Первая three invalids. Sufferings of george and harris. A victim to one hundred

CHAPTER I
ГЛАВА ПЕРВАЯ
THREE INVALIDS. - SUFFERINGS OF GEORGE
AND HARRIS. - A VICTIM TO ONE HUNDRED
AND SEVEN FATAL MALADIES. - USEFUL
PRESCRIPTIONS. - CURE FOR LIVER
COMPLAINT IN CHILDREN. - WE AGREE THAT
WE ARE OVERWORKED, AND NEED REST. - A
WEEK ON THE ROLLING DEEP? - GEORGE
SUGGESTS THE RIVER. - MONTMORENCY
LODGES AN OBJECTION. - ORIGINAL MOTION
CARRIED BY MAJORITY OF THREE TO ONE.
Трое инвалидов. Страдания Джорджа и Гарриса.
Жертва ста семи смертельных недугов. Полезные
рецепты. Средство против болезней печени у
детей. Мы сходимся на том, что переутомились и
что нам нужен отдых. Неделя в море? Джордж
предлагает путешествие по реке. Монморенси
выдвигает возражение. Первоначальное
предложение принято большинством трех против
одного.
THERE were four of us - George, and William
Samuel Harris, and myself, and Montmorency.
We were sitting in my room, smoking, and
talking about how bad we were - bad from a
medical point of view I mean, of course.
Нас было четверо - Джордж, Уильям Сэмюэль
Гаррис, я и Монморенси. Мы сидели в моей
комнате, курили и рассуждали о том, как мы
плохи, - плохи с точки зрения медицины, конечно.
We were all feeling seedy, and we were getting
quite nervous about it. Harris said he felt such
extraordinary fits of giddiness come over him at
times, that he hardly knew what he was doing;
and then George said that HE had fits of
giddiness too, and hardly knew what HE was
doing. With me, it was my liver that was out of
order. I knew it was my liver that was out of
order, because I had just been reading a patent
liver-pill circular, in which were detailed the
various symptoms by which a man could tell
when his liver was out of order. I had them all.
Мы все чувствовали себя не в своей тарелке и
очень из-за этого нервничали. Гаррис сказал, что
на него по временам нападают такие приступы
головокружения, что он едва понимает, что
делает. Джордж сказал, что у него тоже бывают
приступы головокружения и он тогда тоже не
знает, что делает. Что касается меня, то у меня не
в порядке печень. Я знал, что у меня не в порядке
печень, потому что недавно прочитал проспект,
рекламирующий патентованные пилюли от
болезней печени, где описывались различные
симптомы, по которым человек может узнать, что
печень у него не в порядке. У меня были все эти
симптомы.
It is a most extraordinary thing, but I never read
a patent medicine advertisement without being
impelled to the conclusion that I am suffering
from the particular disease therein dealt with in
its most virulent form. The diagnosis seems in
every case to correspond exactly with all the
sensations that I have ever felt.
Это поразительно, но всякий раз, когда я читаю
объявление о каком-нибудь патентованном
лекарстве, мне приходится сделать вывод, что я
страдаю именно той болезнью, о которой в нем
говорится, и притом в наиболее злокачественной
форме. Диагноз в каждом случае точно совпадает
со всеми моими ощущениями.
I remember going to the British Museum one
day to read up the treatment for some slight
ailment of which I had a touch - hay fever, I
fancy it was. I got down the book, and read all I
came to read; and then, in an unthinking
moment, I idly turned the leaves, and began to
indolently study diseases, generally. I forget
which was the first distemper I plunged into -
Помню, я однажды отправился в Британский
музей почитать о способах лечения какой-то
пустяковой болезни, которой я захворал, -
кажется, это была сенная лихорадка. Я выписал
нужную книгу и прочитал все, что мне
требовалось; потом, задумавшись, я машинально
перевернул несколько страниц и начал изучать
всевозможные недуги. Я забыл, как называлась
первая болезнь, на которую я наткнулся, - какой-

some fearful, devastating scourge, I know - and,
before I had glanced half down the list of
"premonitory symptoms," it was borne in upon
me that I had fairly got it.
то ужасный бич, насколько помню, - но не успел я
и наполовину просмотреть список
предварительных симптомов, как у меня возникло
убеждение, что я схватил эту болезнь.
I sat for awhile, frozen with horror; and then, in
the listlessness of despair, I again turned over
the pages. I came to typhoid fever - read the
symptoms - discovered that I had typhoid fever,
must have had it for months without knowing it -
wondered what else I had got; turned up St.
