро, а потом жить этим посланием.
И если я споткнусь в течение дня, то снова прочитаю его вслух
с неистовым напряжением. Как будто от этого зависит моя жизнь.
Потому что именно этого и заслуживает обет. Потому что это то, чего
я заслуживаю.
LXIX
Боль подобна катапульте, она запускает меня. Направление,
в котором я лечу, – это мой выбор. Но так же, как и снаряд,
я в конечном счете исчерпаю энергию и замедлюсь. Все, что может
боль, это завести меня слишком далеко.
Мне нужно что-то, что будет тянуть меня, а не толкать. И до тех
пор, пока я буду отдавать обету то, что получил, он будет возвращать
вклад в натуральном выражении.
Обет самому себе – это чистый и священный акт. Когда я смотрю
на свою ручку, все еще лежащую поперек страницы, то чувствую, что
во Вселенной только что появилась вмятина. Зародыш новой
нейронной борозды. Это и есть сила.
LXX
Не прошло и получаса после того, как я произнес свою клятву, она
позвонила мне. С обеих сторон было много сказано о любви.
Я плачу. Но ничего не изменилось. Она там, где она есть, а я там, где
я есть. Когда звонок заканчивается, я смотрю на свой обет. Что-то
меня беспокоит.
Она заметила: «Мне кажется, ты любишь меня больше, чем
я тебя».
Это утверждение звучит у меня в голове до тех пор, пока
я не начинаю испытывать отвращение к самому себе. Мне нужно
поставить себя на первое место. Обет заставит меня это сделать.
Я иду и принимаю холодный душ. Вернувшись в гостиную, смотрю
в темноту за окнами и опускаюсь на колени. Я не из тех, кто молится,
но вот он я.
«Боже, – говорю я, – жизнь больше, чем я… Я должен отдать ее
тебе».
Замираю на мгновение, заглядывая глубоко внутрь. То, что
приходит на ум, немного удивляет меня.
«Я хочу, чтобы она и я были вместе, в радости. Чтобы у нас была
прекрасная совместная жизнь. Вот чего я хочу. И я отдаю это тебе».
Так я и делаю. И тяжесть спадает с моих плеч. Что бы из этого ни
вышло, меня это устраивает. С этого момента я сосредотачиваюсь
только на одном: на выполнении своего обета.
LXXI
В прошлом году была продана компания, которую
я консультировал. Я предлагал основателям подождать. У них,
наконец, появился значительный спрос на рынке и прибыли
повышались от месяца к месяцу. Они просто должны были
продолжать делать то, что они делали, и создали бы компанию,
которая работала на них всю оставшуюся жизнь. В худшем случае,
они продали бы ее за значительно большую сумму, чем нынешнее
паршивое предложение. Но они продали. Через несколько месяцев
позвонил генеральный директор и сказал, что я был прав. Нет
ничего плохого в том, чтобы продавать компании или акции
инвесторам, но этот конкретный случай показал разницу между
хорошим и великим.
Хорошие деньги появляются, когда дела идут хорошо.
Великие приходят через терпение и дисциплину.
Они не довольствуются сносным сейчас и силой в будущем.
Предпринимательство изобилует такими примерами: люди начинают
с нуля и строят крупные компании. У всех них есть одна общая
черта: основатели с видением.
Сегодня утром, читая вслух свой обет, я осознаю, что клятва – это
тоже видение. В ней нет компромисса, и, если вы падаете, она дает
вам опору. Вы встаете и отряхиваетесь, а затем возвращаетесь к ней.
Ваш обет ведет вас к величию.
LXXII
Отпустить – не значит сдаться. Я просто передаю груз своих
желаний чему-то большему, чем я сам. И что примечательно, сам акт
удовлетворяет эти потребности внутри.
Бабочка трепещет крыльями в тропическом лесу, что приводит
к цунами на другом конце света. Жизнь настолько многообразна, что
мой разум не может ее постичь.
LXXIII
Я подхожу к тому месту, где в последний раз делал упражнение
на прощение. Вечер облачный, стоянка еще влажная после дневного
дождя, а солнце уже село. Я совершаю свои спринты. Во время
отдыха повторяю последовательность вдохов и выдохов любви
к себе. Закончив, сажусь на парапет и слушаю, как волны бьются
о камни внизу. Никаких следов того кошмара, от которого
я избавился всего несколько дней назад. Жизнь забрала его у меня.
