Первая three invalids. Sufferings of george and harris. A victim to one hundred

THEN we discussed the food question. George
said:
Потом мы начали обсуждать продовольственный
вопрос. Джордж сказал:
"Begin with breakfast." (George is so practical.)
"Now for breakfast we shall want a frying-pan" -
(Harris said it was indigestible; but we merely
urged him not to be an ass, and George went
on) - "a tea-pot and a kettle, and a methylated
spirit stove."
- Начнем с утреннего завтрака. (Джордж всегда
так практичен!) Для утреннего завтрака нам
понадобится сковорода (Гаррис сказал, что она
плохо переваривается, но мы предложили ему не
быть ослом, и Джордж продолжал),чайник и
спиртовка.
"No oil," said George, with a significant look;
and Harris and I agreed.
- Ни капли керосина, - сказал Джордж
многозначительно, и мы с Гаррисом согласились.
We had taken up an oil-stove once, but "never
again." It had been like living in an oil-shop that
week. It oozed. I never saw such a thing as
paraffine oil is to ooze. We kept it in the nose of
the boat, and, from there, it oozed down to the
rudder, impregnating the whole boat and
everything in it on its way, and it oozed over the
river, and saturated the scenery and spoilt the
atmosphere. Sometimes a westerly oily wind
blew, and at other times an easterly oily wind,
and sometimes it blew a northerly oily wind, and
maybe a southerly oily wind; but whether it
came from the Arctic snows, or was raised in
the waste of the desert sands, it came alike to us
laden with the fragrance of paraffine oil.
Один раз мы взяли с собой керосинку, но больше -
никогда! Целую неделю мы как будто жили в
керосиновой лавке. Керосин просачивался всюду.
Я никогда не видел, чтобы что-нибудь так
просачивалось, как керосин. Мы держали его на
носу лодки, и оттуда он просочился до самого
руля, пропитав лодку и все ее содержимое. Он
растекся по всей реке, заполнил собой пейзаж и
отравил воздух. Иногда керосиновый ветер дул с
запада, иногда с востока, а иной раз это был
северный керосиновый ветер или, может быть,
южный, но, прилетал ли он из снежной Арктики,
или зарождался в песках пустыни, он всегда
достигал нас, насыщенный ароматом керосина.
And that oil oozed up and ruined the sunset; and
as for the moonbeams, they positively reeked of
paraffine.
Этот керосин просачивался все дальше и портил
нам закат. Что же касается лучей луны, то от них
просто разило керосином.
We tried to get away from it at Marlow. We left
the boat by the bridge, and took a walk through
the town to escape it, but it followed us. The
whole town was full of oil. We passed through
the church-yard, and it seemed as if the people
had been buried in oil. The High Street stunk of
oil; we wondered how people could live in it.
And we walked miles upon miles out
Birmingham way; but it was no use, the country
was steeped in oil.
Мы попытались уйти от него в Марло. Чтобы
избавиться от керосина, мы оставили лодку у
моста и пошли по городу пешком, но он
неотступно следовал за нами. Весь город был
полон керосина. Мы проходили по кладбищу, и
нам казалось, что покойников закопали в керосин.
Главная улица провоняла керосином; мы не могли
понять, как на ней можно жить. Милю за милей
проходили мы по Бирмингемской дороге, но
бесполезно - вся местность пропиталась
керосином.
At the end of that trip we met together at
midnight in a lonely field, under a blasted oak,
and took an awful oath (we had been swearing
for a whole week about the thing in an ordinary,
middle-class way, but this was a swell affair) -
an awful oath never to take paraffine oil with us
in a boat again-except, of course, in case of
sickness.
В конце концов мы сошлись в полночь в
безлюдном поле, под сожженным молнией дубом,
и дали страшную клятву (мы уже и так целую
неделю кляли керосин в обычном обывательском
стиле, но теперь это было нечто грандиозное) -
страшную клятву никогда больше не брать с собой
в лодку керосин, разве только на случай болезни.

Therefore, in the present instance, we confined
ourselves to methylated spirit. Even that is bad
enough. You get methylated pie and methylated
cake. But methylated spirit is more wholesome
when taken into the system in large quantities
than paraffine oil.
Итак, на этот раз мы ограничились спиртом. Это
тоже достаточно плохо. Приходится есть
спиртовой пирог и спиртовое печенье. Но спирт,
принимаемый внутрь в больших количествах,
полезнее, чем керосин.
For other breakfast things, George suggested
eggs and bacon, which were easy to cook, cold
meat, tea, bread and butter, and jam. For lunch,
he said, we could have biscuits, cold meat,
bread and butter, and jam - but NO CHEESE.
Cheese, like oil, makes too much of itself. It
wants the whole boat to itself. It goes through
the hamper, and gives a cheesy flavour to
everything else there. You can't tell whether you
are eating apple-pie or German sausage, or
strawberries and cream. It all seems cheese.
There is too much odour about cheese.