Vitus's Dance - found, as I expected, that I had
that too, - began to get interested in my case,
and determined to sift it to the bottom, and so
started alphabetically - read up ague, and learnt
that I was sickening for it, and that the acute
stage would commence in about another
fortnight. Bright's disease, I was relieved to
find, I had only in a modified form, and, so far as
that was concerned, I might live for years.
Cholera I had, with severe complications; and
diphtheria I seemed to have been born with. I
plodded conscientiously through the twenty-six
letters, and the only malady I could conclude I
had not got was housemaid's knee.
Я просидел некоторое время, застыв от ужаса,
потом с равнодушием отчаяния снова начал
перелистывать страницы. Я дошел до брюшного
тифа, прочитал симптомы и обнаружил, что я
болен брюшным тифом, - болен уже несколько
месяцев, сам того не ведая. Мне захотелось
узнать, чем я еще болен. Я прочитал о пляске
святого Витта и узнал, как и следовало ожидать,
что болен этой болезнью. Заинтересовавшись
своим состоянием, я решил исследовать его
основательно и стал читать в алфавитном
порядке. Я прочитал про атаксию и узнал, что
недавно заболел ею и что острый период наступит
недели через две. Брайтовой болезнью я страдал,
к счастью, в легкой форме и, следовательно, мог
еще прожить многие годы. У меня был дифтерит с
серьезными осложнениями, а холерой я, по-
видимому, болен с раннего детства. Я
добросовестно проработал все двадцать шесть
букв алфавита и убедился, что единственная
болезнь, которой у меня нет, - это воспаление
коленной чашечки.
I felt rather hurt about this at first; it seemed
somehow to be a sort of slight. Why hadn't I got
housemaid's knee? Why this invidious
reservation? After a while, however, less
grasping feelings prevailed. I reflected that I
had every other known malady in the
pharmacology, and I grew less selfish, and
determined to do without housemaid's knee.
Gout, in its most malignant stage, it would
appear, had seized me without my being aware
of it; and zymosis I had evidently been suffering
with from boyhood. There were no more
diseases after zymosis, so I concluded there was
nothing else the matter with me.
Сначала я немного огорчился - это показалось
мне незаслуженной обидой. Почему у меня нет
воспаления коленной чашечки? Чем объяснить
такую несправедливость? Но вскоре менее
хищные чувства взяли верх. Я подумал о том, что
у меня есть все другие болезни, известные в
медицине, стал менее жадным и решил обойтись
без воспаления коленной чашечки. Подагра в
самой зловредной форме поразила меня без моего
ведома, а общим предрасположением к инфекции
я, по-видимому, страдал с отроческих лет. Это
была последняя болезнь в лечебнике, и я решил,
что все остальное у меня в порядке.
I sat and pondered. I thought what an
interesting case I must be from a medical point
of view, what an acquisition I should be to a
class! Students would have no need to "walk the
hospitals," if they had me. I was a hospital in
myself. All they need do would be to walk round
me, and, after that, take their diploma.
Я сидел и размышлял. Я думал о том, какой
интерес я представляю с медицинской точки
зрения, каким приобретением я был бы для
аудитории. "Студентам не было бы нужды
"обходить клиники"." Я один представлял собой
целую клинику. Им достаточно было бы обойти
вокруг меня и затем получить свои дипломы.
Then I wondered how long I had to live. I tried
to examine myself. I felt my pulse. I could not at
Потом я решил узнать, долго ли я проживу. Я

first feel any pulse at all. Then, all of a sudden,
it seemed to start off. I pulled out my watch and
timed it. I made it a hundred and forty-seven to
the minute. I tried to feel my heart. I could not
feel my heart. It had stopped beating. I have
since been induced to come to the opinion that
it must have been there all the time, and must
have been beating, but I cannot account for it. I
patted myself all over my front, from what I call
my waist up to my head, and I went a bit round
each side, and a little way up the back. But I
could not feel or hear anything. I tried to look at
my tongue. I stuck it out as far as ever it would
go, and I shut one eye, and tried to examine it
with the other. I could only see the tip, and the
only thing that I could gain from that was to feel
more certain than before that I had scarlet
fever.
попробовал себя обследовать. Я пощупал свой
пульс. Сначала я совсем не мог найти пульса.
Потом внезапно он начал биться. Я вынул часы и
стал считать. Я насчитал сто сорок семь ударов в
минуту. Я попытался найти свое сердце. Я не мог
найти у себя сердца. Оно перестало биться.
Теперь-то я полагаю, что оно все время
оставалось на своем месте и билось, но объяснить,
в чем дело, я не могу. Я похлопал себя спереди,
начиная с того, что я называю талией, до головы и
немного захватил бока и часть спины, но ничего
не услышал и не почувствовал. Я попробовал
показать себе язык. Я высунул его как можно
дальше и зажмурил один глаз, чтобы глядеть на
него другим. Я увидел лишь самый кончик языка,
и единственное, что это мне дало, была еще
большая уверенность, что у меня скарлатина.
I had walked into that reading-room a happy,
healthy man. I crawled out a decrepit wreck.
Счастливым, здоровым человеком вошел я в эту
читальню, а вышел из нее разбитым инвалидом.
I went to my medical man. He is an old chum of
mine, and feels my pulse, and looks at my
tongue, and talks about the weather, all for
nothing, when I fancy I'm ill; so I thought I
would do him a good turn by going to him now.
"What a doctor wants," I said, "is practice. He
shall have me. He will get more practice out of
me than out of seventeen hundred of your
ordinary, commonplace patients, with only one
or two diseases each." So I went straight up and
saw him, and he said:
Я отправился к своему врачу. Это мой старый
товарищ, и когда мне кажется, что я болен, он
щупает мне пульс, смотрит мой язык и
разговаривает со мной о погоде, - все, конечно,
даром. Я решил, что сделаю доброе дело, если
пойду к нему сейчас. "Все, что нужно врачу, -
подумал я, - это иметь практику." Он будет иметь
меня. "Он получит от меня больше практики, чем
от тысячи семисот обычных, рядовых больных с
одной или двумя болезнями"." Итак, я прямо
направился к нему. Он спросил:
"Well, what's the matter with you?"
- Ну, чем же ты болен?
I said: "I will not take up your time, dear boy,
with telling you what is the matter with me. Life
is brief, and you might pass away before I had
finished. But I will tell you what is NOT the
matter with me. I have not got housemaid's
knee. Why I have not got housemaid's knee, I
cannot tell you; but the fact remains that I have
not got it. Everything else, however, I HAVE
got."
Я ответил: - Я не стану отнимать у тебя время,
милый мой, рассказывая о том, чем я болен.
Жизнь коротка, и ты можешь умереть раньше,
чем я кончу. Но я скажу тебе, чем я не болен. У
меня нет воспаления коленной чашечки. Почему
у меня нет воспаления коленной чашечки, я
сказать не могу, но факт остается фактом,- этой
болезни у меня нет. Зато все остальные болезни у
меня есть.
And I told him how I came to discover it all.
Then he opened me and looked down me, and
clutched hold of my wrist, and then he hit me
over the chest when I wasn't expecting it - a
cowardly thing to do, I call it - and immediately
afterwards butted me with the side of his head.
After that, he sat down and wrote out a
prescription, and folded it up and gave it me,
И я рассказал ему, как мне удалось это
обнаружить. Тогда он расстегнул меня и осмотрел
сверху донизу, потом взял меня за руку и ударил в
грудь, когда я меньше всего этого ожидал, -
довольно-таки подлая выходка, по моему мнению,
- и вдобавок боднул меня головой. Затем он сел,
написал рецепт, сложил его и отдал мне. Я

and I put it in my pocket and went out.
положил рецепт в карман и ушел.
I did not open it. I took it to the nearest
chemist's, and handed it in. The man read it,
and then handed it back. He said he didn't keep
it.
Я не развертывал рецепта. Я отнес его в
ближайшую аптеку и подал. Аптекарь прочитал
рецепт и отдал мне его обратно. Он сказал, что не
держит таких вещей.
I said: "You are a chemist?"
Я сказал: - Вы аптекарь?
He said: "I am a chemist. If I was a co-operative
stores and family hotel combined, I might be
able to oblige you. Being only a chemist
hampers me."
Он сказал: - Я аптекарь. Если бы я совмещал в
себе универсальный магазин и семейный пансион,
то мог бы услужить вам. Но, будучи всего лишь
аптекарем, я в затруднении.
I read the prescription. It ran: "1 lb. beefsteak,
with 1 pt. bitter beer every 6 hours. 1 ten-mile
walk every morning. 1 bed at 11 sharp every
night. And don't stuff up your head with things
you don't understand."
Я прочитал рецепт. Он гласил: "1 фунтовый
бифштекс и 1 пинта горького пива" каждые 6
часов. 1 десятимильная прогулка ежедневно по
утрам. 1 кровать ровно в 11 ч. вечера. "И не
забивать себе голову вещами, которых не
понимаешь"."
I followed the directions, with the happy result -
speaking for myself - that my life was preserved,
and is still going on.
Я последовал этим указаниям с тем счастливым
результатом,- если говорить за себя,- что моя
жизнь была спасена и я до сих пор жив.
In the present instance, going back to the liver-
pill circular, I had the symptoms, beyond all
mistake, the chief among them being "a general
disinclination to work of any kind."
"Теперь же, возвращаясь к проспекту о пилюлях,
у меня несомненно были все симптомы болезни
печени, главный из которых - "общее
нерасположение ко всякого рода труду"."
What I suffer in that way no tongue can tell.
From my earliest infancy I have been a martyr
to it. As a boy, the disease hardly ever left me
for a day. They did not know, then, that it was
my liver. Medical science was in a far less
advanced state than now, and they used to put it
down to laziness.
Сколько я перестрадал в этом смысле, не
расскажешь словами! С самого раннего детства я
был мучеником. В отроческом возрасте эта
болезнь не покидала меня ни на один день. Никто
не знал тогда, что все дело в печени.
Медицинской науке многое в то время было еще
неизвестно, и мой недуг приписывали лености.
"Why, you skulking little devil, you," they would
say, "get up and do something for your living,
can't you?" - not knowing, of course, that I was
ill.
- ...Эй ты, чертенок, - говорили мне, - встань и
займись чем-нибудь, что ли! Никто, конечно, не
знал, что я нездоров.
And they didn't give me pills; they gave me
clumps on the side of the head. And, strange as
it may appear, those clumps on the head often
cured me - for the time being. I have known one
clump on the head have more effect upon my
liver, and make me feel more anxious to go
straight away then and there, and do what was
wanted to be done, without further loss of time,
than a whole box of pills does now.
Мне не давали пилюль, мне давали
подзатыльники. И, как это ни покажется
странным, эти подзатыльники часто излечивали
меня на время. Я знаю, что один подзатыльник
лучше действовал на мою печень и сильнее
побуждал меня сразу же, не теряя времени,
встать и сделать то, что нужно, чем целая коробка
пилюль.
You know, it often is so - those simple, old-
Так часто бывает - простые старомодные средства

fashioned remedies are sometimes more
efficacious than all the dispensary stuff.
сплошь и рядом оказываются более
действительными, чем целый аптекарский
арсенал.
We sat there for half-an-hour, describing to each
other our maladies. I explained to George and
William Harris how I felt when I got up in the
morning, and William Harris told us how he felt
when he went to bed; and George stood on the
hearth-rug, and gave us a clever and powerful
piece of acting, illustrative of how he felt in the
night.
Мы просидели с полчаса, описывая друг другу
свои болезни. Я объяснил Джорджу и Уильяму
Гаррису, как я себя чувствую, когда встаю по
утрам, а Уильям Гаррис рассказал, как он себя
чувствует, когда ложится спать. Джордж, стоя на
каминном коврике, дал нам ясное, наглядное и
убедительное представление о том, как он
чувствует себя ночью.
George FANCIES he is ill; but there's never
anything really the matter with him, you know.
Джордж воображает, что он болен. На самом деле
у него всегда все в порядке.
At this point, Mrs. Poppets knocked at the door
to know if we were ready for supper. We smiled
sadly at one another, and said we supposed we
had better try to swallow a bit. Harris said a
little something in one's stomach often kept the
disease in check; and Mrs. Poppets brought the
tray in, and we drew up to the table, and toyed
with a little steak and onions, and some rhubarb
tart.
В это время постучалась миссис Попетс, чтоб
узнать, не расположены ли мы поужинать. Мы
обменялись грустными улыбками и сказали, что
нам, пожалуй, следовало бы попробовать съесть
что-нибудь. Гаррис сказал, что некоторое
количество пищи в желудке часто предохраняет
от болезни. Миссис Попетс внесла поднос, мы
подсели к столу и скушали по кусочку бифштекса
с луком и пирога с ревенем.
I must have been very weak at the time;
because I know, after the first half-hour or so, I
seemed to take no interest whatever in my food
- an unusual thing for me - and I didn't want any
cheese.
Я, вероятно, был очень слаб в то время, так как
примерно через полчаса потерял всякий интерес
к еде,- вещь для меня необычная,- и отказался от
сыра.
This duty done, we refilled our glasses, lit our
pipes, and resumed the discussion upon our
state of health. What it was that was actually
the matter with us, we none of us could be sure
of; but the unanimous opinion was that it -
whatever it was - had been brought on by
overwork.
Исполнив эту обязанность, мы снова наполнили
стаканы, набили трубки и возобновили разговор о
состоянии нашего здоровья. Никто из вас не знал
наверное, что с ним, но общее мнение сводилось к
тому, что наша болезнь, как ее ни называй,
объясняется переутомлением.
"What we want is rest," said Harris.
- Все, что нам нужно, - это отдых, - заявил Гаррис.
"Rest and a complete change," said George.
"The overstrain upon our brains has produced a
general depression throughout the system.
Change of scene, and absence of the necessity
for thought, will restore the mental
equilibrium."
- Отдых и полная перемена обстановки, - сказал
Джордж. - Перенапряжение мозга вызвало общее
ослабление нервной системы. Перемена среды и
отсутствие необходимости думать восстановят
умственное равновесие.
George has a cousin, who is usually described in
the charge-sheet as a medical student, so that
he naturally has a somewhat family-physicianary
way of putting things.
У Джорджа есть двоюродный брат, который
обычно значится в полицейских протоколах
студентом-медиком. Поэтому Джордж всегда
выражается, как домашний врач.

I agreed with George, and suggested that we
should seek out some retired and old-world
spot, far from the madding crowd, and dream
away a sunny week among its drowsy lanes -
some half-forgotten nook, hidden away by the
fairies, out of reach of the noisy world - some
quaint-perched eyrie on the cliffs of Time, from
whence the surging waves of the nineteenth
century would sound far-off and faint.
Я согласился с Джорджем и предложил отыскать
где-нибудь уединенное старосветское местечко,
вдали от шумной толпы, и помечтать с недельку в
его сонной тишине. Какой-нибудь забытый уголок,
спрятанный феями от глаз суетного света, гнездо
орлиное, что взнесено на Времени утес, куда еле
доносится шум бурных волн девятнадцатого века.
Harris said he thought it would be humpy. He
said he knew the sort of place I meant; where
everybody went to bed at eight o'clock, and you
couldn't get a REFEREE for love or money, and
had to walk ten miles to get your baccy.
Гаррис сказал, что, по его мнению, там будет
страшная скука. Он знает эти места, где все
ложатся спать в восемь часов вечера; спортивной
газеты там не достанешь ни за какие деньги, а
чтобы раздобыть табачку, надо пройти десять
миль.
"No," said Harris, "if you want rest and change,
you can't beat a sea trip."
- Нет, - заявил он, - если вы хотите отдыха и
перемены, ничто не сравнится с прогулкой по
морю.
I objected to the sea trip strongly. A sea trip
does you good when you are going to have a
couple of months of it, but, for a week, it is
wicked.
Я энергично восстал против морской прогулки.
Путешествие по морю приносит пользу, если
длится месяца два, но одна неделя - это сплошное
зло.
You start on Monday with the idea implanted in
your bosom that you are going to enjoy yourself.
You wave an airy adieu to the boys on shore,
light your biggest pipe, and swagger about the
deck as if you were Captain Cook, Sir Francis
Drake, and Christopher Columbus all rolled into
one. On Tuesday, you wish you hadn't come. On
Wednesday, Thursday, and Friday, you wish you
were dead. On Saturday, you are able to
swallow a little beef tea, and to sit up on deck,
and answer with a wan, sweet smile when kind-
hearted people ask you how you feel now. On
Sunday, you begin to walk about again, and take
solid food. And on Monday morning, as, with
your bag and umbrella in your hand, you stand
by the gunwale, waiting to step ashore, you
begin to thoroughly like it.
Вы выезжаете в понедельник с твердым
намерением доставить себе удовольствие. Вы
весело машете рукой друзьям, оставшимся на
берегу, закуриваете самую длинную свою трубку
и гордо разгуливаете по палубе с таким видом,
словно вы капитан Кук, сэр Фрэнсис Дрэйк и
Христофор Колумб в одном лице. Во вторник вы
начинаете жалеть, что поехали. В среду, четверг
и пятницу вы жалеете, что родились на свет. В
субботу вы уже в состоянии проглотить немного
бульона, посидеть на палубе и с бледной, кроткой
улыбкой отвечать на вопросы сердобольных
людей о вашем самочувствии. В воскресенье вы
снова начинаете ходить и принимать твердую
пищу. А в понедельник утром, когда вы с
чемоданом и с зонтиком в руке стоите у поручней,
собираясь сойти на берег, поездка начинает вам
по-настоящему нравиться.
I remember my brother-in-law going for a short
sea trip once, for the benefit of his health. He
took a return berth from London to Liverpool;
and when he got to Liverpool, the only thing he
was anxious about was to sell that return ticket.
Помню, мой зять однажды предпринял короткое
путешествие по морю для поправления здоровья.
Он взял билет от Лондона до Ливерпуля и
обратно, а когда он приехал в Ливерпуль, его
единственной заботой было продать свой билет.
It was offered round the town at a tremendous
reduction, so I am told; and was eventually sold
Мне рассказывали, что он предлагал этот билет
по всему городу с огромной скидкой и в конце

for eighteenpence to a bilious-looking youth who
had just been advised by his medical men to go
to the sea-side, and take exercise.
концов продал его какому-то молодому человеку,
больному желтухой, которому его врач только что
посоветовал проехаться по морю и заняться
гимнастикой.
"Sea-side!" said my brother-in-law, pressing the
ticket affectionately into his hand; "why, you'll
have enough to last you a lifetime; and as for
exercise! why, you'll get more exercise, sitting
down on that ship, than you would turning
somersaults on dry land."
- Море! - говорил мой зять, дружески всовывая
билет в руку молодого человека. - Вы получите
его столько, что вам хватит на всю жизнь. А что
касается гимнастики, то сядьте на это судно, и у
вас будет ее больше, чем если бы вы непрерывно
кувыркались на суше
He himself - my brother-in-law - came back by
train. He said the North- Western Railway was
healthy enough for him.
Сам он вернулся обратно поездом. Он говорил,
что Северо-западная железная дорога достаточно
полезна для его здоровья.
Another fellow I knew went for a week's voyage
round the coast, and, before they started, the
steward came to him to ask whether he would
pay for each meal as he had it, or arrange
beforehand for the whole series.
Другой мой знакомый отправился в недельное
путешествие вдоль побережья. Перед отплытием
к нему подошел буфетчик и спросил, будет ли он
расплачиваться за каждый обед отдельно, или же
уплатит вперед за все время.
The steward recommended the latter course, as
it would come so much cheaper. He said they
would do him for the whole week at two pounds
five. He said for breakfast there would be fish,
followed by a grill. Lunch was at one, and
consisted of four courses. Dinner at six - soup,
fish, entree, joint, poultry, salad, sweets, cheese,
and dessert. And a light meat supper at ten.
Буфетчик рекомендовал ему последнее, так как
это обойдется значительно дешевле. Он сказал,
что посчитает с него за неделю два фунта пять
шиллингов. По утрам подается рыба и жареное
мясо; завтрак бывает в час и состоит из четырех
блюд; в шесть - закуска, суп, рыба, жаркое, птица,
салат, сладкое, сыр и десерт; в десять часов -
легкий мясной ужин.
My friend thought he would close on the two-
pound-five job (he is a hearty eater),and did so.
Мой друг решил остановиться на двух фунтах
пяти шиллингах (он большой любитель поесть).
Lunch came just as they were off Sheerness. He
didn't feel so hungry as he thought he should,
and so contented himself with a bit of boiled
beef, and some strawberries and cream. He
pondered a good deal during the afternoon, and
at one time it seemed to him that he had been
eating nothing but boiled beef for weeks, and at
other times it seemed that he must have been
living on strawberries and cream for years.
Второй завтрак подали, когда пароход проходил
мимо Ширнесса. Мой приятель не чувствовал
особого голода и потому довольствовался куском
вареной говядины и земляникой со сливками.
Днем он много размышлял, и иногда ему
казалось, что он несколько недель не ел ничего,
кроме вареной говядины, а иногда - что он годами
жил на одной землянике со сливками.
Neither the beef nor the strawberries and cream
seemed happy, either - seemed discontented
like.
И говядина и земляника со сивками тоже
чувствовали себя неважно.
At six, they came and told him dinner was ready.
The announcement aroused no enthusiasm
within him, but he felt that there was some of
that two-pound-five to be worked off, and he
held on to ropes and things and went down. A
В шесть часов ему доложили, что обед подан. Это
сообщение не вызвало у моего приятеля никакого
энтузиазма, но он решил, что надо же отработать