Я думаю о других вещах, за которые виню и ругаю себя, открываю
ладони, чтобы они упорхнули, и чувствую легкость в руках. Все так
просто.
Вечер становится темнее. Мимо пробегают бегуны с фонариками.
Когда я думаю о ней, возникает чувство потери, поэтому я снова
широко раскрываю ладони и отдаю это переживание чему-то
гораздо большему, чем я сам. Это действие кажется мне более
разумным, чем бессмысленная болтовня в моей голове.
Я вспоминаю цитату Уэйна Дайера и смеюсь, говоря себе: «С моим
везением волшебство придет быстрее, чем я предполагал». Приятно
об этом думать. Это кажется реальным.
А почему бы и нет? Все, во что я верю, – это фильтр, через
который просвечивает жизнь.
LXXIV
Мне пишет друг. Он экспат, живущий на Бали.
«У моей девушки есть тетахилер
[7]
тире терапевт» – говорит он. –
Девушка говорит, что она потрясающая. Я хотел бы подарить тебе
сеанс».
Я понятия не имею, что такое тета-что-то-там, но мне все равно.
Когда жизнь посылает вам подарок, вы принимаете его.
«Она немного не от мира сего, – говорит он. – Для тебя это
нормально?»
Я провел достаточно времени в Северной Калифорнии. Тащите эту
ерунду.
Следующее, что я помню – я болтаю в скайпе с белокурой
шведкой по имени Эрика. Ее присутствие ощущается
сосредоточенным, теплым и заботливым. Она как будто светится.
Ладно, в худшем случае, я поговорю с милым светящимся
человеком. Она проводит меня через определенный процесс,
задавая ряд вопросов о моих убеждениях. Кое-что всплывает.
«Они всегда меня бросают, – вдруг говорю я. – Всякий раз, когда
я глубоко люблю женщину, она оставляет меня».
Я не могу поверить в то, что только что произнес, но все
складывается. Сколько я себя помню, эта закономерность все время
была.
«И она, – говорю я. – Я любил ее. Это было настоящее во всех
смыслах. И она любила меня. Я готов был поставить что угодно на то,
что это никогда не закончится».
Я рассказываю Эрике о том, как моя мать ушла, когда я был
ребенком. Избиения отца становились все сильнее, и она больше
не могла их выносить. Рассказываю, каково это – не иметь
возможности прикоснуться к ней. Но я думал, что уже решил эту
проблему. Кроме того, моя мать вернулась, так откуда же эта схема?
Эрика ведет меня через другие моменты моей жизни. Мой отец –
мучитель, ранние отношения и во всех них все та же вера змеится
сильнее. Меня сейчас стошнит. Если это мой фильтр, разве
удивительно, что моя жизнь сложилась именно так?
«Я так устал от этого», – говорю я.
«Хорошо, – говорит она, улыбаясь. – Пришло время отпустить это».
Она делает свою тета-работу, и знаете, что? Я действительно
чувствую, как освобождаюсь от этого груза. Он просто растворяется.
Пуффф. После этого мы работаем над новым убеждением.
Я обдумываю свой список и формулирую новую установку:
я великолепный мужчина, и женщина, которую я люблю, любит меня
глубоко и остается со мной, и у нас складывается фантастическая
жизнь вместе.
Затем я говорю о ней. Несмотря на все это, несмотря на все что
я отпустил, я все еще люблю ее.
«Она сказала, что переживает что-то, – говорю я. – Что дело
не во мне».
Эрика закрывает глаза, долго молчит.
«Тогда поверь ей», – наконец говорит она.
Раньше это казалось невозможным. Моя неуверенность управляла
шоу. Но любовь к себе ослабила ее.
«Хорошо, – киваю я. – И я люблю ее, несмотря ни на что. Я должен
позволить своему сердцу быть таким, какое оно есть».
Через пару дней мой друг пишет мне: «Моя девушка столкнулась
с Эрикой в супермаркете, и та сказала, что ты вдохновил ее».
