сатиралық, юморлық образды өркендетуші ақын

192 
 
The article analyzes the M.Zhamanbalinova poems, lyrical which precisely shows the images 
of  young  heroes.  The  ideological  and  thematic  surveys  of  the  poet  varied.  They  transferred  the 
experiences and aspirations of young heroes. Created by their humorous and satirical images. The 
article also analyzes the works of other scholars on the work of the poet. 
 
 
 
 
УДК 821.161.1 
А.К. Казкенова 
Казахский национальный педагогический университет имени Абая 
Алматы, Казахстан 
 
РЕФЕРЕНЦИАЛЬНЫЕ ИСТОРИИ И ТИПЫ ПЕРСОНАЖЕЙ 
(на примере романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита») 
 
 
Данная  статья  посвящена  вопросу  о  построении  референциальных  историй 
персонажей  в  романе  М.А.  Булгакова  «Мастер  и  Маргарита».  В  центр  внимания  были 
помещены персонажи, чьи имена были введены в текст  не сразу (или вообще не введены): 
Воланд  и  его  свита,  Мастер  и  Маргарита,  московские  следователи.  Анализу  подвергались 
все  приемы  художественной  референции  (помимо  прямого  именования),  в  том  числе 
приемы,  актуализирующие  референциальный  потенциал  грамматических  средств  русского 
языка.  В  статье  аргументируется  зависимость  построения  референциальных  историй 
персонажей  от  художественного замысла  автора.  В частности,  они  могут  указывать  на  
принадлежность персонажей к тем или иным типам. 
 
 
Ключевые  слова:  «Мастер  и  Маргарита»  М.А.  Булгакова,  художественный  текст, 
персонаж, референция, референциальная история 
 
В  статье  показывается,  как  разные  стратегии  построения    референциальных  историй 
используются  автором  для  указания  принадлежности  персонажей  к  тем  или  иным  типам, 
фактически  становясь  частью  характеристики  этих  персонажей.  Анализ  референциальных 
историй персонажей строится на примере романа М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита". 
Под  «референциальной  историей»  здесь  понимается  «цепочка  анафорических  связей 
между  предыдущим  и  последующим  вхождениями  выражений,  относящихся  к  одному  и 
тому же референту» [1, 411].  
В рамках статьи нас будут интересовать только те референциальные истории, которые 
связаны с отложенной интродукцией имени персонажа или же авторским отказом от прямого 
именования (несостоявшимся именованием). В частности, отклонения от непосредственного 
именования  связаны  с  тремя  типами  персонажей  булгаковского  романа:  1.  Воландом  и  его 
свитой, 2. Мастером и Маргаритой, 3. московскими следователями. 
Имея 
столь 
нетривиальные 
референциальные 
истории, 
данные 
персонажи 
противопоставляются  в  романе  другим  –  прежде  всего  большинству  жителей  Москвы  и 
Ершалаима  (количество  персонажей    романа  превышает  500  [2,  475]),  для  которых 
характерно  введение  имени  (иногда  полного)  при  первом  же  упоминании,  ср.:  Никанор 
Иванович  Босой,  Аркадий  Аполлонович  Семплеяров,  Иешуа  Га-Ноцри,  Понтий  Пилат. 
Вопрос  об  имени  или  фамилии  неоднократно  задается  на  протяжении  всего  романа  в 
ситуациях  знакомства  и  идентификации  личности.  Роль  имени  в  художественном  мире 
романа исключительна, и на этом фоне безымянность также становится маркированной.   
По  отношению  к  поименованным  героям  романа  действительно  следующее 
утверждение:  «если  исходить  из  того,  что  персонажи  имеют  имена  и  что  создатель  текста 
стремится  к  коммуникативной  ясности,  то  и  персонаж,  и  имя  персонажа  должны  быть 

193 
 
представлены  адресату  так,  чтобы  он  без  затруднения  произвел  операцию  идентификации, 
построив  в  своем  сознании  (хотя  бы  на  момент  восприятия  текста)  «жестко 
десигнированную»  цепочку  «имя  –  персонаж».  [3,  101].  В  свою  очередь  это  связано  с 
«базисной моделью текста», в соответствии с которой «адресат речи стремится прежде всего 
вынести  из  начала  повествования  подтверждение  бытия  в  некоторой  предметной  области 
объекта, о котором будет идти речь, сведения о его принадлежности к определенному классу 
и о способе его именования» [4, 366].  
С другой стороны, противопоставление «обычным героям» определяет сближение трех 
перечисленных типов персонажей в художественном пространстве романа. 
Построение  референциальных  историй,  на  которых  мы  останавливаемся,  имеет  как 
сходство, так и различия. Сходство определяется прежде всего тем, что в трех случаях (хотя 
и по-разному) используются стратегии, в которых обыгрываются способы интродукции имен 
в  текст  и  безымянность.    В  этой  ситуации  приобретают  значимость  другие  способы 
референции персонажа: приемы указания, описание внешности (в том числе с разных точек 
зрения), «самопрезентация» героя, формы обращения к нему и т.д. Кроме того, используются 
многочисленные  грамматические  средства  русского  языка,  «позволяющие,  указывая  на 
объект,  обозначить  его  опосредованно,  завуалировать  его  название  намеренно,  окутать 
тайной, представить вообще неизвестным говорящему» [5, 124 – 125]. 
Тем  не  менее  разные  комбинации  этих  способов,  их  разная  «концентрация»  и 
последовательность использования определяют своеобразие той или иной референциальной 
истории.  Рассмотрим  каждую  стратегию  построения  референциальной  истории  по 
отдельности. 
В  случае  Воланда  и  свиты  референциальные  истории  могут  быть  представлены  как 
переход  от  описания  (дескрипций)  к  именованию  (в  значительной  степени  условному). 
Причем  именованием  референциальная  история  еще  не  завершается  именно  в  силу 
условности имени. 
Описание  Воланда  и  его  помощников  каждый  раз  дается  через  призму  восприятия 
какого-либо  персонажа,  жителя  Москвы.  При  этом  повествователь  активно  вносит  свои 
ремарки.  Его  «осведомленность»  компенсирует  отсутствие  имен  персонажей  и  помогает 
читателю их идентифицировать. 
Первым  из  свиты  в  романе  появляется  Коровьев.  Референциальная  история  данного 
персонажа начинается с неоднократно повторяющегося описания его внешности. Мы видим 
Коровьева  глазами  Берлиоза,  Бездомного,  Лиходеева  и  Босого.  Портрет  Коровьева 
складывается  из  следующих  примет:  длинный,  клетчатый,  усы-пёрышки,  пенсне  с  одним 
треснувшим  стеклышком...  Неоднократное  повторение  этих  примет,  как  полагает  автор, 
позволяет читателям узнавать Коровьева: Ах, если бы здесь был Иван Николаевич! Он узнал 
бы  этого  субъекта  сразу!;  За  столом  покойного  сидел  неизвестный,  тощий  и  длинный 
гражданин  в  клетчатом  пиджачке,  в  жокейской  шапочке  и  в  пенсне…  ну,  словом,  тот 
самый (здесь и далее цит. по [6]). 
Себя  Коровьев  называет  по-разному:  «бывшим  регентом»,  «переводчиком»,  «ихним 
помощником»  (Маг, регент, чародей, переводчик или черт его знает кто на самом деле − 
словом, Коровьев). 
Встреча с Никанором Ивановичем Босым интересна тем, что впервые на вопрос Босого 
произносится  фамилия  «Коровьев»:  Фамилия  моя,  −  ничуть  не  смущаясь  суровостью, 
отозвался гражданин, − ну, скажем, Коровьев.  
Примечательно,  что  для  всех  представителей  тьмы  в  романе  характерна  отложенная 
интродукция  имени:  имя  Воланда  звучит  только  в  7  главе,  Бегемота  –  в  12,  Геллы  –  в  22. 
Единственный персонаж, имя которого звучит при его первом появлении, – Азазелло: − Ты 
не похож на архиерея, Азазелло, − заметил кот... 
С  другой  стороны,    имена  этих  персонажей  (подобно  маскам,  которыми  они 
прикрываются)  условны  и  изменчивы.  Это  подчеркивает  и  Коровьев  в  предыдущем 

194 
 
фрагменте, и Азазелло: − Ну хорошо, зовут меня Азазелло, но ведь все равно вам это ничего 
не говорит.  
Второе  имя  Коровьева  упоминает  Воланд  на  сеансе  черной  магии:  −  Скажи  мне, 
любезный  Фагот,  −  осведомился  Воланд  у  клетчатого  гаера,  носившего,  по-видимому,  и 
другое наименование, кроме «Коровьев», − как по-твоему, ведь московское народонаселение 
значительно изменилось? 
Более того, сам факт наличия устойчивого имени осмеивается помощниками Воланда: 
 …Софья Павловна покорно спросила у Коровьева: 
− Как ваша фамилия? 
−  Панаев,  −  вежливо  ответил  тот.  Гражданка  записала  эту  фамилию  и  подняла 
вопросительный взор на Бегемота. 
− Скабичевский, − пропищал тот, почему-то указывая на свой примус. 
Софья  Павловна  записала  и  это  и  пододвинула  книгу  посетителям,  чтобы  они 
расписались  в  ней.  Коровьев  против  Панаева  написал  «Скабичевский»,  а  Бегемот  против 
Скабичевского написал «Панаев»
1
. 
В конце романа маски исчезают и Маргарита видит героев в их настоящем обличии: На 
месте того, кто в драной цирковой одежде покинул Воробьевы горы под именем Коровьева-
Фагота,  теперь  скакал,  тихо  звеня  золотою  цепью  повода,  темно-фиолетовый  рыцарь  с 
мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом. Он уперся подбородком в грудь, он не глядел 
на  луну,  он  не  интересовался  землею  под  собою,  он  думал  о  чем-то  своем,  летя  рядом  с 
Воландом. 
Вместе  с  тем  однажды  ранее  Гелла  обращалась  к  Коровьеву  в  соответствии  с  его 
настоящим  статусом:  Рыцарь,  тут  явился  маленький  человек,  который  говорит,  что  ему 
нужен мессир.  
Референциальная история Воланда имеет сходные черты, но построена сложнее. В его 
обличии  нет  постоянных  атрибутов,  как  в  случае  с  Коровьевым.  Изменчивость  внешности 
породила различия в показаниях свидетелей, о чем повествователь сразу же предупреждает 
читателей:  Впоследствии,  когда,  откровенно  говоря,  было  уже  поздно,  разные  учреждения 
представили  свои  сводки  с  описанием  этого  человека.  Сличение  их  не  может  не  вызвать 
изумления... Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится. 
При  всей  изменчивости  внешности  Воланда  постоянными  остаются  низкий  тембр 
голоса,  черный  цвет  одежды  (…рядом  с  зеркалом  увидел  неизвестного  человека,  одетого  в 
черное  и  в  черном  берете;  Прибывшая  знаменитость  поразила  всех  своим  невиданным  по 
длине  фраком  дивного  покроя  и  тем,  что  явилась  в  черной  полумаске;  Как  показалось 
буфетчику, на артисте было только черное белье и черные же остроносые туфли), шпага 
(...  в  лунном,  всегда  обманчивом,  свете  Ивану  Николаевичу  показалось,  что  тот  стоит, 
держа  под  мышкою  не  трость,  а  шпагу;  Воланд  взял  с  постели  длинную  шпагу, 
наклонившись, пошевелил ею под кроватью…; Воланд оказался в какой-то черной хламиде со 
                                                        
1
  Следует  отметить,  что  в  булгаковской  Москве  также  имеют  место  недоразумения  с 
именами, ср.:  
− …Надел что было, потому что спешил в ресторан к Грибоедову. 
Врач вопросительно посмотрел на Рюхина, и тот хмуро пробормотал: 
− Ресторан так называется. 
− Ага, − сказал врач, − а почему так спешили? Какое-нибудь деловое свидание? 
− Консультанта я ловлю, − ответил Иван Николаевич и тревожно оглянулся. 
− Какого консультанта? 
− Вы Берлиоза знаете? − спросил Иван многозначительно. 
− Это… композитор? 
Иван расстроился. 
− Какой там композитор? Ах да, да нет! Композитор − это однофамилец Миши Берлиоза! 
 

195 
 
стальной  шпагой  на  бедре).  Воланд  представляется  «консультантом»,  «профессором», 
«специалистом  по  черной  магии»,  его  помощники  неизменно  почтительно  называют  его 
«мессир». 
Имя  «иностранца»  постоянно  вызывает  затруднения.  Так,  Иван  Бездомный  не  может 
прочитать  его  фамилию  (поэт  успел  разглядеть  на  карточке  напечатанное  иностранными 
буквами  слово  «профессор»  и  начальную  букву  фамилии −  двойное  «В»),  а в  Грибоедове  не 
может вспомнить (− То-то фамилия! − в тоске крикнул Иван, − кабы я знал фамилию! Не 
разглядел  я  фамилию  на  визитной  карточке…  Помню  только  первую  букву  «Ве»,  на  «Ве» 
фамилия! Какая же это фамилия на «Ве»? − схватившись рукою за лоб, сам у себя спросил 
Иван  и  вдруг  забормотал:  −  Ве,  ве,  ве!  Ва…  Во…  Вашнер?  Вагнер?  Вайнер?  Вегнер? 
Винтер? − волосы на голове Ивана стали ездить от напряжения). В Варьете также не могут 
вспомнить фамилию (Как фамилия-то этого мага? Василий Степанович не знает, он не был 
вчера  на  сеансе.  Капельдинеры  не  знают,  билетная  кассирша  морщила  лоб,  морщила, 
думала,  думала,  наконец  сказала:−  Во…  Кажись,  Воланд.  А  может  быть,  и  не  Воланд? 
Может  быть,  и  не  Воланд,  может  быть,  Фаланд).  Сам  герой  впервые  представляется  в 
романе Лиходееву: − Профессор черной магии Воланд, − веско сказал визитер... 
В  описании  встречи  Маргариты  с  Воландом  перед  балом  актуализируются 
грамматические  средства  русского  языка,  позволяющие  компенсировать  отсутствие  имени 
(местоимения, 
местоименно-определительное 
придаточное, 
субстантивированное 
причастие): Взор ее притягивала постель, на которой сидел тот, кого еще совсем недавно 
бедный Иван на Патриарших прудах убеждал в том, что дьявола не существует. Этот 
несуществующий и сидел на кровати. 
Слово сатана появляется в тексте нечасто: впервые в ночном разговоре Бездомного и 
Мастера,  позже  в  названии  главы  «Великий  бал  у  сатаны».  Но  с    ним  коррелирует  слово 
черт,  настойчиво  повторяемое  на  протяжении  всего  романа  в  составе  многочисленных 
фразеологизмов.  
Неуловимость облика Воланда подчеркнута и в конце романа: каков он, настоящий, не 
ясно (при том, что истинное обличие его спутников описано так, как это видит Маргарита). 
Главная  героиня  лишь  отмечает:  И,  наконец,  Воланд  летел  тоже  в  своем  настоящем 
обличье.  Маргарита  не  могла  бы  сказать,  из  чего  сделан  повод  его  коня,  и  думала,  что 
возможно, что это лунные цепочки и самый конь − только глыба мрака, и грива этого коня 
− туча, а шпоры всадника − белые пятна звезд
2
. 
Другой  способ  построения  референциальной  истории  использован  в  случае 
представления  Маргариты  и  Мастера.  Референциальная  история  главной  героини  романа 
начинается в печальном рассказе Мастера о своей жизни. Ее имя не названо, облик не описан 
(упомянуто  ее  черное  весеннее  пальто  и  голос,  «низкий  довольно-таки,  но  со  срывами»), 
Мастер  ограничивается  лишь  указанием  на  героиню:  Она  несла  в  руках  отвратительные, 
тревожные желтые цветы. На вопрос Ивана «А кто она такая?» ответом был жест Мастера, 
«означавший, что он никогда и никому этого не скажет». В сцене свидания с Маргаритой 
он называет ее Марго: Не плачь, Марго, не терзай меня. Мне страшно, Марго! 
Позже  в  «объективном»  авторском  повествовании  вводится  ее  имя  –  Маргарита 
Николаевна,  указывается  возраст  (30  лет),  дается  весьма  скудное  описание  внешности.  На 
внешности  Маргариты  автор  сосредоточен  лишь  в  моменты  ее  преображения:  после 
использования крема Азазелло, во время подготовки к балу, после смерти.  
Имя Маргарита несет большую символическую нагрузку и имеет разветвленные связи с 
произведениями мировой литературы. Но настоящий смысл имени раскрывается не сразу. В 
первую  очередь  оно  вызывает  ассоциации  с  Маргаритой  из  «Фауста»  И.-В.  Гёте,  но,  как 
утверждает Б.М. Гаспаров, Маргарита М.А. Булгакова на самом деле ей противопоставляется 
                                                        
2
 Как предполагает Б.М. Гаспаров, в романе Мастера вездесущий Воланд фигурирует в образец Афрания [7, 61 
– 63]. Референциальная история этого персонажа подтверждает справедливость такого предположения. 

196 
 
[7,  67].  В  романе  выявляется,  что она  является  прапрапраправнучкой  одной  из  французских 
королев, жившей в шестнадцатом веке.  
Неслучайность  имени  главной  героини  находит  такое  художественное  объяснение: 
−Установилась  традиция,  −  говорил  далее  Коровьев,  −  хозяйка  бала  должна  непременно 
носить имя Маргариты, во-первых, а во-вторых, она должна быть местной уроженкой. А 
мы,  как  изволите  видеть,  путешествуем  и  в  данное  время  находимся  в  Москве.  Сто 
двадцать  одну  Маргариту  обнаружили  мы  в  Москве,  и,  верите  ли,  −  тут  Коровьев  с 
отчаянием хлопнул себя по ляжке, − ни одна не подходит. И, наконец, счастливая судьба….  
Появление  главного  героя  (ср.  Название  главы  13  «Явление  героя»)  сопровождается 
«прономинальными»  [8,  231  –  232]  номинациями  мужчина,  гость,  субстантивированным 
прилагательным  неизвестный.  Описание  его  внешности  ведется  с  точки  зрения  Ивана 
Бездомного: С балкона осторожно заглядывал в комнату бритый, темноволосый, с острым 
носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос человек примерно 
лет тридцати восьми. 
Однако  главный  герой  романа  остается  без  имени.  Такая  безымянность  —  итог  его 
сознательного  выбора:  −  Я  −  мастер,  −  он  сделался  суров  и  вынул  из  кармана  халата 
совершенно засаленную черную шапочку с вышитой на ней желтым шелком буквой "М". Он 
надел эту шапочку и показался Ивану в профиль и в фас, чтобы доказать, что он − мастер. 
− Она своими руками сшила ее мне, − таинственно добавил он. 
− А как ваша фамилия? 
− У меня нет больше фамилии, − с мрачным презрением ответил странный гость, − я 
отказался от нее, как и вообще от всего в жизни. Забудем о ней. 
Напомним,  что  это  контрастирует  с  именованием  любого,  самого  незначительного, 
единожды встречающегося в тексте романа персонажа.  
Как отмечает И.Н. Сухих, «Мастер – самый функциональный и не проявленный из всех 
центральных персонажей книги» [2, 482]. Однако отсутствие имени (как и отсутствие какой-
либо активной деятельности) компенсируется подробным рассказом Мастера о своей жизни 
(по  сути,  исповедью).  Иван  вспоминает  историю  травли  Мастера,  фактически 
идентифицирует его с одним из знакомых ему литераторов, но имя вспомнить не может (− А, 
помню, помню! − вскричал Иван. − Но я забыл, как ваша фамилия!). 
Буква «М», по мнению Б.М. Гаспарова, сокращение не только от слова «мастер», но и, 
возможно,  от  имени  автора  Михаил  или  от  фамилии  Мандельштам  (описание  параллелей 
жизни Мастера с биографией автора и биографией О. Мандельштама см. [7, 66 – 67]). Кроме 
того,  она  вызывает  ассоциации  с  буквой  В,  предшествовавшей  появлению  имени  Воланд. 
Таким образом, не только безымянность героя, но и слово Мастер
3
, заменившее герою его 
настоящее имя, и буква М становятся в романе многомерными символами. 
Как и помощники Воланда, Мастер в конце романа переживает метаморфозы: Волосы 
его  белели  теперь  при луне  и  сзади  собирались  в  косу,  и  она летела  по  ветру.  Когда  ветер 
отдувал  плащ  от  ног  мастера,  Маргарита  видела  на  ботфортах  его  то  потухающие,  то 
загорающиеся звездочки шпор. Подобно юноше-демону, мастер летел, не сводя глаз с луны, 
но  улыбался  ей,  как  будто  знакомой  хорошо  и  любимой,  и  что-то,  по  приобретенной  в 
комнате N 118-й привычке, сам себе бормотал. 
Еще  одна  группа  персонажей  без  имени    –  это  следователи,  которым  было  поручено 
распутать  темное  дело  Воланда  и  его  сообщников.  Безымянность  следователей  нельзя 
объяснить  лишь  их  периферийным  положением  в  системе  образов  романа,  она  несет 
определенную художественную нагрузку.  
Пожалуй,  впервые  следователи  появляются,  когда  Маргарита  в  сопровождении 
Азазелло,  оба  невидимые,  проходят  в  квартиру  №50.  Отличительной  чертой  этих  людей 
является  не  только  и  не  столько  безымянность,  сколько  подчеркнутая  безликость: 
Маргарита заметила томящегося в ней человека в кепке и высоких сапогах, вероятно, кого-
                                                        
3
 В булгаковском тексте слово мастер неизменно пишется с начальной строчной буквой.   

197 
 
то поджидавшего... Второго, до удивительности похожего на первого, человека встретили 
у шестого подъезда.... Третий, точная копия второго, а стало быть, и первого, дежурил на 
площадке третьего этажа.  Ср. также: большая компания мужчин, одетых в штатское. 
Но  подробно  о  деятельности  следователей  речь  идет  в  главе  27.  Обращает  на  себя 
внимание метонимическое обозначение следователей: Но в это время, то есть на рассвете 
субботы, не спал целый этаж в одном из московских учреждений...; После обеда в пятницу 
в квартире... раздался звонок, и мужской голос попросил к телефону Аркадия Аполлоновича; 
Николай Иванович не очень удивил следствие, выложив на стол шутовское удостоверение о 
том, что он провел время на балу у сатаны. 
Художественной  задаче  подчинены  и  ресурсы  грамматики  (ср.  встречу  Маргариты  с 
Воландом).  Так,  обращает  на  себя  внимание  употребление  неопределенно-личных 
конструкций:  В квартире N 50 побывали, и не раз, и не только осматривали ее чрезвычайно 
тщательно,  но  и  выстукивали  стены  в  ней,  осматривали  каминные  дымоходы,  искали 
тайников; 
сложноподчиненных 
предложений 
с 
местоименно-определительными 
придаточными: Надо отдать справедливость тому, кто возглавлял следствие. Пропавшего 
Римского разыскали с изумляющей быстротой; пассивные конструкции: Во все города были 
разосланы 
телеграммы 
с 
запросами 
о 
Лиходееве; 
ситуативно 
используемые 
субстантивированные  слова:  Подымающиеся  по  парадной  лестнице  тем  временем  уже 
были  на  площадке  третьего  этажа;    существительные  с  собирательной  семантикой:  Там 
его, к сожалению, также безрезультатно обстреляла охрана, стерегущая дымовые трубы, 
и кот смылся в заходящем солнце, заливавшем город; неопределённые местоимения: Кто-то 
на ходу успел набрать телефонный номер пожарной части, коротко крикнуть в трубку... 
Персонифицированный, но безымянный образ следователя представлен лишь однажды: 
Дверь  Иванушкиной  комнаты  N  117  отворилась  под  вечер  пятницы,  и  в  комнату  вошел 
молодой,  круглолицый,  спокойный  и  мягкий  в  обращении  человек,  совсем  непохожий  на 
следователя, и тем не менее один из лучших следователей Москвы
4
.  
Таким  образом,  референциальная  история  следователей  строится  в  направлении  от 
метонимического  переноса  к  обобщенно-безличному,  подчеркнуто  собирательному 
обозначению. Столь сложные референциальные истории, игры с именами и безымянностью 
причудливо  объединяют,  на  первый  взгляд,  совершенно  разные  персонажи.  Тем  не  менее 
такое объединение в художественном пространстве романа не выглядит случайным. Мастер 
и  Маргарита  не  заслуживают  света,  но  получают  лишь  покой,  дарованный  Воландом.  В 
конце  романа они,  покидая  Москву,  сливаются  с  его  свитой.  С  другой  стороны,  проекцией 
Воланда  в  романе  Мастера  является  Афраний,  начальник  тайной  стражи,  со  своими 
помощниками. Это скрепляет ассоциации между Воландом и его свитой, с одной стороны, и 
московским  следствием,  с  другой.  Исчезновение  людей,  проживавших  в  квартире  №50, 
имело  мистические  причины,  но  само  исчезновение  людей  в  то  время  было  отнюдь  не 
проявлением «нечистой силы».  
Таким  образом,  стратегии  построения  референциальных  историй  определяются 
художественным  замыслом  автора  и  маркируют  принадлежность  персонажей    к  тому  или 
иному типу. 
 
Список литературы 
1  Булыгина  Т.В.,  Крылов  С.А.  Референт  //  Языкознание.  Большой  энциклопедический 
словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. – 2-е изд. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. – С. 
410 – 411. 
2  Сухих  И.Н.  «Мастер  и  Маргарита»  М.  Булгакова:  роман-лабиринт  //  Русская 
литература  ХХ  века:  Школы,  направления,  методы  творческой  работы.  Учебник  для 
                                                        
4
 Ср. также с описанием внешности артиста, убеждавшего сдавать валюту во сне Никанора Ивановича: Из кулис 
тут  вышел  артист  в  смокинге,  гладко  выбритый  и  причесанный  на  пробор,  молодой  и  с  очень  приятными 
чертами лица. 

198 
 
студентов  высших  учебных  заведений  /  Под  ред.  С.  И.  Тиминой.  –  СПб:  Издательство 
«Logos», 2002. – С. 466 – 487. 
3  Васильева  Н.В.  Собственное  имя  в  мире текста.  Изд.  2-е,  испр.  –  М.:  Книжный  дом 
«ЛИБРОКОМ», 2009. – 224 с. 
4  Арутюнова  Н.Д.  Предложение  и  его  смысл. Логико-семантические  проблемы.  –  М.: 
Наука, 1976. – 383 с. 
5  Папина  А.Ф.  Текст:  его  единицы  и  глобальные  категории:  Учебник  для  студентов-
журналистов и филологов. – М.: Едиториал УРСС, 2002. – 368 с. 
6  Булгаков  М.А.  Мастер  и  Маргарита  //  Пьесы.  Романы.  /  Сост.,  вступ.ст.  и  примеч. 
В.М. Акимова: Ил. Е.М. Белоусовой. – М.: Просвещение, 1991. – С. 377 – 762. 
7  Гаспаров  Б.М.    Из  наблюдений  над  мотивной  структурой  романа  М.А.  Булгакова 
«Мастер и Маргарита» // Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе ХХ века. 
– М.: Наука. Издательская фирма «Восточная литература», 1993. – С. 28 – 82. 
8 Шмелев А.Д. Русский язык и внеязыковая действительность. – М.: Языки славянской 
культуры, 2002. – 496 с. 
 
 
Мақалада М.А.  Булгаковтың  «Мастер  мен  Маргарита»  романындағы  кейіпкерлердің 
референциалды  тарихының  құрылу  стратегиясы  қарастырылады.  Ең  басты  назарда 
аттары  мәтінге  бірден  кірмеген  (немесе  мүлдем  кірмеген)  кейіпкерлер:  Воланд  пен  оның 
көмекшілері,  Мастер  мен  Маргарита,  мәскеулік  тергеушілер  тұрады.  Талдауға  көркем 
референцияның  барлық  тәсілдері  (тікелей  атаулардан  басқасы),  оның  ішінде  орыс  тілінің 
грамматикалық  құралдарының  референциалды  әлеуетін  жандандыратын  тәсілдер  де 
ұшыраған.  Мақалада кейіпкерлердің  референциалды  тарихы  құрылуының  автордың  көркем 
ойына  тәуелділігі  көрсетіледі.  Атап  айтқанда, референциалды  тарихының  құрылу 
ерекшеліктері  кейіпкерлердің  сол  немесе  басқа  да  түрлерге  жататынын  көрсететіні 
дәлелденген. 
 
 
The  article  deals  with  the  strategy  of  building  referential  stories  of  characters  in  the  novel 
M.A. Bulgakov's "Master and Margarita". The focus is on the characters, whose names have been 
introduced into the text not right away (or never entered): Woland and his assistants, The Master 
and  Margarita,  Moscow  investigators.  The  analysis  was  all  the  tricks  of  the  art  reference  (in 
addition  to  the  direct  naming),  including  techniques  actualizing  referential  potential  grammatical 
means  of  the  Russian  language.  The  article  shows  the  construction  of  referential  stories  of 
characters from the artistic intent of the author. In particular, it is argued that the characteristics of 
the construction of referential stories may indicate the characters belonging to  the different types. 
 
 
 
УДК 82/821(100-87)  
Ж.Т. Қобланов 
Ш. Есенов атындағы Каспий мемлекеттік технологиялар  
және инжиниринг университеті  
Ақтау, Қазақстан  
koblanov64@mail.ru 
 

жүктеу/скачать 4,73 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: