Покрась все это в красный цвет

Пролог
Любовь не должна быть красивой. Предполагается, что это будет
грубая, суровая борьба, которая заставит вас встретиться лицом к
лицу с наиболее уязвимыми частями себя, чтобы, когда наступят
хорошие времена, вы могли наслаждаться и наслаждаться ими, в
полной мере оценить, чего они стоят. В противном случае вы
принимаете все это как должное.
— Лана Майерс
К черту список. Пришло время для финальной игры.

Глава 1
Мы редко гордимся, когда остаемся одни.
— Вольтер
Логан
Хэдли подпрыгивает, когда я распахиваю дверь в ее комнату. Она
выдергивает наушники, прижимая свободную руку к груди.
— Господи Иисусе, ты сумасшедший. Не пугай кого-то так, когда
серийный убийца буквально у нас на заднем дворе.
— Или живущий всего в нескольких домиках ниже, верно? - сухо
спрашиваю я, хотя в моем тоне есть резкость, от которой все ее тело
напрягается.
Ей даже не нужно произносить эти слова, но я хочу их услышать.
— Ты знала? - тихо спрашиваю я ее, мой тон полон недоверия и
горя.
Прямо сейчас все болит, даже когда я борюсь с натиском эмоций.
В этом подразделении вы тренируетесь против проявления эмоций
любой ценой. Я никогда не считал, что это труднее сделать, чем
сегодня.
Ее губы двигаются в течение нескольких секунд, прежде чем слова
действительно начинают выходить.
— Логан, мне жаль, но...
— Ты знала! - Я кричу с обвинением, когда мой кулак врезается в
стену, и все мое тело вздымается, чтобы глотнуть воздуха, который не
кажется налитым свинцом.
— Логан! - кричит она, но я поворачиваюсь и смотрю ей в лицо,
медленно возвращая себе спокойствие. — Послушай. Это было
сложно, и она...
— Мы закончили, Хэдли. Ты и я. Я, блядь, покончил с тобой, -
говорю я, нарушив обещание.
Слезы тут же потекли у нее из глаз.

— Ты серьезно? - У нее хватает наглости спросить это с
недоверием в голосе.
— Да. Я не могу дружить с кем-то, кто мог бы наблюдать, как я
влюбляюсь в кого-то подобного, и не сказать мне правду.
Ее глаза сужаются, а губы дрожат. — Кто-то вроде этого? Кто-то,
кто убил бы или умер, чтобы уберечь тебя? Кто-то, кто любил тебя так
сильно, что она почти отказалась от своей мести?
— Ее месть? - с горечью спрашиваю я, качая головой,
поворачиваюсь и удаляюсь. — Это не ее гребаная месть!
Я захлопываю за собой дверь и подкрадываюсь к соседней двери,
где Леонард чуть не падает со стула, когда я врываюсь. — Черт!
Полегче, чувак. Я пытаюсь найти больше информации о Кен...
Его слова умирают, когда он видит мое лицо. — О черт, - говорит
он на выдохе.
— Да, - говорю я, опускаясь на стул и хватая бутылку виски,
которая висит у него в сумке. — Она призналась в этом. — Она что? -
потрясенно спрашивает он.
— Она в основном признала это. Я не мог задержаться здесь для
полного признания.
— Где она, черт возьми?
Я вытираю глаза рукавом, затем открываю бутылку.
— Прикована наручниками к моей кровати, - говорю я, когда
опускаю бутылку.
Его глаза становятся шире.
— Я понятия не имею, что делать прямо сейчас. Она так вскружила
мне голову, что я не могу сдать ее никому в этом городе или ФБР. Но я
знаю, что должен что-то сделать. Поскольку я не знаю, что именно, я
приковал ее наручниками к месту.
Это ужасный гребаный способ взять паузу, но это единственное
решение, которое у меня сейчас есть.
Он вытирает лицо, прежде чем сунуть мне папку.
— Я вообще не могу найти в ее истории ничего, кроме
употребления наркотиков, что заставило бы ее решиться на что—то

подобное. Однако она была чистой в течение многих лет, и я не
заметил никаких следов. И она не бредит и не страдает психозом...
— Отсюда и гребаная причина, по которой я не знаю, что делать, -
рычу я. — Она хорошо осведомлена о своем окружении, слишком
чертовски умна, чтобы быть слишком глупой, и определенно не из тех,
кем легко манипулировать — даже Джейкобом Денвером.
Я невесело смеюсь, когда всплывает воспоминание. Она называла
его Джейком, даже, блядь, сказала мне, что Джейк был ее
бисексуальным деловым партнером. Я так и не собрал все это дерьмо
воедино. Потому что я был слишком ослеплен всем, что чувствовал к
ней, чтобы даже рассматривать такую возможность.
— Вот досье, - тихо говорит он. — Взгляни на это. Может быть, это
поможет тебе разобраться в этом.
Я хватаю папку со стола и открываю ее. Я сразу же морщусь, когда
вижу папку, из-за фотографий гризли. Но есть одна вещь, которая не
имеет смысла.
— Что за черт? - тихо спрашиваю я.
Голубые глаза. На фотографии, которая была у них в файле до
аварии, Кеннеди Карлайл совсем не похожа на Лану Майерс. И цвет
ее глаз был голубым — без контактных линз.
Я переворачиваю фотографии, нахожу фотографии, сделанные
для полицейского отчета о повреждениях Кеннеди. Я слишком
хорошо знаю тело Ланы, и отметины на фотографии, хотя и несколько
похожи, не точны.
У меня по спине пробегает холодок, когда начинают открываться
тошнотворные вероятности.
— Есть шанс, что у тебя есть досье на Викторию Эванс? -
спокойно спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.
Он немедленно протягивает его мне.
— Почему?
Я делаю быстрый, успокаивающий вдох, прежде чем открыть
файл, и пара затравленных зеленых глаз смотрит на меня с лицом,
которое не совпадает с лицом Ланы, но все же имеет некоторое
сходство.

Мое сердце замирает, когда я открываю фотографии и нахожу те,
которые они также отправили в полицию. Тошнота почти
захлестывает меня, когда я вижу отметины, идеально совпадающие
со шрамами, которые я знаю наизусть.
— О черт, - говорю я со свистом на выдохе.
— Что? - требует Леонард.
Мои глаза широко раскрываются, когда сожаление поднимается и
взрывается внутри меня, потрясая меня до глубины души.
— Лана Майерс - это не Кеннеди Карлайл.
Он выглядит искренне смущенным, и я протягиваю ему ту же
папку.
— Лана Майерс - это Виктория Эванс.
— Он роняет папку, как будто она горит, когда его глаза
поднимаются, чтобы встретиться с моими, широко раскрытыми от
шока.
Каким-то образом, возможно, с некоторой помощью Джейка, она
вошла как Виктория Эванс, а вышла как Кеннеди Карлайл.
— Учитывая, что я едва могу вынести, глядя на их сильно разбитые
лица на этих фотографиях, неудивительно, что он сделал это с такой
легкостью.
— Это все меняет, - говорит он на усталом дыхании.
Он достает свой ноутбук, и я откидываюсь назад, мой гнев
медленно угасает, когда мой разум начинает работать. Я случайно
зашел в это кафе, потому что наше обычное место было слишком
переполнено. Я преследовал ее, хотел заслужить ее доверие, даже
увидел в ней что-то, в чем нуждался сам.
Каждая улыбка до меня, вероятно, была редкой. Каждая улыбка со
мной была дана свободной и искренней. Каждое прикосновение было
голодным и полным эмоций, которые она изо всех сил старалась
показать.
— Она доверяла мне.
— Ты вполне можешь быть чертовой причиной того, что у нее не
случился перерыв, - шипит Леонард, все еще печатая на своем
ноутбуке.

Я делаю еще один глоток жидкой храбрости и встаю, но Леонард
ловит меня за запястье.
— Эти изображения не совпадают на компьютере.
— Что?
Он указывает на папки. — У меня есть копии их бумажных файлов.
Ты же знаешь, я человек старой закалки. Но на компьютере
изображения меняются местами.
Я смотрю на экран, и, конечно же, у Виктории Эванс раны Кеннеди
Карлайл и наоборот. Зеленые глаза встречаются с моими из досье
Кеннеди.
— Джейк мог изменить то, что у них было в компьютерах, но не
раньше, чем они запустили физический файл, - шепчу я себе.
Я бы никогда не узнал.
— Что ты собираешься делать? - Леонард спрашивает меня.
— Скажи Хэдли, чтобы она ничего не говорила. Я не могу говорить
с ней прямо сейчас. И ты тоже молчишь.
Он почти улыбается, но сдерживается. Он защищал ее со стороны,
и я был на грани отстранения его от этого дела.
Все это время я был влюблен в девушку, которая хочет, чтобы этот
город умер.
Я бегу обратно в свою каюту, распахиваю дверь и практически
бегу в спальню. Вот тогда у меня замирает сердце.
Наручники брошены на пол вместе с простыней. И все, что
принесла Лана, исчезло.
Я сглатываю комок в горле, медленно опускаясь на кровать.
Она спасла мне жизнь.
Я оттолкнул ее в сторону.
Мне требуется минута, чтобы понять, что меня не было больше
часа, хотя кажется, что прошло всего несколько минут. Я дал ей
слишком много времени, чтобы исчезнуть.
Я хватаю свой телефон и набираю Леонарда, когда выхожу на
улицу.

— Мне нужно знать, какие у них еще есть связи с этим городом.
На заднем плане гремит набор текста. Меня так и подмывает
спросить Хэдли, но после того, что я ей только что сказал, я
сомневаюсь, что она сможет помочь.
— Кристофер Денвер владеет одним из тех охотничьих домиков в
лесу. Я пришлю тебе смс с указанием местоположения.
Я вешаю трубку и сразу же переодеваюсь и обуваюсь. Ты не
можешь слишком хорошо бегать по лесу в костюме.
Я выскакиваю из дома через несколько секунд, читая текст с
указанием местоположения. Все больше воспоминаний проносится в
моей голове, пока я бегу.
Лиза, блядь, издевалась над ней, практически пыталась
спровоцировать Лану. Лана могла бы уничтожить ее.
Или, скорее, Виктория.
Она оставила спор с Джонсоном и шерифом раньше, потому что
они выводили ее из себя, и она боялась того, что она сделает, а не
того, что скажет.
Встреча с шерифом, должно быть, была для нее тяжелой, и она
попросила два гребаных часа, как будто я был ей нужен. И я
вернулся, трахнул ее, а затем разрядил хаос, как будто я бросал ей
вызов показать свое истинное лицо.
Я вышел, когда она просто заплакала. Хладнокровный убийца,
который пытал и убивал монстров из ее прошлого... Я заставил ее
плакать. Она даже никогда не сердилась.
В ней так много непредсказуемых переменных, и я понятия не
имею, что делать.
Как только я добираюсь до хижины, я вытаскиваю пистолет из
кобуры на лодыжке, держа его на боку. После двух быстрых вдохов я
пинаю дверь, но останавливаюсь, мой пистолет все еще на боку и ни
на что не нацелен.
Джейкоб Денвер сидит на диване, как будто он ждал меня.
Я наклоняю голову, мои глаза сужаются, и он сидит удобно,
полностью расслабленный.

Мои глаза бегают по сторонам, видя пустую комнату и голые
стены. Он говорит, а я сжимаю пистолет обеими руками, готовая
прицелиться в него, если он даст мне повод.
— Я знал, что ты придешь, - протягивает он, наклоняясь. — Так что
убери свой пистолет. Если бы я представлял угрозу, ты бы уже был
мертв. К счастью для тебя, мне нравится дышать, и я не уверен, что
Лана не будет против, если я сохраню кислород, если я дотронусь до
тебя.
Я бросаю на него пристальный взгляд, отпуская пистолет одной
рукой, держа его другой.
— Где она? - спросил я.
Он насмешливо фыркает. — Ты пришел один, а это значит, что ты
еще не сказал своей команде. Ну, кроме парня Леонарда, в чью
хижину ты ворвался, а потом выбежал немного позже.
— Ты наблюдаешь за нами. Большой сюрприз. Я уже знал это. Где
Виктория?
Его глаза слегка расширяются. — О, так ты теперь выяснил правду
вместо того, чтобы кинуться на нее с обвинениями и заставить
замолчать. Немного поздновато, тебе не кажется?
В его тоне слышится резкая горечь, как будто он ненавидит меня и
ждет, когда ему докажут, что он прав.»
— Ее зовут Лана. Виктория Эванс была убита этим городом.
Она не может быть Викторией Эванс. Ей пришлось заново создать
себя, просто чтобы найти в себе волю идти дальше. Ты назвал ее
больной, но ты понятия не имеешь, с чем столкнулся. Ты, блядь,
понятия не имеешь, что она пережила.
Его слова становятся злее с каждым новым предложением, и он
медленно встает.
Я крепче сжимаю пистолет одной рукой, настороженно наблюдая
за ним.
— Похоже, твои ноги работают просто отлично, - язвительно
замечаю я, глядя на человека, который играл в мире.
Он похлопывает себя по ногам. — Они работают лучше, чем твой
разум.

— Я думал, что она Кеннеди Карлайл, и у нее развилась
нездоровая одержимость семьей Эванс из-за двух случайных
случаев, когда их пути пересеклись со смертью. И...
— Кеннеди Карлайл была эгоцентричным наркоманкой, которая,
откровенно говоря, представлял собой гребаную угрозу обществу.
Это был только вопрос времени, когда она накурится так же, как ее
родители, напьется и убьет кого-нибудь. По воле судьбы, она убила
только дерево в ту ночь, когда покончила с собой. Казалось пустой
тратой совершенно хорошей личности и средств для того, кому нужно
было выжить»
— Я предположил, что это был ты, - спокойно говорю я. — Тот, кто
изменил ее мир.
— Фальсифицировать больничные записи на самом деле легко,
если вы знаете, с чего начать, - говорит он, снова постукивая по
бокам ног, которые он обманул, заставив мир поверить, что они
бесполезны. — Ей нужна была законная личность; ей нужны были
деньги; ей нужен был шанс. Если бы они узнали, что она выжила, они
бы пришли. А тогда? Они убили бы ее почти без усилий.
Он выдыхает, пытаясь унять свой гнев. Я продолжаю смотреть,
позволяя ему говорить, пытаясь понять все это так же, как и он.
— Когда она сказала мне, что трахается с агентом ФБР, у меня чуть
не случилась гребаная аневризма мозга, - говорит он, отводя взгляд и
невесело смеясь. — Я убил себя, пытаясь убедиться, что никто
никогда не узнает, кто она такая.
Его глаза снова встречаются с моими.
— Потом мы поговорили лицом к лицу, и она, блядь, улыбнулась,
когда произнесла твое имя. Она улыбнулась, как будто у нее была
надежда. Он сглатывает комок в горле. — Я заставил ее разделить
убийства на месяц, сказав ей, что это было более осторожно, когда
на самом деле...
— Ты беспокоился, что когда все это закончится, у нее больше не
будет цели оставаться в живых.
Его глаза блестят, и он прочищает горло, стоически кивая.
— Я тянул время, - тихо говорит он. — Но после того, как она
встретила тебя? Я видел так много гребаной надежды. С
сегодняшнего дня я вижу пустую оболочку. Я хотел ошибиться насчет

тебя, спецагент Беннетт. Я согласился со всеми ее изменениями в
наших планах. Ты знаешь, почему она отказалась позволить вам
услышать историю от Линди?
Я наклоняю голову, прежде чем засунуть пистолет сзади в штаны.
— Она хотела, чтобы мы услышали эту историю, когда мы приедем
сюда. Она хотела, чтобы это произвело максимальное впечатление.
Он пристально смотрит мне в глаза. — Она хотела, чтобы это
оказало на тебя максимальное влияние. К черту всех остальных.
Возможно, она все еще хочет отомстить, но все остальное
сосредоточено вокруг тебя. Она практически молилась, чтобы
Бугимен пришел за ней, просто чтобы она могла убить его и
покончить с угрозой, которую он представлял для твоей жизни. А ты
обращаешься с ней как с монстром. Почему? Потому что она
убивает? Вы относитесь к своим военным как к монстрам? Неужели
ты с таким же презрением смотришь на свое отражение? Потому что
я видел твое досье. С начала своей карьеры ты застрелил тринадцать
серийных убийц. Это были настоящие монстры, как и все мужчины,
которых убирала Лана.
Я шатаюсь на ногах, борясь с этой тонкой гранью между безумием
и здравомыслием.
— Но она должна что? Просто двигаться дальше и забыть, что это
случилось? - он идет дальше. — Потому что закон гласит, что мстить
монстрам неправильно, если у тебя нет значка или
правительственного указа? Он делает шаг ко мне, указывая пальцем
в мою сторону. — Это девушка, которая потратила годы на
тренировки, учась контролировать свой разум, чтобы оставаться в
здравом уме. То, что нашим военным или правоохранительным
органам даже не требуется. Эти люди? Они уничтожили всю ее
семью. Они уничтожили ее. Два гребаных ребенка! Его голос
срывается, - и он поворачивается ко мне спиной, когда его эмоции
берут верх.
Я даже не знаю, что сказать. Все, что угодно, кроме согласия,
привело бы к возможной вспышке насилия с его стороны, и по
какой-то причине я тоже не могу заставить себя полностью
согласиться вслух.
Я всегда был по одну сторону закона, неустанно добиваясь
справедливости по всем надлежащим каналам.

Но Лана попыталась. Джейк попытался. Им было отказано.
— Я любил его, - говорит он, оборачиваясь, непролитые слезы
пытаются пролиться из его глаз. — Я любил его и относился к нему
как к своему маленькому грязному секрету на публике, в то же время
любя его всем, что у меня было, за закрытыми дверями. Маркус
принял те объедки, которые я предложил, потому что он так сильно
любил меня, что не мог отпустить, хотя и заслуживал лучшего.
Слезы текут из его глаз, и он сердито смахивает их.
— За все эти годы не было ни разу, чтобы я задавался вопросом,
что бы я сделал для него с тех пор, как так ужасно подвел его, когда
он был еще жив. Я принимал его как должное. Я принимал то, что у
нас было, как должное. Я никогда не понимал, насколько чертовски
редким все это было или как быстро все это могло исчезнуть.
Он снова медленно опускается на диван, его колени, кажется,
подкашиваются.
— Лана... Я никогда не думал, что она кого-нибудь полюбит так,
как я любил Маркуса. Я думал, они сломали ее. Я думал, они украли
все до последней частички ее сердца. Единственное, что
поддерживало в ней жизнь, - это огонь внутри нее, который горел
чистой, неподдельной ненавистью.
Он поднимает глаза, снова встречаясь со мной взглядом. — Она
любила тебя. У нее было два видения того, как все это будет
происходить. Один заканчивался тем, что ты любил ее так же сильно,
как она любит тебя, и ты был бы рядом с ней, несмотря ни на что,
чувствовал бы ее боль, как если бы она была твоей собственной. К
сожалению, ты выбрал вариант номер два, доказав мою правоту, хотя
я отчаянно хотел, чтобы ты доказал, что я ошибаюсь.
Я все еще не могу найти нужных слов, и у него по-прежнему время
от времени текут слезы, когда он смотрит на меня с не меньшим
презрением.
— Настоящая любовь? Такой, какой дала тебе Лана? Это та
любовь, которая выходит за рамки обид на других и взывает только к
душе. Лана спасла ребенка. Лана рисковала всем, чтобы спасти тебя.
Лана спасла бесчисленное множество женщин, убив Племмонса. И
все же вы все еще считаете ее монстром, не соответствуя вашей
обобщенной многолюдной версии морали. В ваших глазах лучше
вечно быть жертвой, чем когда-либо снова почувствовать покой,

потому что настоящий монстр может умереть от рук того, кто не
проявит милосердия.
— Где Лана? - спросил я. - тихо спрашиваю я, стараясь не
волновать его еще больше.
— Если Лана захочет, чтобы ее нашли, она позволит тебе найти ее.
Знание ее личности ее не остановит. За всю свою жизнь
самоотверженного, любящего, невероятного человека Маркус
обратился только с одной эгоистичной просьбой. Я скорее сойду в
могилу, чем откажу ему в этой просьбе, и Лана тоже. Месть - вот все,
чего он хотел, он хотел от нее. И он отомстит.
— Где она? - спросил я. Я спрашиваю еще раз.
— Она позволила истории встать на свои места, медленно подводя
тебя к истине, позволяя ей утонуть... все пытки, которые она
перенесла. Вся боль, с которой столкнулась ее семья. Она изменила
абсолютно все, чтобы оправдать свои надежды на тебя. Способ все
испортить.
— Где она, Джейкоб? Я рычу.
Он смотрит на меня, и ухмылка пересекает его губы. — Я
предпочитаю Джейка, - язвит он. — И ты уже проиграл. Мы с Ланой
долгое время неустанно работали над описанием всего этого города,
решая все возможные пути, по которым пойдут ключевые игроки. Мы
готовы к любому исходу и остаемся на десять шагов впереди. Знание
нашей личности вам не поможет. На самом деле, сказать им, что это
Виктория восстала из могилы с моей помощью? Весь город охватит
паника.
У меня сводит челюсть, когда я смотрю на него сверху вниз.
— Где... Она?
— Это больше не твоя забота, - пренебрежительно говорит он. —
Я пришел сюда только для того, чтобы убедиться, что ее слова были
произнесены, так как ты сделал худшее, что мог сделать. Ты заставил
ее замолчать. Ты отказался слушать. Теперь я должен молиться,
чтобы я был достаточной причиной для того, чтобы она захотела
жить.
Я поднимаю пистолет, целясь в него, хотя на самом деле не
собираюсь нажимать на спусковой крючок.

— Где она? Я не буду спрашивать снова.
Его глаза становятся холоднее. — Как я уже сказал, мы
подготовились ко всем возможным исходам любой ситуации.
Он медленно поднимает руки, как будто собирается заложить их за
голову, но вместо этого засовывает что-то в уши.
— Я должен упомянуть, я даже прикинул, сколько времени займет
этот разговор.
Прежде чем я успеваю усомниться в этом, в мои уши врывается
пронзительный, пронзительный шум, и я бросаю пистолет, чтобы
схватиться за голову, которая, кажется, раскачивается, как барабан
под атакой. Я вынужден опуститься на колени, когда звук становится
мучительным для моих ушей, и мои глаза закрываются, когда я
пытаюсь встать.
Так же внезапно, как и начался, шум прекращается, и хотя моему
слуху может потребоваться несколько минут, чтобы прийти в норму, я
чувствую мгновенное облегчение. Мои глаза распахиваются, чтобы
увидеть, что Джейк уже ушел, и я смотрю на коробку на стене,
которая только что поставила меня на колени.
Он действительно, блядь, спланировал все до мельчайших деталей,
как и Лана. Только она надеялась на другой исход.
Мой разум словно прошел через гребаный блендер. Верх - это низ.
Правое - это левое. Хорошее - это плохо.
Прежде чем я могу остановить себя, я ударяю кулаком в стену,
игнорируя жгучую боль, которая пронзает мою руку, когда костяшки
пальцев ударяются о неумолимое дерево.
Я научился контролировать все свои эмоции задолго до того, как
поступил на службу в ФБР. Я научился скрывать свой гнев. Научился
быть стойким. Научился подавлять любое чувство, которое было
слишком сильным.
Но не сегодня.
Я разваливаюсь на части, швыряя все в салоне, когда мое сердце
вырывается из груди, и я крушу впервые за более чем пятнадцать лет.