Я принимаю комплимент и верю в сказанное. Прежний я, который
привык преуменьшать похвалу, исчез. Я принимаю дары, которые
предлагает жизнь. Затем я достаю свой список и добавляю к нему:
я вдохновляю целителей.
LXXV
Ночь. Я свернулся калачиком на диване, наблюдая за потоками
дождя под уличными фонарями. Контейнеровоз тихо скользит
по заливу, проплывает под мостом и выходит в открытый океан.
Я уже почти месяц не смотрю телевизор, не читаю новости
и не слежу за тем, что происходит в социальных сетях. Я мог бы
затеряться во всевозможных развлечениях. Но вместо этого
я встретил огонь лицом к лицу и работал над своим умом и телом.
Я отдал все свои силы письму, созданию чего-то особенного
с помощью негативного опыта. Человек, который пройдет через это,
будет намного лучше, чем тот, что только начал движение.
Это и есть любовь к себе.
LXXVI
Еще один трудный день. Потеря ощущается как зияющая дыра
в моей груди. Я ловлю Uber, чтобы встретиться с Мэттом для
последующей работы. Водитель не смотрит на меня, и тут
я понимаю, что у него ожоги на лице и на руках.
Я делаю десять вдохов, но скорее в режиме выживания. Когда
машина сворачивает на шоссе 280, я смотрю на руки водителя,
лежащие на руле.
У всех есть шрамы. Снаружи или внутри, но они есть.
Сосредоточенность на своих собственных держит меня в темноте.
Она заново связывает старые узелки.
В кабинете Мэтта Лиза берет у меня кровь. Закончив, она кладет
руку мне на плечо и крепко сжимает его. Судя по ее улыбке, она,
должно быть, почувствовала, что мне это нужно.
Жизнь всегда дарит мне любовь. И я принимаю ее.
LXXVII
Давайте будем честными. Я долго плыл по течению. Медитировал
только тогда, когда это было удобно, или когда у меня хватало
времени. Когда в последний раз перед расставанием со своей
девушкой, я любил себя постоянно?
Жизнь вошла в прежнее русло, я стал ленивым, а потом получил
травму и сосредоточился на том, что было неправильно, а не на том,
что работало. А чего я ожидал? Ум пластичен, и в этом смысле ничем
не отличается от тела. Бросьте заниматься спортом и поживите год
на пончиках, увидите, что получится.
Я продал акции за хорошую сумму, а должен был продолжать
до момента, пока не достигну великолепной. Мне необходимо взять
на себя ответственность за это. И нравится мне это или нет, но меня
встряхнули, чтобы разбудить. Я должен использовать это. Снова
будут трудные дни, я не могу позволить им увести меня назад.
Я уже дал свой обет. Я уже знаю, как его применять. Следующий
шаг – создать серию ритуалов, которые заставят меня делать это
постоянно. Как чистить зубы. Так что, несмотря на бури, я всегда
двигаюсь вперед.
LXXVIII
Понаблюдайте за мышлением человека, и вы получите
перспективу его жизни. Все начинается изнутри. Поэтому очень
важно создать привычки для разума.
Я записываю, что буду делать каждый день, чтобы сдержать свою
клятву. После пробуждения – десять вдохов. Потом кофе
и прочтение обета вслух, затем медитация. В душе – десять вдохов.
При ходьбе или бездействии – десять вдохов. В спортзале, отдыхая
между сетами, десять вдохов. Перед сном зеркало, а в постели
десять вдохов.
Слишком много чтобы запомнить? Не совсем. Здесь есть
закономерность: интенсивная практика после пробуждения и перед
сном. Затем, в течение дня, когда ум бездействует, – сделать
дыхательный цикл. Просто. Это моя линия на песке. Самый минимум,
чтобы сдержать клятву. Так что, даже если будут трудные дни,
я продолжу углублять борозды. Потому что я того стою.
LXXIX
Однажды я прочитал книгу, в которой автор упоминал, что он мог
получить все, что хотел, используя аффирмации. Каждый день он
записывал по пятнадцать раз: «я, имя, желаю…», – а потом
обозначал, чего хочет. Он оказался чрезвычайно рациональным
парнем, и попробовал это из любопытства, а как только это
сработало, он начал этим пользоваться.
Он утверждал, что аффирмации фокусируют ум на том, на что
обращаешь внимание. Разумное объяснение. Но он также сказал,
что многие вещи, для которых он использовал это, были вне его
зоны влияния, и все же они произошли.
Я познакомился с ним и за ужином спросил его об этом. «Все
верно», – сказал он. Он пришел к убеждению, что аффирмации
проникают в некую ткань реальности, которую невозможно
объяснить или описать.
Разумно. Мы можем рационализировать свою жизнь, но в глубине
души жаждем большего. Течь вместе с ней. И когда мы находим
способ сделать это, даже если никогда не делимся этим из страха
быть осмеянными, это утешает. Нет атеистов в окопах во время
бомбежки.
Итак, все эти слова любви себе – это просто аффирмации? Может
быть. Или перепрокладка нервных путей в моем мозгу? В конце
концов, известно, что нейроны, которые работают вместе,
соединяются. Чем больше вы активизируете и связываете их, тем
сильнее путь, и тем выше вероятность, что он продолжит углубляться
сам по себе.
Но объясняет ли это изменения, которые происходят в моей
жизни? Появляющиеся возможности, вещи, которые я не могу
заставить происходить естественным образом, происходят сами
по себе? Может быть. Я мог бы взять каждую из них, разложить
по полочкам и рационализировать.
Но служит ли это мне? Моя вера – это увеличительное стекло,
сквозь которое сияет жизнь.
Карты и верования человечества доступны мне. Я должен выбрать
то, что подходит мне, а затем пойти ва-банк. Жизнь вознаграждает,
когда я занимаю твердую позицию, когда убежден: «Это то, во что
я верю, и я собираюсь прожить это полностью».
LXXX
Я хожу в спортзал. Я уже в лучшей форме, чем за многие годы
до этого. Мой рацион точен, никаких исключений. Всякий раз, когда
я собираюсь схитрить или соскочить, я спрашиваю себя: «Если бы
я любил себя, что бы я сделал?» – ответ ясен, и я живу им. Так
я укрепляю путь принятия решений, которые идут мне на пользу.
Я и раньше так делал, но сейчас – на совершенно другом уровне.
Вот что происходит, когда делаешь все, чтобы сдержать обет.
Понаблюдайте как-нибудь за своим умом, и вы поймете, что
он всегда отвечает на вопросы. Страх – это ответ на то, что
может пойти не так. Боль – это ответ на то, чего не хватает.
Вы быстро поймете, что ум естественным образом стремится
к тьме, а не к свету. Поэтому наша задача сознательно задавать себе
вдохновляющие вопросы. Те, которые приводят к лучшему выбору.
Попрактикуйте это некоторое время, и убедитесь, что вам все реже
нужно будет спрашивать. Жить ответами станет привычкой.
LXXXI
Много лет назад, за ужином, подруга сказала мне, что умерла, и ее
вернули с того света. Клиническая смерть на протяжении восьми
минут. Я должен был спросить.
«Что-нибудь происходило… пока ты была, ну, ты понимаешь…
там?»
Она покачала головой. Она ничего не помнила. Затем огляделась,
положила вилку и прошептала: «А что, если это и есть рай?»
Она откинулась назад и наблюдала за мной.
«Я умерла, – сказала она. – Откуда мне знать, что это не другая
сторона?»
Это был один из тех моментов, когда время остановилось. У меня
было такое чувство, будто кто-то оглушил меня. Некоторое время мы
молчали.
«Так я и живу, – наконец произнесла она. – Как будто это рай».
Отличная вера.
LXXXII
Я захожу в клинику Мэтта. Его сейчас нет в городе, но мне делают
капельницу с витаминами. Зачем? Забота о себе – это любовь к себе.
Лиза входит в комнату.
«О, они такие красивые», – говорит она, глядя на цветы у окна.
Встряхивает одеяло, кладет его мне под руки и деликатно
вставляет иглу мне в руку. Она рассказывает, что ходила на зумбу
этим утром, и эти занятия помогают ей весь день чувствовать себя
хорошо. Потом ее лицо смягчается. Ее сын обычно тренировался
в этом клубе. Иногда, посещая групповые занятия, она наблюдала
за ним через стеклянную стену.
«Люди говорят, что я должна оборвать все нити, – говорит она. –
У меня всегда с собой его фотографии, в телефоне. Но я не хочу
этого делать. Он – часть меня».
Она прикрепляет трубку к игле, позволяет раствору течь
и оборачивает мне руку красной повязкой. Закончив, Лиза вздыхает.
«Но я полагаю, что мне следовало бы…»
Сказала бы она, что это рай? Я не спрашиваю.
Вот она, все еще ценящая мгновения красоты в течение дня,
улыбающаяся своим пациентам, заботящаяся о них в своей нежной
и любящей манере. Создающая маленькие кусочки рая своим
присутствием.
«На этой неделе я чуть не сделала татуировку, – говорит она. – Не
сделала, но собираюсь. Как вы думаете: имя на моем запястье или
птица?»
«Птица, – говорю я. – Символ всегда лучше».
Я рассказываю ей о своем любимом символе – лотосе. Лотос
поднимается сквозь грязь и раскрывается навстречу свету.
Она улыбается, собирает мусор и уходит. Я снова думаю о своем
символе. Лотос не заставляет себя раскрыться, чтобы принять свет,
все наоборот.
Вся работа, которую я делаю, чтобы любить себя, должна быть
на уровень выше. Там, где нет усилий, нет борьбы и сопротивления.
Просто позволять себе принимать любовь, что была моей все это
время.
LXXXIII
Так я и делаю. Ночью в постели повторяю десять циклов дыхания
и засыпаю. Но на этот раз никакого принуждения нет. Я дышу
глубже, медленнее, чувствуя, как входит любовь. Никакого
сопротивления, просто получаю то, что принадлежит мне.
Я просыпаюсь с улыбкой. Затем немедленно перехожу к дыханию.
Принимаю любовь, принимаю свет.
LXXXIV
Почему десять дыханий? Потому что эту цифру легко запомнить.
Достаточно много, чтобы каждый раз вызывать небольшое
изменение. Достаточно мало, чтобы обойти любое оправдание.
Самое главное – это держит связь с вашим обязательством любить
себя. Чем больше вы отдаете, тем больше получаете.
Попробуйте засекать отрезки по десять минут из десяти вдохов-
выдохов без остановки. Замените ими что-то, что заполняло ваше
время, но не способствовало благополучию. Это ваше исцеление.
Уделите себе внимание, которого заслуживаете.
LXXXV
Ночное время идеально подходит для десятиминутных отрезков
десяти дыханий. Я лежу в постели, так что мне легче уложить любовь
в подсознание. Я установил таймер. Затем, с каждым вдохом,
я расширяю грудь и впускаю любовь и свет. С выдохом отпускаю все,
что приходит. Иногда я повторяю на вдохе: «Я люблю себя». Иногда
нет. Но с каждым из них я позволял себе чувствовать это. Это,
оказывается, самая важная часть.
Это также отличный способ сбросить эмоциональный заряд,
накопленный за день. Лучше оставить его здесь, чем переносить
тяжесть в завтрашний день.
LXXXVI
Через два дня я возвращаюсь в Нью-Йорк. Я представляю себе
квартиру, в которую войду. Ее вещи исчезли. Шкафы пусты.
Интересно, каково это будет? Все, что я знаю, так это то, что,
несмотря ни на что, я великолепный мужчина, который снова начал
любить себя.
LXXXVII
Я снова захожу в клинику Мэтта. Там я вижу Лизу и отдаю ей
подарок, который принес. Это световой прибор, который я недавно
купил, чтобы стимулировать выработку витамина D. На прошлой
неделе она упомянула, что одолжила такой, и он заставил ее
почувствовать себя лучше. Поэтому она решила копить деньги,
чтобы купить его.
«Вы уверены? – говорит она, почти обнимая его. – Могу я вам как-
то отплатить?»
«Это подарок, – говорю я. – Смысл в том, чтобы принять его».
«Мне легче отдавать, – говорит она. – Не получать».
«Вот почему вы должны получать еще больше».
Я снова становлюсь самим собой. Больше улыбаюсь. Отдаю.
Я во многих отношениях лучше, чем месяц назад. Мое сердце все
еще болит. Но сердце, которое любит глубоко, будет чувствовать
и то, и другое. В этом тоже есть своя прелесть.
Достарыңызбен бөлісу: |