Последний вагон

мамы привет», а потом они вместе ужинали и болтали до рассвета. Минхо 
хотелось узнать эту чудесную женщину поближе и, может, когда-нибудь 
познакомиться с ней.
— Папа у меня — полицейский, а мама всю жизнь работала химиком-лаборантом 
на заводе, — Джисон уже без стеснения сам берёт друга за руки, когда чем-то 
делится — привычка, а у Минхо другая привычка появилась — он теперь тоже 
часто смотрит на губы Джисона, которые плавно двигаются и тянутся в 
усмешке. — Живут в своём доме, и у них есть сад. Мама любит яблоки и часто 
готовит варенье и пироги сладкие… Я привезу тебе как-нибудь.
— Буду ждать.
— А… А твои родители?
— А мои живут на острове, и тоже в своём доме, — Минхо играется с пальцами 
друга и не видит, как тот мечтательно смотрит на него. Джисон никогда не 
видел моря, и Минхо хотелось бы его взять с собой на остров Чеджу и показать 
все любимые места детства. Когда-нибудь… — Мама работает учителем 
английского в школе, а вот папа… Он дома сидит, — Минхо слышит непонятный 
вздох и изучает лицо Джисона. Тот опять зачем-то грустную маску надел. — Он 
спасателем работал и травму получил, поэтому он в инвалидном кресле, но всё 
хорошо, Ханни, он… Он в порядке, просто ходить не может.
18/22

Джисон мрачнее тучи, и Минхо опять надумывает лишнего.
— Мы в детстве с ним наперегонки катались. Он на коляске, а я на велосипеде, 
— Минхо тихо смеётся, возвращаясь в своё прошлое. Ему не стыдно говорить о 
таком, ведь отец для него — герой, и пусть он по меркам врачей и других людей 
неполноценный, но для Минхо он самый полноценный, и даже больше.
— И ты выигрывал?
— Не-а, всегда выигрывал папа.
— А как… Как он… Ну… — Джисон силится что-то выдавить из себя, и Минхо 
хорошо успел его изучить. Видимо, эта тема тоже как-то перекликается с его 
прошлым. Надо бы сгладить этот рассказ и вспомнить ещё забавную историю, 
чтобы друг расслабился, но тут Джисон выдаёт то, от чего Минхо зависает и сам 
превращается в тучу. — А у меня мама ребёнка потеряла… У меня могла бы быть 
старшая сестра, представляешь? — Хан не моргает, боится, видимо, пропустить 
любую эмоцию, а лицо Минхо превратилось в камень. — Это всё из-за работы…
— Мне жаль, Ханни.
Снова Джисон не намеренно загоняет Минхо в клетку, где он может просто 
сидеть и переживать. Помочь, увы, тут нечем.
— Всё нормально. У неё ведь есть я, и… Хотя я…
Джисон замыкается, забирает свои пряничные ладони и хватается за кружку, 
как за щит. Минхо остаётся снова терпеливо ждать, пока друг отвиснет и 
вернётся к разговору.
— Мин, можно я… Я хочу рассказать… Признаться тебе…
Ну вот и всё. У Минхо в голове вихрь идей, и все они такие разные. Если сегодня 
тот самый вечер откровений, то сейчас Джисон скажет, что очки он иногда 
носит, чтобы выглядеть умнее. Или признается, что не боится темноты, а просто 
искал предлог остаться на ночь у него. А может, он ему скажет то, что Минхо 
давно видит и ждёт? «Ли Минхо, ты мне нравишься… Я влюблён в тебя… 
Поцелуй меня, наконец… » От этих мыслей и тайных желаний уже скулы сводит, 
потому что лицо растекается в идиотской улыбке.
— Только ты послушай, ладно? И если… Если ты больше не захочешь со мной 
дружить, то… Скажи мне лучше сразу, хорошо?
Весь восторг от предвкушения услышать заветное стирается. В голову ничего не 
приходит. Что может заставить Минхо отказаться от дружбы с этим светлым и 
мягким человеком, который и пахнет, как самый настоящий медовый пряник? 
Может, Джисон реально влюблён и так завуалированно намекает на отношения? 
Но по грустным глазам можно понять — никаких отношений, Минхо, даже не 
мечтай.
— Говори… — Минхо тянет открытые ладони ближе к другу, и тот накрывает их 
своими бархатными и тёплыми.
19/22

— Когда я был маленьким, я… Я на улице, видимо, что-то съел или… Я не знаю… 
Я отравился, и мама рассказывала, что я был почти при смерти. Когда меня 
доставили в больницу, врачи не знали, что со мной и почему я горю… Мама 
говорила, что я без сознания был и она умоляла что-нибудь сделать… Она 
боялась, что я тоже умру, и… И мне вкололи очень много антибиотиков и других 
лекарств… Ещё мне промывали желудок, и… В общем я тогда натерпелся, — 
Джисон впервые за время рассказа поднимает уголок рта. — Потом я помню, что 
было всё хорошо, меня выписали… А потом я… Я стал плохо слышать. Не сразу и 
лишь одним ухом, но… Год за годом становилось хуже, и врачи говорили, что 
это не пройдёт… Это от каких-то антибиотиков меня так… — Джисон не плакал, 
просто губы терзал маленькими зубками и продолжал вяло улыбаться. — Я 
инвалид, Минхо. У меня полная глухота на левое ухо, и…
— И ты читаешь по губам? — старшего как по голове ударило. — Поэтому на 
губы смотришь?
— Д-да…
Вот всё и встало на свои места. Джисону явно легче, ведь он признался, 
наконец, а Минхо сейчас тяжело, реально тяжело переварить и усвоить это всё. 
Его дурная голова всё это время думала, что Хан просто озабоченный скромняга, 
а оказалось… Оказалось, что это он сам придурок, который во всём видит иной 
подтекст. Как же стыдно.
— Ладно… Но… Я понимаю, что тебе, наверное, трудно, но почему я должен 
перестать с тобой… — Минхо не хотелось говорить слово «дружить», и 
«общаться» тут тоже не к месту. — Почему ты решил, что я откажусь от тебя?
— Я же больной и… Инвалид.
— Боже, Ханни, да ты самый нормальный из всех моих знакомых… Ты… Да какая 
разница, что ты не слышишь, плевать… Я ведь тоже не идеальный. Я хромаю и… 
— Минхо так хотелось все мысли высыпать, поэтому он торопился, сбивался и 
запинался, а Джисон слушал, приоткрыв рот, и иногда мотал головой. — Я 
считал тебя странным, но… Но ты оказался более чем нормальным, а если ты 
беспокоишься или тебе трудно, то есть же слуховой аппарат, и…
— Он не помогает, Мин, и я не хочу, чтобы другие видели, какой я.
— Ладно, — Минхо отпускает руки парня, и ему хватает нескольких секунд, 
чтобы обогнуть столешницу и снова прижаться к полюбившемуся теплу, по 
которому он иногда скучает в холодной постели. Джисон устраивается в 
объятиях и благодарит за то, что он такой…
— Ты хороший, Мин, очень хороший.
На слёзы время никто не тратит, потому что внутри необъяснимая лёгкость. Они 
просто жмутся друг к другу, и им хорошо. Один понимает другого, а второй 
радуется, что его не оттолкнули.
— А ты дурак, Ханни, — Минхо шепчет куда-то в макушку, пока младший трётся 
виском о грудь друга. — И я дурак, да… Мог бы и раньше сказать, я же…
— Что? — Джисон отрывается и задирает подбородок. — Тоже хочешь мне в чём-
20/22

то признаться?
Кофейные глаза изучают губы, смотрят и ждут, когда они произнесут хоть что-
нибудь. Волнение поутихло, но Джисон всё ещё ждёт подвоха, вот-вот Минхо его 
обидит, посмеётся… Он хороший друг, но и хорошие иногда оказываются 
плохими, лишь надевая костюм всепонимающего и доброго человека.
— Хочу, — Минхо сделал серьёзное выражение лица, специально решил над 
другом подшутить. — За что люблю Ремарка, так это за цитаты… Пока человек 
не сдаётся, он сильнее своей судьбы. Не помню, из какой это книги, но это точно 
он написал, и… Ханни, не сдавайся, ладно? И я не сдамся, пока ты… Пока ты 
меня не поцелуешь, в конце концов…
Вот теперь смеялись оба. Глаза в глаза, губа к губе. Минхо склонил голову и 
застыл, ожидая, что Джисон всё услышал, понял и вот-вот поцелует его по-
настоящему. Пришлось даже глаза закрыть, чтобы в ином случае не видеть, как 
младший испугается и отстранится. Секунда, две, три — и Джисон осторожно 
пробует подцепить верхнюю, чуть выпирающую губу парня, и Минхо убирает все 
тормоза, жадно припадая к розовым губам, которые успел выучить за 100 дней. 
Он торопится зачем-то, боясь, что Джисон оттолкнёт, но Хан лишь ближе 
двигается и ногами обвивает его бёдра. Высокий стул чуть поскрипывает, когда 
Минхо в прямом смысле слова наваливается на Джисона, потому что ему мало, 
ему хочется больше мёда на своих губах.
— Мин, ты…
— Ханни, я… Я, наверное, люблю тебя.
Минхо не помнит цитат Ремарка о любви, да и это не важно. Пока Джисон 
трогает его шею, пальчиками лаская чувствительные места, Минхо тоже 
чувствует, что Джисон без слов показывает свои чувства. Он не просто сладко 
выдыхает, он воздухом признаётся ему. Он тоже, видимо, любит. Больше у них 
не осталось секретов. Они как 2 раскрытые страницы книги, которые всегда 
рядом, знают содержание друг друга вдоль и поперёк, и, пока рука судьбы не 
разорвёт их, они будут вместе. Они рядом и сейчас, и завтра, и через неделю.
— И когда ты понял? Ну… Что…
— Когда ты дал мне последний пазл, и всё… Картинка сложилась, Ханни.
— Тогда я должен ещё кое в чём признаться… Ты… Ты понравился мне очень 
давно, Мин. Я заметил твои синие волосы, и ты так напоминал мне море, о 
котором я мечтаю, — Джисон пару раз чмокнул парня в нос и глупо хихикнул. — 
А когда ты подошёл, я подумал, что ты будешь ругаться за то, что… Что я 
смотрел на тебя многие месяцы… Я испугался тогда.
— Ты дурак, Хан Джисон.
— А ты самый прекрасный человек, Ли Минхо, и… И это я первый влюбился в 
тебя, — Хан пальчиком ткнул Минхо в грудь, как бы ставя точку. — И спасибо 
тебе, что принял меня таким.
— Таким? — в голове стучали банальные шутки, но рот надёжно захлопнулся на 
замок. Не время сейчас портить момент своей клоунадой.
21/22

— Ага, таким.
— Таким, значит? Ты… — Минхо смотрел прямо в глаза, обхватив мило личико 
двумя руками. — Ты для меня такой медовый, нежный, чуткий и ужасно 
странный, но… Я не вижу твоих изъянов, для меня это ничего не значит, Ханни. 
Ты обычный, нормальный, но в то же время самый-самый странный и… 
Волшебный ты, понял? — Ли не удержался и снова поцеловал на удачу перед 
тем, как спросить самое главное. — Просто позволь мне любить тебя и быть 
рядом, ладно?
— Ладно… — Джисон тоже вытянул губы, чтобы «подписать» этот договор 
поцелуем. — Тогда… Тогда я подарю тебе своё сердце, ладно? А ты обещай, что 
не разобьёшь его, Мин.
— Обещаю, Ханни.
«Если к кому-то потянулась душа, не сопротивляйтесь. Она единственная 
точно знает, что нам надо»
Эрих Мария Ремарк
Примечание к части
Автор будет счастлив и рад не только видеть ваши комментарии, но и видеть
вас на ТГ канале, где ещё больше нежности и комфорта 
https://t.me/+Gc69UBxuZv42NTRi
22/22