Из прочих вещей Джордж предложил взять для
первого завтрака яйца с ветчиной, которые легко
приготовить, холодное мясо, чай, хлеб с маслом и
варенье. Для второго завтрака он рекомендовал
печенье, холодное мясо, хлеб с маслом и варенье,
но только не сыр. Сыр, как и керосин, слишком
много о себе воображает. Он хочет захватить для
себя всю лодку. Он проникает сквозь корзину и
придает всему привкус сыра. Вы не знаете, что вы
едите, - яблочный пирог, сосиски или клубнику со
сливками. Все кажется вам сыром. У сыра
слишком много запаха.
I remember a friend of mine, buying a couple of
cheeses at Liverpool. Splendid cheeses they
were, ripe and mellow, and with a two hundred
horse-power scent about them that might have
been warranted to carry three miles, and knock
a man over at two hundred yards. I was in
Liverpool at the time, and my friend said that if I
didn't mind he would get me to take them back
with me to London, as he should not be coming
up for a day or two himself, and he did not think
the cheeses ought to be kept much longer.
Помню, один мой друг купил как-то в Ливерпуле
пару сыров. Чудесные это были сыры -
выдержанные, острые, с запахом в двести
лошадиных сил. Он распространялся минимум на
три мили, а за двести ярдов валил человека с ног.
Я как раз был тогда в Ливерпуле, и мой друг
попросил меня, если я ничего не имею против,
отвезти его покупку в Лондон. Он сам вернется
туда только через день-два, а этот сыр, как ему
кажется, не следует хранить особенно долго.
"Oh, with pleasure, dear boy," I replied, "with
pleasure."
- С удовольствием, дружище, - ответил я. - С
удовольствием.
I called for the cheeses, and took them away in
a cab. It was a ramshackle affair, dragged along
by a knock-kneed, broken-winded somnambulist,
which his owner, in a moment of enthusiasm,
during conversation, referred to as a horse. I
put the cheeses on the top, and we started off at
a shamble that would have done credit to the
swiftest steam-roller ever built, and all went
merry as a funeral bell, until we turned the
corner. There, the wind carried a whiff from the
cheeses full on to our steed. It woke him up,
and, with a snort of terror, he dashed off at
three miles an hour. The wind still blew in his
direction, and before we reached the end of the
street he was laying himself out at the rate of
nearly four miles an hour, leaving the cripples
and stout old ladies simply nowhere.
Я заехал за сыром и увез его в кэбе. Это была
ветхая колымага, влекомая кривоногим
запаленным лунатиком, которого его хозяин в
минуту увлечения, разговаривая со мной, назвал
лошадью. Я положил сыр наверх, и мы тронулись
со скоростью, которая сделала бы честь самому
быстрому паровому катку в мире. Все шло весело,
как на похоронах, пока мы не повернули за угол.
Тут ветер ударил запахом сыра прямо в ноздри
нашему рысаку. Это пробудило его, и, фыркнув от
ужаса, он ринулся вперед с резвостью трех миль в
час. Ветер продолжал дуть в его сторону, и мы
еще не достигли конца улицы, как наш конь уже
стлался по земле, делая почти четыре мили в час
и оставляя за флагом всех калек и толстых
пожилых дам.
It took two porters as well as the driver to hold
Чтобы остановить его у вокзала, потребовались

him in at the station; and I do not think they
would have done it, even then, had not one of
the men had the presence of mind to put a
handkerchief over his nose, and to light a bit of
brown paper.
усилия двух носильщиков и возницы. Я думаю, что
даже они не могли бы это сделать, если бы одному
из носильщиков не пришло в голову накинуть на
морду лошади носовой платок и зажечь у нее под
носом кусок оберточной бумаги.
I took my ticket, and marched proudly up the
platform, with my cheeses, the people falling
back respectfully on either side. The train was
crowded, and I had to get into a carriage where
there were already seven other people. One
crusty old gentleman objected, but I got in,
notwithstanding; and, putting my cheeses upon
the rack, squeezed down with a pleasant smile,
and said it was a warm day. A few moments
passed, and then the old gentleman began to
fidget.
Я взял билет и, гордо неся свои сыры, вышел на
платформу; народ почтительно расступался
передо мной. Поезд был битком набит, и мне
пришлось войти в отделение, где уже и так сидело
семь человек пассажиров. Один сварливый
старый джентльмен запротестовал было, но я все
же вошел, положил свои сыры в сетку, втиснулся
на скамью и с приятной улыбкой сказал, что
сегодня тепло. Прошло несколько минут, и старый
джентльмен начал беспокойно ерзать на месте.
"Very close in here," he said.
- Здесь очень душно, - сказал он.
"Quite oppressive," said the man next him.
- Совершенно нечем дышать, - подтвердил его
сосед.
And then they both began sniffing, and, at the
third sniff, they caught it right on the chest, and
rose up without another word and went out. And
then a stout lady got up, and said it was
disgraceful that a respectable married woman
should be harried about in this way, and
gathered up a bag and eight parcels and went.
The remaining four passengers sat on for a
while, until a solemn-looking man in the corner,
who, from his dress and general appearance,
seemed to belong to the undertaker class, said it
put him in mind of dead baby; and the other
three passengers tried to get out of the door at
the same time, and hurt themselves.
Потом оба потянули носом и, сразу попав в самую
точку, встали и молча вышли. После них
поднялась старая дама и сказала, что стыдно так
обращаться с почтенной замужней женщиной.
Она взяла чемодан и восемь свертков и ушла.
Четыре оставшихся пассажира некоторое время
продолжали сидеть, но потом какой-то сумрачный
господин в углу, принадлежавший, судя по
одежде и внешнему облику, к классу
гробовщиков, сказал, что ему невольно
вспомнились мертвые дети. Тут остальные три
пассажира сделали попытку выйти из двери
одновременно и ушиблись об косяки.
I smiled at the black gentleman, and said I
thought we were going to have the carriage to
ourselves; and he laughed pleasantly, and said
that some people made such a fuss over a little
thing. But even he grew strangely depressed
after we had started, and so, when we reached
Crewe, I asked him to come and have a drink.
He accepted, and we forced our way into the
buffet, where we yelled, and stamped, and
waved our umbrellas for a quarter of an hour;
and then a young lady came, and asked us if we
wanted anything.
Я улыбнулся мрачному джентльмену и сказал, что
мы, кажется, останемся в отделении вдвоем. Он
добродушно засмеялся и заметил, что некоторые
люди любят поднимать шум из-за пустяков. Но
когда мы тронулись, он тоже пришел в какое-то
подавленное состояние, так что по приезде в Кру
я предложил ему пойти со мной выпить. Он
согласился, и мы с трудом пробились в буфет, где
с четверть часа кричали, стучали ногами и
махали зонтиками. Наконец к нам подошла
барышня и спросила, чего бы мы хотели.
"What's yours?" I said, turning to my friend.
- Что будем пить? - обратился Я к моему спутнику.

"I'll have half-a-crown's worth of brandy, neat, if
you please, miss," he responded.
- Мне, пожалуйста, на полкроны чистого бренди,
мисс, - сказал он.
And he went off quietly after he had drunk it
and got into another carriage, which I thought
mean.
А потом, выпив свое бренди, он незаметно
удалился и сел в другой вагон, что я расценил как
низость.
From Crewe I had the compartment to myself,
though the train was crowded. As we drew up at
the different stations, the people, seeing my
empty carriage, would rush for it. "Here y' are,
Maria; come along, plenty of room." "All right,
Tom; we'll get in here," they would shout. And
they would run along, carrying heavy bags, and
fight round the door to get in first. And one
would open the door and mount the steps, and
stagger back into the arms of the man behind
him; and they would all come and have a sniff,
and then droop off and squeeze into other
carriages, or pay the difference and go first.
От Кру я ехал в отделении один, хотя поезд был
набит до отказа. Когда он подходил к станциям,
публика, видя пустое купе, бросалась к дверям.
"Сюда, Мария, иди сюда, масса мест!" -"
"Прекрасно, Том, мы сядем здесь!" И они бежали,
таща свои тяжелые чемоданы, и толкались у
дверей, чтобы войти первыми. Кто-нибудь
открывал дверь и поднимался на ступеньки, но
сейчас же, шатаясь, падал на руки соседа. За ним
входили остальные и, потянув носом, тут же
соскакивали и втискивались в другие вагоны или
доплачивали разницу и ехали в первом классе.
From Euston, I took the cheeses down to my
friend's house. When his wife came into the
room she smelt round for an instant. Then she
said:
С Юстонского вокзала я отвез сыры на квартиру
моего приятеля. Его жена, войдя в комнату,
понюхала воздух и спросила:
"What is it? Tell me the worst."
- Что случилось? Скажите мне все, даже самое
худшее.
I said: "It's cheeses. Tom bought them in
Liverpool, and asked me to bring them up with
me."
Я ответил: - Это сыр. Том купил его в Ливерпуле и
просил меня привезти его к вам.
And I added that I hoped she understood that it
had nothing to do with me; and she said that she
was sure of that, but that she would speak to
Tom about it when he came back.
Надеюсь, вы понимаете, - прибавил я, - что сам я
здесь ни при чем. Она сказала, что уверена в
этом, но что, когда Том вернется, она с ним еще
поговорит.
My friend was detained in Liverpool longer than
he expected; and, three days later, as he hadn't
returned home, his wife called on me. She said:
Мой приятель задержался в Ливерпуле дольше,
чем думал. Когда прошло три дня и он не
вернулся, его жена явилась ко мне. Она спросила:
"What did Tom say about those cheeses?"
- Что говорил том насчет этих сыров?
I replied that he had directed they were to be
kept in a moist place, and that nobody was to
touch them.
Я ответил, что он рекомендовал держать их в не
очень сухом месте и просил, чтобы никто к ним не
прикасался.
She said: "Nobody's likely to touch them. Had
he smelt them?"
- Сомнительно, чтобы кто-нибудь прикоснулся к
ним, - сказала жена Тома. - А он их нюхал?
I thought he had, and added that he seemed
greatly attached to them.
Я выразил предположение, что да, и прибавил,
что он, видимо, очень дорожит этими сырами.
"You think he would be upset," she queried, "if I
- Как вы думаете, Том очень огорчится, если я дам

gave a man a sovereign to take them away and
bury them?"
кому-нибудь соверен и попрошу унести эти сыры
и закопать их в землю? - спросила жена Тома.
I answered that I thought he would never smile
again.
Я ответил, что, по моему мнению, он после этого
ни разу больше не улыбнется.
An idea struck her.
Ей пришла в голову новая идея.
She said: "Do you mind keeping them for him?
Let me send them round to you."
Она сказала: - не согласитесь ли Вы подержать их
у себя до приезда Тома? Позвольте мне прислать
их к вам.
"Madam," I replied, "for myself I like the smell
of cheese, and the journey the other day with
them from Liverpool I shall ever look back upon
as a happy ending to a pleasant holiday. But, in
this world, we must consider others. The lady
under whose roof I have the honour of residing
is a widow, and, for all I know, possibly an
orphan too. She has a strong, I may say an
eloquent, objection to being what she terms
`put upon.' The presence of your husband's
cheeses in her house she would, I instinctively
feel, regard as a `put upon'; and it shall never
be said that I put upon the widow and the
orphan."
- Сударыня, - ответил я, - что касается меня
лично, то я люблю запах сыра и путешествие с
этими сырами из Ливерпуля всегда буду
вспоминать как счастливое завершение приятного
отпуска. Но на нашей земле приходится считаться
с другими. Дама, под кровом которой я имею
честь обитать, - вдова и, насколько я знаю, сирота.
"Она энергично, я бы даже сказал - красноречиво,
возражает против того, чтобы ее, по ее
выражению, "обижали"." Наличие в ее доме сыров
вашего мужа - я это инстинктивно чувствую - она
воспримет как обиду. А я не допущу, чтобы про
меня говорили, будто я обижаю вдов и сирот.
"Very well, then," said my friend's wife, rising,
"all I have to say is, that I shall take the children
and go to an hotel until those cheeses are eaten.
I decline to live any longer in the same house
with them."
- Прекрасно, - сказала жена Тома и встала. - Тогда
мне остается одно: я заберу детей и перееду в
гостиницу на то время, пока этот сыр не будет
съеден. Я отказываюсь жить с ним под одной
кровлей.
She kept her word, leaving the place in charge
of the charwoman, who, when asked if she could
stand the smell, replied, "What smell?" and who,
when taken close to the cheeses and told to sniff
hard, said she could detect a faint odour of
melons. It was argued from this that little injury
could result to the woman from the atmosphere,
and she was left.
Она сдержала слово и оставила квартиру на
попечение служанки. Последняя, на вопрос,
может ли она выносить этот запах, ответила:
"Какой запах?" - а когда ее подвели близко к сыру
и предложили хорошенько понюхать, сказала, что
чувствует легкий запах дыни." Из этого был
сделан вывод, что такая атмосфера не принесет
служанке особого вреда, и ее оставили в
квартире.
The hotel bill came to fifteen guineas; and my
friend, after reckoning everything up, found that
the cheeses had cost him eight-and-sixpence a
pound. He said he dearly loved a bit of cheese,
but it was beyond his means; so he determined
to get rid of them. He threw them into the canal;
but had to fish them out again, as the bargemen
complained. They said it made them feel quite
faint. And, after that, he took them one dark
night and left them in the parish mortuary.
Счет из гостиницы составил пятнадцать гиней, и
мой приятель, подытожив все расходы, выяснил,
что сыр обошелся ему по восемь шиллингов и
шесть пенсов фунт. Он сказал, что очень любит
съесть иногда кусочек сыра, но что это ему не по
средствам, и решил от него избавиться. Он
выбросил сыр в канал, но его пришлось оттуда
выудить, так как лодочники подали жалобу. Они
сказали, что им делается дурно. После этого мой
приятель в одну темную ночь отнес свой сыр в
покойницкую при церкви.

But the coroner discovered them, and made a
fearful fuss. He said it was a plot to deprive him
of his living by waking up the corpses.
Но коронер [Коронер - следователь,
производящий дознание в случаях
скоропостижной смерти, позволяющей
заподозрить убийство.] обнаружил сыр и поднял
ужасный шум. Он сказал, что это заговор,
имеющий целью лишить его средств к
существованию путем оживления мертвецов.
My friend got rid of them, at last, by taking
them down to a sea-side town, and burying them
on the beach. It gained the place quite a
reputation. Visitors said they had never noticed
before how strong the air was, and weak-
chested and consumptive people used to throng
there for years afterwards.
В конце концов мой приятель избавился от своего
сыра: он увез его в один приморский город и
закопал на пляже. Это создало городу
своеобразную славу. Приезжие говорили, что
только теперь заметили, какой там бодрящий
воздух, и еще много лет подряд туда толпами
съезжались слабогрудые и чахоточные.
Fond as I am of cheese, therefore, I hold that
George was right in declining to take any.
Поэтому, хоть я и очень люблю сыр, но считаю,
что Джордж был прав, отказываясь взять его с
собою.
"We shan't want any tea," said George (Harris's
face fell at this); "but we'll have a good round,
square, slap-up meal at seven - dinner, tea, and
supper combined."
- Чая мы пить не будем, - сказал Джордж (лицо у
Гарриса вытянулось),- но мы будем основательно,
плотно, шикарно обедать в семь часов. Это будет
одновременно и чай, и обед, и ужин.
Harris grew more cheerful. George suggested
meat and fruit pies, cold meat, tomatoes, fruit,
and green stuff. For drink, we took some
wonderful sticky concoction of Harris's, which
you mixed with water and called lemonade,
plenty of tea, and a bottle of whisky, in case, as
George said, we got upset.
Гаррис несколько повеселел. Джордж предложил
взять с собой мясные и фруктовые пироги,
холодное мясо, помидоры, фрукты и зелень. Для
питья мы запаслись какой-то удивительно липкой
микстурой, изготовленной Гаррисом, которую
смешивают с водой и называют лимонадом,
достаточным количеством чая и бутылкой виски -
на случай аварии, как сказал Джордж.
It seemed to me that George harped too much
on the getting-upset idea. It seemed to me the
wrong spirit to go about the trip in.
Мне казалось, что Джордж слишком уж много
говорит об аварии. Это не дело пускаться в путь с
такими мыслями.
But I'm glad we took the whisky. We didn't take
beer or wine. They are a mistake up the river.
They make you feel sleepy and heavy. A glass in
the evening when you are doing a mouch round
the town and looking at the girls is all right
enough; but don't drink when the sun is blazing
down on your head, and you've got hard work to
do.
Но все же хорошо, что мы захватили с собой
виски. Вина и пива мы с собой не взяли. Пить их
на реке - большая оплошность. От них
становишься грузным и сонливым. Стакан пива
вечером, когда вы бродите по городу, глазея на
девушек, - это еще ничего. Но не пейте, когда
солнце припекает вам голову и вам предстоит
тяжелая работа.
We made a list of the things to be taken, and a
pretty lengthy one it was, before we parted that
evening. The next day, which was Friday, we got
them all together, and met in the evening to
pack. We got a big Gladstone for the clothes,
and a couple of hampers for the victuals and the
cooking utensils. We moved the table up against
Прежде чем разойтись, мы составили список
вещей, которые нужно было захватить, - довольно
длинный список! На следующий день, в пятницу,
мы собрали все вещи в одно место, а вечером
сошлись, чтобы уложиться. Мы достали большой
чемодан для белья и платья и две корзины под
провизию и посуду. Стол мы отодвинули к окну,

the window, piled everything in a heap in the
middle of the floor, and sat round and looked at
it.
вещи свалили в кучу посреди пола и, усевшись в
кружок, долго смотрели на них.
I said I'd pack.
- Я буду укладывать, - сказал я.
I rather pride myself on my packing. Packing is
one of those many things that I feel I know more
about than any other person living. (It surprises
me myself, sometimes, how many of these
subjects there are.) I impressed the fact upon
George and Harris, and told them that they had
better leave the whole matter entirely to me.
They fell into the suggestion with a readiness
that had something uncanny about it. George
put on a pipe and spread himself over the easy-
chair, and Harris cocked his legs on the table
and lit a cigar.
Я горжусь своим уменьем укладывать. Это одно из
многих дел, которые я, по моему глубокому
убеждению, умею делать лучше всех на свете
(меня самого иногда удивляет, сколько
существует таких дел). Я убедил в этом Джорджа
и Гарриса и сказал, что лучше всего будет
предоставить всю эту работу мне одному. Они
приняли это предложение с удивительной
готовностью. Джордж зажег трубку и улегся в
кресло. Гаррис закурил сигару и развалился в
другом кресле, закинув ноги на стол.
This was hardly what I intended. What I had
meant, of course, was, that I should boss the
job, and that Harris and George should potter
about under my directions, I pushing them aside
every now and then with, "Oh, you - !" "Here, let
me do it." "There you are, simple enough!" -
really teaching them, as you might say. Their
taking it in the way they did irritated me. There
is nothing does irritate me more than seeing
other people sitting about doing nothing when
I'm working.
Это было не совсем то, чего я ожидал. Я
предполагал, разумеется, что Гаррис и Джордж
будут действовать по моим указаниям, а сам
собирался только руководить работой, то и дело
отталкивая их и прикрикивая: "Эх вы!" Дайте-ка я
сам сделаю. "Видите, как это просто!" Я думал,
так сказать, о роли учителя." То, что они поняли
это иначе, раздражало меня. Ничто меня так не
раздражает, как вид людей, которые сидят и
ничего не делают, когда я работаю.
I lived with a man once who used to make me
mad that way. He would loll on the sofa and
watch me doing things by the hour together,
following me round the room with his eyes,
wherever I went. He said it did him real good to
look on at me, messing about. He said it made
him feel that life was not an idle dream to be
gaped and yawned through, but a noble task,
full of duty and stern work. He said he often
wondered now how he could have gone on
before he met me, never having anybody to look
at while they worked.
Мне как-то пришлось жить с одним человеком,
который доводил меня таким образом до
бешенства. Он часами валялся на диване и
смотрел, как я тружусь; его взор следовал за
мной, куда бы я ни направился. Он говорил, что
ему прямо-таки полезно смотреть, как я работаю.
Он понимает тогда, что жизнь - это не праздные
мечты, не сплошная скука и зевота, но
благородное дело, в котором главное - чувство
долга и суровый труд. Он, по его словам, часто
удивлялся, как ему удалось прожить до встречи со
мной, когда он не имел возможности смотреть на
кого-нибудь, кто работает.
Now, I'm not like that. I can't sit still and see
another man slaving and working. I want to get
up and superintend, and walk round with my
hands in my pockets, and tell him what to do. It
is my energetic nature. I can't help it.
Ну, а я совсем другой человек. Я не могу
спокойно сидеть и смотреть, как кто-нибудь
трудится. Мне хочется встать и распоряжаться -
расхаживать по комнате, заложив руки в
карманы, и указывать, что надо делать. Такая уж
у меня деятельная натура.
Тем не менее я не сказал ни слова и начал

However, I did not say anything, but started the
packing. It seemed a longer job than I had
thought it was going to be; but I got the bag
finished at last, and I sat on it and strapped it.
укладываться. Эта работа потребовала больше
времени, чем я предполагал, но, наконец, я
уложил чемодан и, сев на него, начал затягивать
ремни.
"Ain't you going to put the boots in?" said
Harris.
- А сапоги ты не будешь укладывать? - спросил
Гаррис.
And I looked round, and found I had forgotten
them. That's just like Harris. He couldn't have
said a word until I'd got the bag shut and
strapped, of course. And George laughed - one
of those irritating, senseless, chuckle-headed,
crack-jawed laughs of his. They do make me so
wild.
Я оглянулся и увидел, что забыл уложить сапоги.
Это очень похоже на Гарриса. Он, конечно, не
вымолвил ни слова, пока я не уложил чемодан и
не затянул ремни. Джордж засмеялся своим
раздражающим, тупым, бессмысленным,
неприятным смехом. Как они оба меня бесят!
I opened the bag and packed the boots in; and
then, just as I was going to close it, a horrible
idea occurred to me. Had I packed my tooth-
brush? I don't know how it is, but I never do
know whether I've packed my tooth-brush.
Я раскрыл чемодан и уложил сапоги. Когда я
собирался его закрыть, мне вдруг пришла в голову
ужасная мысль: уложил ли я свою зубную щетку.
Непонятно почему, но я никогда не знаю, уложил
ли я свою зубную щетку.
My tooth-brush is a thing that haunts me when
I'm travelling, and makes my life a misery. I
dream that I haven't packed it, and wake up in a
cold perspiration, and get out of bed and hunt
for it. And, in the morning, I pack it before I
have used it, and have to unpack again to get it,
and it is always the last thing I turn out of the
bag; and then I repack and forget it, and have to
rush upstairs for it at the last moment and carry
it to the railway station, wrapped up in my
pocket- handkerchief.
Когда я путешествую, зубная щетка преследует
меня как кошмар и превращает мою жизнь в
сплошную муку. Мне снится, что я ее не уложил,
и я просыпаюсь в холодном поту и начинаю ее
разыскивать. А утром я укладываю ее, еще не
почистив зубы, и вынужден снова распаковывать
вещи, и щетка всегда оказывается на самом дне
чемодана. Потом я укладываюсь снова и забываю
щетку, и мне приходится в последний момент
мчаться за нею наверх и везти ее на вокзал в
носовом платке.
Of course I had to turn every mortal thing out
now, and, of course, I could not find it. I
rummaged the things up into much the same
state that they must have been before the world
was created, and when chaos reigned. Of
course, I found George's and Harris's eighteen
times over, but I couldn't find my own. I put the
things back one by one, and held everything up
and shook it. Then I found it inside a boot. I
repacked once more.
Мне, разумеется, и теперь пришлось выворотить
из чемодана все вещи до последней, и,
разумеется, я не нашел щетки. Я привел наши
пожитки приблизительно в такое состояние, в
каком они, вероятно, были до сотворения мира,
когда царил первобытный хаос. Конечно, мне
восемнадцать раз попадались под руку щетки
Джорджа и Гарриса, но своей щетки я найти не
мог. Я переложил одну за другой все вещи,
поднимая их и встряхивая. Наконец я нашел мою
щетку в одном из башмаков. Я уложил чемодан
снова.
When I had finished, George asked if the soap
was in. I said I didn't care a hang whether the
soap was in or whether it wasn't; and I slammed
the bag to and strapped it, and found that I had
packed my tobacco-pouch in it, and had to re-
Когда я кончил, Джордж спросил, уложено ли
мыло. Я ответил, что мне наплевать, уложено
мыло или нет, и, с шумом захлопнув чемодан,
затянул ремни. Но оказалось, что я запаковал
туда мой кисет с табаком, и мне пришлось
открывать чемодан еще раз. В десять часов пять

open it. It got shut up finally at 10.5 p.m., and
then there remained the hampers to do. Harris
said that we should be wanting to start in less
than twelve hours' time, and thought that he
and George had better do the rest; and I agreed
and sat down, and they had a go.
минут вечера он был окончательно закрыт, и
теперь предстояло только уложить корзинки с
провизией. Гаррис сказал, что до отъезда
осталось меньше полусуток и что ему с
Джорджем, пожалуй, следует взять оставшуюся
работу на себя. Я согласился и сел, а они
принялись за дело.
They began in a light-hearted spirit, evidently
intending to show me how to do it. I made no
comment; I only waited. When George is
hanged, Harris will be the worst packer in this
world; and I looked at the piles of plates and
cups, and kettles, and bottles and jars, and pies,
and stoves, and cakes, and tomatoes, &c., and
felt that the thing would soon become exciting.
Начали они весело, намереваясь, по-видимому,
показать мне, как надо укладываться. Я не делал
никаких замечаний, я просто ждал. Когда
Джорджа повесят, Гаррис будет самым плохим
укладчиком в мире. Я смотрел на груду тарелок,
чашек, кастрюль, бутылок, банок, пирогов,
спиртовок, бисквитов, помидоров и пр. и
предвкушал великое наслаждение.
It did. They started with breaking a cup. That
was the first thing they did. They did that just to
show you what they COULD do, and to get you
interested.
Надежды мои оправдались. Прежде всего Гаррис
с Джорджем разбили чашку. Они сделали это
лишь для того, чтобы показать, на что они
способны, и вызвать к себе интерес.
Then Harris packed the strawberry jam on top
of a tomato and squashed it, and they had to
pick out the tomato with a teaspoon.
Затем Гаррис положил банку с клубничным
вареньем на помидор и раздавил его. Помидор
пришлось извлекать чайной ложкой.
And then it was George's turn, and he trod on
the butter. I didn't say anything, but I came over
and sat on the edge of the table and watched
them. It irritated them more than anything I
could have said. I felt that. It made them
nervous and excited, and they stepped on
things, and put things behind them, and then
couldn't find them when they wanted them; and
they packed the pies at the bottom, and put
heavy things on top, and smashed the pies in.
Затем настала очередь Джорджа, и он наступил
на масло. Я не сказал ни слова, я только подошел
ближе и, усевшись на край стола, наблюдал за
ними. Я чувствовал, что это раздражает их
больше, чем самые колкие слова. Они
волновались, нервничали; они роняли то одно, то
другое, без конца искали вещи, которые сами же
перед тем ухитрялись спрятать. Они запихивали
пироги на дно и клали тяжелые вещи сверху, так
что пироги превращались в месиво.
They upset salt over everything, and as for the
butter! I never saw two men do more with one-
and-twopence worth of butter in my whole life
than they did. After George had got it off his
slipper, they tried to put it in the kettle. It
wouldn't go in, and what WAS in wouldn't come
out. They did scrape it out at last, and put it
down on a chair, and Harris sat on it, and it
stuck to him, and they went looking for it all
over the room.
Все, что возможно, они посыпали солью, а что
касается масла, то я никогда не видел, чтобы два
человека столько возились с куском масла
стоимостью в четырнадцать пенсов. Когда
Джордж отскреб масло от своей туфли, они
попробовали запихнуть его в котелок. Но оно не
входило, а то, что уже вошло, не хотело вылезать.
Наконец они выскребли его оттуда и положили на
стул, а Гаррис сел на этот стул, и масло прилипло
к его брюкам, и они принялись его искать по всей
комнате.
"I'll take my oath I put it down on that chair,"
said George, staring at the empty seat.
- Готов присягнуть, что я положил его на этот
стул, - сказал Джордж, тараща глаза на пустое
сиденье.

"I saw you do it myself, not a minute ago," said
Harris.
- Я сам это видел минуту назад, - подтвердил
Гаррис.
Then they started round the room again looking
for it; and then they met again in the centre,
and stared at one another.
Они снова обошли всю комнату в поисках масла и,
сойдясь посредине, уставились друг на друга.
"Most extraordinary thing I ever heard of," said
George.
- Это просто поразительно, - сказал Джордж.
"So mysterious!" said Harris.
- Настоящая загадка! - сказал Гаррис.
Then George got round at the back of Harris
and saw it.
Наконец Джордж обошел вокруг Гарриса и увидел
масло.
"Why, here it is all the time," he exclaimed,
indignantly.
- Оно же все время было здесь! - с негодованием
воскликнул Джордж.
"Where?" cried Harris, spinning round.
- Где? - вскричал Гаррис, круто поворачиваясь на
каблуках.
"Stand still, can't you!" roared George, flying
after him.
- Стой смирно! - завопил Джордж, устремляясь за
Гаррисом.
And they got it off, and packed it in the teapot.
Они отскребли масло от брюк и уложили его в
чайник.
Montmorency was in it all, of course.
Montmorency's ambition in life, is to get in the
way and be sworn at. If he can squirm in
anywhere where he particularly is not wanted,
and be a perfect nuisance, and make people
mad, and have things thrown at his head, then
he feels his day has not been wasted.
Монморенси, разумеется, принимал во всем этом
участие. Жизненный идеал Монморенси состоит в
том, чтобы всем мешать и выслушивать брань по
своему адресу. Лишь бы втереться куда-нибудь,
где его присутствие особенно нежелательно, всем
надоесть, довести людей до бешенства и заставить
их швырять ему в голову разные предметы, - тогда
он чувствует, что провел время с пользой.
To get somebody to stumble over him, and curse
him steadily for an hour, is his highest aim and
object; and, when he has succeeded in
accomplishing this, his conceit becomes quite
unbearable.
Высшая цель и мечта этого пса - попасть кому-
нибудь под ноги и заставить проклинать себя в
течение целого часа. Когда ему это удается, его
самомнение становится совершенно
нестерпимым.
He came and sat down on things, just when they
were wanted to be packed; and he laboured
under the fixed belief that, whenever Harris or
George reached out their hand for anything, it
was his cold, damp nose that they wanted. He
put his leg into the jam, and he worried the
teaspoons, and he pretended that the lemons
were rats, and got into the hamper and killed
three of them before Harris could land him with
the frying-pan.
Монморенси садился на разные предметы в тот
самый момент, когда их нужно было укладывать,
и не сомневался ни минуты, что, когда Гаррис или
Джордж протягивают за чем-нибудь руку, им
нужен его холодный, влажный нос. Он совал лапу
в варенье, разбрасывал чайные ложки и делал
вид, что думает, будто лимоны - это крысы. Ему
удалось проникнуть в корзину и убить их целых
три штуки, пока, наконец, Гаррис изловчился
попасть в него сковородкой.
Harris said I encouraged him. I didn't encourage
him. A dog like that don't want any
Гаррис сказал, что я науськиваю собаку. Я ее не
науськивал. Такая собака не нуждается в

encouragement. It's the natural, original sin that
is born in him that makes him do things like
that.
науськивании. Ее толкает на все эти проделки
врожденный инстинкт, так сказать, первородный
грех.
The packing was done at 12.50; and Harris sat
on the big hamper, and said he hoped nothing
would be found broken. George said that if
anything was broken it was broken, which
reflection seemed to comfort him. He also said
he was ready for bed. We were all ready for bed.
Harris was to sleep with us that night, and we
went upstairs.
В двенадцать пятьдесят укладка была окончена.
Гаррис сел на корзину и выразил надежду, что
ничто не окажется разбитым. Джордж заметил,
что если чему-нибудь было суждено разбиться, то
это уже случилось, и такое соображение, по-
видимому, его утешило. Он добавил, что не прочь
поспать. Мы все были не прочь поспать. Гаррис
должен был ночевать у нас, и мы втроем
поднялись наверх.
We tossed for beds, and Harris had to sleep with
me. He said:
Мы кинули жребий, кому где спать, и вышло, что
Гаррис ляжет со мной.
"Do you prefer the inside or the outside, J.?"
- Как ты больше любишь, Джей, - внутри или с
краю? - спросил он.
I said I generally preferred to sleep INSIDE a
bed. Harris said it was old.
Я ответил, что вообще предпочитаю спать внутри
постели. Гаррис сказал, что это старо.
George said: "What time shall I wake you
fellows?"
Джордж спросил: - В котором часу мне вас
разбудить?
Harris said: "Seven."
- В семь, - сказал Гаррис.
I said: "No - six," because I wanted to write
some letters.
- Нет, в шесть, - сказал я. Мне хотелось еще
написать несколько писем.
Harris and I had a bit of a row over it, but at last
split the difference, and said half-past six.
Мы с Гаррисом немного повздорили из-за этого,
но в конце концов разделили спорный час
пополам и сошлись на половине седьмого.
"Wake us at 6.30, George," we said.
- Разбуди нас в шесть тридцать, Джордж, - сказали
мы.
George made no answer, and we found, on
going over, that he had been asleep for some
time; so we placed the bath where he could
tumble into it on getting out in the morning, and
went to bed ourselves.
Ответа не последовало, и, подойдя к Джорджу, мы
обнаружили, что он уже некоторое время спит.
Мы поставили рядом с ним ванну, чтобы он мог
утром вскочить в нее прямо с постели, и тоже
легли спать.

жүктеу/скачать 1,14 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: