Робин Хобб Королевский убийца

— Впусти меня, — сказал я тихо в ответ на испепеляющий взгляд шута.

— Нет, — сказал он спокойно и начал закрывать дверь. Я надавил на нее плечом, и Баррич помог мне. Это был первый и последний раз, когда я использовал силу против шута. Я не получил никакого удовольствия, доказав, что физически сильнее, чем он. Выражение его лица, когда я отодвинул его, было таким, какого никто не должен видеть на лице друга.

Король сидел перед камином и что-то бормотал. Будущая королева тоскливо сжалась подле него, а Розмэри дремала у ее ног. Кетриккен встала и с удивлением посмотрела на нас.

— Фитц Чивэл? — спросила она тихо. Я быстро подошел к ней.

— Я должен многое объяснить, и у меня для этого очень мало времени. То, что нужно сделать, должно быть исполнено сейчас, немедленно, — я помолчал, обдумывая, как лучше растолковать это ей. — Вы помните день вашего обручения с Верити?

— Конечно, — она посмотрела на меня так, как будто я внезапно помешался.

— Он использовал тогда Августа, члена группы Скилла, чтобы оказаться рядом с вами, в вашем сознании, и открыть вам свое сердце. Вы помните это?

Она покраснела.

— Конечно, я помню. Но я не думала, что кто-то еще знает об этом.

— Немногие знают, — я огляделся и увидел, что шут и Баррич слушают этот разговор с широко раскрытыми глазами. — Верити обращался к вам Скиллом через Августа. Он очень силен в Скилле, вы знаете. Вы знаете также, как он защищает Скиллом наши берега. Это родовая магия, талант семьи Видящих. Верити унаследовал ее от своего отца. А я получил некоторую долю Скилла от моего.

— Почему ты мне это рассказываешь?

— Потому что я не верю в то, что Верити умер. Раньше, как мне говорили, король Шрюд был силен в Скилле. Теперь это уже не так. Его болезнь истощила Скилл, так же как многое другое. Но мы можем убедить его попытаться связаться с Верити. Если ему удастся. Я могу дать ему мою силу, чтобы поддержать его. И тогда он, возможно, дотянется до Верити.

— Это убьет его, — без выражения произнес шут. — Я слышал о том, сколько сил Скилл забирает у человека. У моего короля нечего отдать ему.

— Не думаю, что это случится. Если мы свяжемся с Верити, будущий король оборвет связь, прежде чем она повредит его отцу. Не раз он так поступал, когда использовал мою силу.

— Даже шуту видна твоя ошибка, — шут подергал рукава своей красивой новой рубашки. — Если ты свяжешься с Верити, откуда мы узнаем, что это правда, а не представление?

Я раскрыл рот, чтобы сердито возразить, но шут предостерегающе поднял руку.

— Конечно, мой дорогой Фитц, мы все поверим тебе, потому что ты наш друг и действуешь в наших интересах. Но другие могут усомниться в твоих словах.

Его сарказм уколол меня, но мне удалось промолчать.

— А если ты не свяжешься с Верити, что мы получим? Изможденный король, которого в самом ближайшем будущем объявят недееспособным, скорбящая королева, которая должна, вдобавок ко всем своим горестям, сомневаться, не оплакивает ли она человека, который еще жив. Нет. Мы ничего не выигрываем, даже если у тебя получится, потому что нашей веры в тебя будет недостаточно, чтобы остановить колеса, которые уже завертелись. И мы очень много потеряем, если ты потерпишь поражение. Слишком много.

Они смотрели на меня. Даже в темных глазах Баррича был вопрос, как будто он вдруг усомнился в целесообразности того, что сам уговаривал меня сделать. Кетриккен стояла очень тихо, как будто боялась, что слабый луч надежды, который я зажег для нее, вдруг погаснет. Я жалел о том, что не подождал и не поговорил сперва с Чейдом. Но я подозревал, что у меня не будет другого случая собрать в этой комнате всех этих людей в отсутствие Волзеда и Регала. Это следовало сделать сейчас или не делать никогда. Я смотрел на единственного человека, который не наблюдал за мной. Король Шрюд лениво следил за бушующими языками пламени в камине.

— Он все еще король, — сказал я тихо. — Давайте спросим его, и пусть он решит.

— Нечестно! Он не в себе! — Шут встал между нами. Он поднялся на цыпочки, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. — От этих трав, которыми его опаивают, он послушен, как рабочая лошадь. Попроси его перерезать себе горло, и он с радостью возьмет у тебя нож.

— Нет, — раздался дрожащий голос. — Нет, мой шут, я еще не так далеко зашел.

Мы ждали, затаив дыхание, но король Шрюд больше не сказал ничего. Наконец я тихо пересек комнату и сел рядом с ним.

— Король Шрюд? — умоляюще сказал я.

Его взгляд встретился с моим, метнулся в сторону и неохотно вернулся. Наконец он посмотрел на меня.

— Вы слышали все, о чем мы говорили? Мой король, вы верите, что ваш сын мертв?

Он разжал губы и сделал глубокий вдох.

— Регал сказал мне, что Верити мертв. Он получил… известие.

— Откуда? — спросил я осторожно. Король медленно покачал головой.

— Посланец… я думаю…

Я повернулся к остальным.

— Известие должен был принести гонец. С гор. Потому что Верити должен быть уже там сейчас. Он почти добрался туда, когда им пришлось отослать Баррича. Я не верю, что гонец мог проделать весь путь с гор и не задержаться, чтобы передать это сообщение лично Кетриккен.

— Сообщение могли передавать от человека к человеку, — неохотно сказал Баррич. — Для одного человека и одной лошади — это слишком изнурительное путешествие. Гонцу пришлось бы менять лошадей или передавать свою новость другому человеку на другой лошади. Последнее более вероятно.

— Возможно. Но сколько времени нужно, чтобы такая весть дошла до нас с гор? Я знаю, что Верити был жив, когда отсюда уезжал лорд из Бернса, потому что в тот день король Шрюд использовал меня, чтобы говорить с ним. В ту ночь, когда мы с королем потеряли сознание у этого камина. Вот что произошло тогда, шут, — я помолчал. — Мне кажется, что я чувствовал Верити в своем сознании во время битвы в Нитбее.

Я увидел, что Баррич мысленно считает дни. Потом он неохотно пожал плечами.

— Это возможно. Если Верити был убит в тот день и весть послали немедленно, с хорошими лошадьми… Это могло быть сделано. С трудом.

— Не верю в это. — Я повернулся к остальным, пытаясь влить в них свою надежду — Я не верю в то, что Верити мертв. — Я снова посмотрел на короля. — А вы? Вы верите, что ваш сын мог умереть, а вы бы ничего не почувствовали?

— Чивэл… ушел так. Как слабеющий шепот. «Отец, — сказал он. — Отец».

В комнате воцарилось молчание. Я сидел на корточках и ждал решения моего короля. Медленно его рука поднялась, как будто жила собственной жизнью. Она пересекла небольшое пространство, разделявшее нас, и опустилась на мое плечо. На мгновение; это все. Только тяжесть королевской руки на моем плече. Король Шрюд слегка пошевелился в своем кресле и вдохнул через нос.

Я закрыл глаза, и мы снова ринулись в черную реку. Снова я увидел отчаявшегося молодого человека, заключенного в умирающем теле короля Шрюда. Нас обоих подхватило всесокрушающее течение мира.

— Здесь никого нет. Никого, кроме нас, — в голосе Шрюда была тоска. Я не мог найти себя. Здесь у меня не было ни тела, ни языка. Он держал меня в этом реве и грохоте. Я вообще едва мог думать, не говоря уж о том, чтобы вспомнить те немногие уроки Скилла, которые получил у Галена. Это было все равно что читать выученную речь, пока тебя душат. Я сдался. Я совсем сдался. Откуда-то, как перышко, несомое ветерком, или пылинка, танцующая в солнечном луче, пришел голос Верити, говоривший: «Быть открытым — это просто не быть закрытым».

Мир был безграничным пространством, и все в нем было связано. Я не произносил его имени вслух и не думал о его лице. Верити был здесь, все время был здесь, и дотянуться до него было очень легко.

Вы живы!

Конечно. Но тебе не следует так выплескивать силу. Ты разом выливаешь все, что у тебя есть. Регулируй себя. Будь точным.

Он вернул меня в мое тело и ахнул, узнавая.

Отец!

Назад! Отпусти его! У него нет для этого сил! Ты убьешь его, идиот! Отпусти!

Когда я пришел в себя и открыл глаза, я лежал на боку перед камином. Лицо мое обжигал жар от огня. Я со стоном откатился и увидел короля. Его губы втягивались и вытягивались при каждом вздохе, кожа приобрела синеватый оттенок. Баррич, Кетриккен и шут беспомощным кругом стояли вокруг него.

— Сделайте… что-нибудь! — задыхаясь сказал я им.

— Что? — спросил шут, веря, что я знаю ответ.

Я порылся в памяти и нащупал единственное лекарство, которое мог вспомнить.

— Эльфовая кора, — прохрипел я. Комната по краям все еще оставалась черной. Я закрыл глаза и прислушался к их тревожной суете. Медленно я начинал понимать, что сделал. Я работал Скиллом. Я воспользовался силой своего короля, чтобы сделать это.

«Ты будешь Смертью Королей», — сказал шут. Пророчество или проницательное предположение? Предположение Проницательного? Слезы выступили у меня на глазах.

Я почувствовал запах чая из эльфовой коры. Чистая сильная кора, никакого имбиря или мяты, чтобы отбить запах. Я заставил себя приоткрыть глаза.

— Слишком горячо, — прошептал шут.

— Он быстро остынет на ложке, — покачал головой Баррич и влил немного жидкости в рот короля. Я не увидел, что король сделал глоток. С приобретенным в конюшне опытом Баррич мягко потянул вперед нижнюю губу короля, а потом погладил его горло. Он влил еще одну ложку в рот расслабленного Шрюда.

Кетриккен присела рядом со мной. Она положила мою голову себе на колени и поднесла к моим губам горячую чашку. Я выпил. Чай оказался слишком горячим, но мне было все равно. Я шумно всасывал его вместе с воздухом. Я проглотил его, борясь с удушьем, вызванным горечью.

Темнота начинала рассеиваться. Снова появилась чашка, и я снова выпил. Настой был достаточно сильным, чтобы мой язык онемел. Я поднял глаза на Кетриккен и встретил ее взгляд. Я чуть заметно кивнул.

— Верити жив? — спросила она тихо.

— Да, — больше я ничего не смог выговорить.

— Он жив! — громко крикнула она остальным, в ее голосе была радость.

— Отец мой! — простонал Регал. Он стоял в дверях, покачиваясь, лицо его покраснело от злобы и выпитого вина. За его спиной я заметил стражника и маленькую Розмэри с широко раскрытыми глазами. Каким-то образом она умудрилась проскользнуть мимо этих людей, подбежать к Кетриккен и вцепиться в ее юбки. На мгновение все застыли.

Потом Регал ворвался в комнату, восклицая и засыпая всех требованиями и вопросами, но не давая никому ни малейшего шанса заговорить. Кетриккен продолжала сидеть на корточках рядом со мной — клянусь, что если бы не она, гвардейцы Регала немедленно схватили бы меня. Лицо короля немного порозовело. Баррич поднес к его губам еще одну полную чайную ложку, и, увидев, как король глотает, я обрадовался.

Но не Регал.

— Что ты даешь ему? Прекрати немедленно! Я не хочу, чтобы мой отец был отравлен грязным конюхом.

— У него был еще один приступ, мой принц, — сказал внезапно шут. Его голос как будто пробил брешь в хаосе комнаты, и из этой бреши выросла тишина. — Чай из эльфовой коры поддержит его. Я уверен, что даже Волзед слышал об этом.

Принц был пьян. Он не был уверен, советуется с ним шут или издевается. Он сверкнул глазами на шута, который мило улыбнулся в ответ.

— О, — неохотно сказал Регал, на самом деле не желая быть успокоенным. — Хорошо, а что с этим? — он гневно посмотрел на меня.

— Пьян. — Кетриккен встала, позволив моей голове с убедительным стуком упасть на пол. Искры света замелькали перед моими глазами. В ее голосе было только отвращение. — Начальник конюшен. Уведите его отсюда. Вам не следовало пускать его сюда. В следующий раз будьте любезны воспользоваться вашим разумом, когда он потеряет собственный.

— Всем известно, что наш начальник конюшен сам любит пропустить рюмашку-другую, моя леди, королева. Подозреваю, что и сегодня они веселились вместе, — ухмыльнулся Регал.

— Уж очень он переживает смерть Верити, — просто сказал Баррич. Он был верен себе, предлагая объяснение, но не извинение. Он взял меня за ворот рубашки и рывком поднял на ноги. Мне не пришлось притворяться. Я действительно раскачивался, пока он не перехватил меня поудобнее. Краем глаза я заметил, как шут поспешно вливает в рот короля новую порцию чая. Я молился, чтобы никто не помешал ему. Когда Баррич грубо вытаскивал меня из комнаты, я слышал, как королева Кетриккен упрекает Регала, говоря, что ему следовало бы быть внизу, с его гостями, и обещая, что сама уложит короля в постель. Когда мы поднимались по лестнице, я услышал, как спускаются Регал и его стражники. Принц все еще что-то бормотал, утверждая, что он не дурак и ни с чем не перепутает заговор, когда увидит его. Это встревожило меня, но я был совершенно уверен: у него нет ни малейшего представления о том, что на самом деле происходило в королевских покоях. Когда мы добрались до моей двери, я уже настолько пришел в себя, что сам смог отпереть многочисленные запоры. Баррич вошел вслед за мной.

— Будь у меня собака, которая болела бы так же часто, как ты, я бы прикончил ее, — заметил он ласково. — Хочешь еще коры?

— Хорошо бы, но не такую сильную дозу. У тебя есть немного имбиря, мяты или розовых бутонов?

Он взглянул на меня. Я сидел в кресле, пока он ворошил жалкие угли в моем очаге. Он развел огонь, налил воды в котелок и повесил его над очагом. Затем нашел чайник и положил туда растертую кору, потом достал кружку и протер ее от пыли. Он все приготовил и расставил, после чего огляделся. Что-то похожее на отвращение появилось на его лице.

— Почему ты так живешь? — спросил он.

— Как?

— В такой пустой и неуютной комнате. Я видал палатки в зимних лагерях, в которых было веселее, чем у тебя. Как будто ты никогда не оставался здесь дольше чем на ночь или на две.

— Никогда не задумывался над этим.

Некоторое время мы молчали.

— А следовало бы, — сказал он неохотно. — А еще о том, как часто ты бываешь ранен или болен.

— Тому, что случилось сегодня, ничем не помочь.

— Ты знал, чем это закончится для тебя, но продолжал, несмотря ни на что.

— Я был должен, — я смотрел, как он заливает растертую кору горячей водой.

— Должен? Шут убедительно возразил. Но, нет, ты ринулся вперед. Ты и король Шрюд, вы оба.

— Ну и что?

— Я знаю кое-что о Скилле, — тихо сказал Баррич. — Я был человеком короля для Чивэла. Не так часто. И после этого я не был в таком плохом состоянии, как ты сейчас, за исключением одного или двух случаев, но я чувствовал его возбуждение, его… — он вздохнул, — его полноту. Единение с миром. Чивэл как-то говорил со мной об этом. «Человек может попасть в зависимость от Скилла, — сказал он. — И тогда он ищет повода применять его чаще, и в результате бывает поглощен им». — Через мгновение он добавил: — Это немного похоже на радость битвы. Ощущение движения, не ограниченного временем, или того, что ты превращаешься в силу, большую, чем сама жизнь.

— Поскольку я не могу работать Скиллом один, вряд ли это так уж опасно для меня.

— Ты очень часто предлагаешь себя тем, кто может, — прямо сказал Баррич. — Так же часто, как бросаешься навстречу опасностям, в которых чувствуешь такое же возбуждение. Во время битвы ты впадаешь в бешенство. А что с тобой происходит, когда ты работаешь Скиллом?

Я никогда не задумывался над этим. Что-то в словах Баррича встревожило меня, но я выкинул эти мысли из головы.

— Быть человеком короля — мой долг. Кроме того, это ведь было твое предложение, разве нет?

— Верно. Но я бы послушался шута. А ты не сомневался. Ты ни секунды не боялся того, что могло случиться с тобой. Может быть, тебе стоит подумать о себе.

— Я знаю, что делаю, — я сказал это гораздо более резко, чем намеревался, и Баррич не ответил. Он налил в кружку чаю и протянул его мне с особым выражением лица, означавшим «подумай о том, что я говорю». Я взял кружку и уставился в огонь. Он сел на мой сундук с одеждой.

— Верити жив, — тихо проговорил я.

— Я слышал, как это сказала королева. Я никогда не верил в его смерть, — он принял это очень спокойно. И с тем же спокойствием добавил: — Но у нас нет доказательств.

— Доказательств? — переспросил я. — Король разговаривал с ним. Разве этого недостаточно?

— Для меня более чем достаточно. Для большинства других людей…

— Когда король выздоровеет, он поддержит меня. Верити жив.

— Я сомневаюсь, что это помешает Регалу объявить себя будущим королем. Церемония назначена на следующую неделю. Думаю, что он сделал бы это сегодня, если бы не необходимость присутствия всех герцогов.

Эльфовая кора, или изнеможение, или просто непрекращающийся поток событий, — но комната внезапно покачнулась. Мне показалось, что я бросился наперерез несущейся телеге, чтобы остановить ее, но она меня переехала. Шут был прав. Сделанное мною сегодня мало что значило, если не считать успокоения для Кетриккен. Поток отчаяния захлестнул меня. Я поставил пустую кружку. Шесть Герцогств разваливались. Мой будущий король вернется в развалившуюся страну, на разоренное побережье, в разграбленный и пустой замок. Наверное, если бы я верил в Элдерлингов, то мог бы каким-то образом поверить и в то, что все это еще кончится хорошо. Но сейчас я чувствовал только свою вину. Баррич странно смотрел на меня.

— Иди в постель, — посоветовал он. — Иногда от передозировки эльфовой коры человек впадает в мрачное настроение. Во всяком случае, так я слышал.

Я кивнул. А про себя подумал, не в этом ли была причина частых депрессий Верити.

— Тебе надо как следует отдохнуть. Утром дела могут пойти лучше, — он хмыкнул и по-волчьи улыбнулся, — а могут и не пойти. Но, по крайней мере, отдых подготовит тебя к встрече с грядущими событиями, — он помолчал и стал серьезным. — Молли заходила ко мне.

— С ней все в порядке? — спросил я.

— Принесла свечи, хотя знала, что мне они не нужны, — Баррич пропустил мой вопрос мимо ушей. — Как будто искала повода поговорить со мной…

— Что она сказала? — я встал с кресла.

— Немногое. Она все еще очень сдержанна со мной. А я очень прям. Я просто передал ей, что ты без нее скучаешь.

— А она?

— Ничего, — он улыбнулся. — Но она очень мило краснеет, — он вздохнул и снова посерьезнел. — И потом я прямо спросил, не пугал ли ее еще кто-нибудь. Она расправила маленькие плечи и сжала зубы, как будто я пытался что-то впихнуть ей в рот. Она сказала, что благодарна мне за участие, но может сама позаботиться о себе. — Понизив голос, он поинтересовался: — Как ты думаешь, попросит она помощи, если ей понадобится?

— Не знаю, — признался я, — у нее собственные представления о мужестве и собственный способ драться. Она поворачивается и идет прямо навстречу врагам. Что до меня, то я пытаюсь извернуться и подойти к ним с тыла. Иногда она заставляет меня чувствовать себя трусом.

Баррич встал и потянулся, так что в плечах у него затрещало.

— Ты не трус, Фитц. Тут я за тебя поручусь. Может быть, ты просто лучше нее понимаешь, что происходит. Хотел бы я иметь возможность успокоить тебя, но не могу. Я буду заботиться о ней. Настолько, насколько она мне позволит, — он искоса взглянул на меня. — Хендс сегодня спросил, кто эта хорошенькая леди, которая приходит ко мне так часто.

— Что ты сказал ему?

— Ничего. Просто посмотрел на него.

Я знал этот взгляд. Больше Хендс спрашивать не будет.

Баррич ушел, и я растянулся на постели, тщетно надеясь отдохнуть. Я заставлял себя лежать спокойно, пытался хотя бы немного расслабиться, но тревожные мысли не покидали меня. Конечно, мои мысли должны были быть направлены только на бедственное положение моего короля. Боюсь, что большая часть из них принадлежала Молли, которая сидела одна в своей пустой комнате. Когда это стало невыносимым, я встал и скользнул за дверь.

Звуки затихающего веселья все еще доносились из Большого зала. Коридор был пуст. Я тихо двинулся к лестнице. Сказал себе, что буду очень, очень осторожен. Я только стукну ей в дверь, может быть, зайду на минутку, только убедиться, что с ней все в порядке. Не более того. Просто самый короткий из визитов…

Тебя преследуют, прошептал Ночной Волк у меня в голове. Теперь он разговаривал со мной только шепотом, так как боялся, что его услышит Баррич. Я не остановился. Иначе мой преследователь мог догадаться, что я заподозрил слежку. Я почесал плечо, чтобы получить возможность обернуться, но ничего не увидел.

Принюхайся.

Я так и сделал — быстрый выдох, за которым последовал глубокий вдох. Ясный след запаха в воздухе — чеснок. Я осторожно прощупал все вокруг и похолодел. Тут, в противоположном конце коридора, укрывшийся в дверном проеме. Уилл. Темный, худой Уилл с вечно полузакрытыми глазами. Член группы, которого отозвали из Бернса. Очень осторожно я коснулся завесы Скилла, которая прятала его от меня, — слабый намек, чтобы я не замечал его. Легкий запах самоуспокоения, посланный в мою сторону, чтобы я сделал все, что собирался. Очень коварно. Очень искусно. Гораздо более тонкое прикосновение, чем те, что демонстрировали мне Сирен и Джастин.

Опаснейший человек.

Я пошел на лестничную площадку и взял хранившиеся там свечи, а потом вернулся в свою комнату, как будто это было моей единственной целью. Когда я закрыл за собой дверь, во рту у меня пересохло. Я судорожно вздохнул и заставил себя проверить защиту, охранявшую мое сознание. Во мне Уилла не было, это я мог сказать с уверенностью. Значит, он не вынюхивал мои мысли, а только внушал мне свои, чтобы ему легче было преследовать меня. Если бы не Ночной Волк, он пошел бы за мной прямиком к двери Молли. Я заставил себя снова лечь в постель, чтобы попытаться припомнить все мои действия с тех пор, как он вернулся в Баккип. Я недооценивал его как врага просто потому, что он не излучал ненависти ко мне, как Сирен и Джастин. Он всегда был тихим, незаметным юношей. Он вырос и стал ничем не примечательным человеком, вряд ли заслуживающим чьего-либо внимания.

Я был дураком.

Я не думаю, что он следил за тобой раньше. Но я не уверен.

Ночной Волк, брат мой, как мне благодарить тебя?

Оставайся живым. Он помолчал. И принеси мне имбирный пряник.

Ты получишь его, обещал я горячо.

Огонь, разведенный Барричем, уже угасал, а я все еще не спал, когда ощутил сквозняк из открытой двери во владения Чейда, пробежавший по моей комнате.

Я с облегчением встал и пошел к нему.

Он с нетерпением расхаживал по своей маленькой комнате, ожидая моего появления, и накинулся на меня, как только я вошел.

— Убийца — это орудие, — прошипел он мне. — Почему-то мне никогда не удавалось вдолбить это в тебя. Мы — орудия. Мы ничего не делаем по собственной воле.

Я резко остановился, потрясенный яростью в его голосе. Меня охватило негодование:

— Я никого не убивал!

— Шшшш! Говори тихо. Я бы не был в этом так уверен на твоем месте. Сколько раз я делал свою работу и не сам вонзал нож, а просто устраивал так, что у кого-то другого появлялась соответствующая причина и возможность сделать это за меня?

Я промолчал.

Он посмотрел на меня и вздохнул. Ярость и сила уходили.

— Иногда единственное, что можно сделать, это просто спасти то, что осталось. Иногда приходится смириться с этим. Мы не должны предпринимать никаких действий, мальчик. То, что ты сделал сегодня, было плохо обдумано, — сказал он мягко.

— Так мне говорили и шут, и Баррич. Не думаю, что Кетриккен согласилась бы с этим.

— Кетриккен и ее ребенок научились бы жить со своим горем, так же как и король Шрюд. Посмотри, чем они были. Чужеземная женщина, вдова умершего принца, мать ребенка, который еще не появился на свет и который много лет не сможет получить власть. Регал решил, что Шрюд будет слабеющим полубезумным стариком, которого можно дергать за ниточки, как марионетку, но вполне безвредным. Не было никакой необходимости устранять его и Кетриккен. О, я согласен, положение Кетриккен не было совершенно безопасным, но она не была в прямой оппозиции к Регалу. А теперь это так.

— Она не сказала ему о том, что мы узнали, — сказал я нехотя.

— Ей и не нужно говорить. Это сразу будет видно по тому, как она станет держаться с Регалом. Он опустил ее до положения вдовы. Ты снова вознес ее на место будущей королевы. Но я беспокоюсь о Шрюде. Это Шрюд держит ключ, и он может заявить, что Верити жив и у Регала нет никаких прав на титул будущего короля. Именно его должен бояться Регал.

— Я видел Шрюда Проницательного, Чейд. На самом деле видел его. Не думаю, что он выдаст Регалу эту тайну. В этом изможденном теле, одурманенном наркотиками и измученном болью, все еще жив проницательный человек.

— Возможно. Но он глубоко спрятан. Наркотики и боль вынудят проницательного человека сделать глупость. Человек, умирающий от ран, подгоняет лошадь, чтобы вступить в последний бой. Боль может заставить человека рисковать или проявлять себя странным образом.

Его слова звучали слишком разумно.

— Разве ты не можешь попросить Шрюда не говорить Регалу о том, что мы узнали?

— Вероятно, я мог бы попытаться, если бы этот проклятый Волзед не путался все время под ногами. Раньше в этом не было ничего плохого, и он был управляем и полезен. Он никогда не знал, что за травами, которые приносят ему торговцы, стою я, и даже не догадывался о моем существовании. Но теперь он впился в короля, как клещ, и даже шут не может надолго выгнать его. Мне редко удается провести со Шрюдом больше нескольких минут. И я считаю большой удачей, если мой брат в сознании хотя бы половину этого времени.

Что-то в его голосе заставило меня пристыженно опустить голову.

— Прости, — сказал я, — иногда я забываю, что для тебя он не только король.

— Что ж… На самом деле мы никогда не были особенно близки. Но мы двое немощных стариков, которые теряли силы вместе. Иногда это дает даже большую близость. Мы прошли сквозь время до твоего рождения. Мы можем тихо разговаривать и вспоминать дни, которые давно минули. Я могу рассказать тебе, как это было, но ты все равно не поймешь. Мы словно два чужеземца, запертые в чужой стране и не способные вернуться домой. И только мы двое можем подтвердить реальность того места, где мы когда-то жили. По крайней мере, когда-то мы могли.

Я подумал о двух детях, которые носились по берегу залива, срывали с камней ракушки и ели сырым их содержимое. Молли и я. Можно испытывать тоску по времени и скучать по тому единственному человеку, который способен вспомнить его. Я кивнул.

— Хорошо. Сегодня мы подумаем о том, как нам спастись. Итак, слушай меня. Я должен получить твое слово. Ты не будешь совершать никаких действий, которые могут иметь значительные последствия, не посоветовавшись со мной. Договорились?

Я опустил глаза.

— Я хотел бы сказать «да»… Я хотел бы согласиться с этим. Но в последнее время мои самые простые действия влекут за собой тяжелейшие последствия. И события нагромождаются так, что мне приходится делать выбор, не имея возможности посоветоваться ни с кем. Так что я не могу обещать. Но я обещаю попробовать. Этого достаточно?

— Я полагаю, да, Изменяющий, — пробормотал он.

— Шут тоже меня так называет, — пожаловался я. Чейд внезапно остановился, едва начав что-то говорить.

— В самом деле? — спросил он настойчиво.

— Он швыряет в меня этим словом при каждом удобном случае. — Я подошел к очагу Чейда и сел перед огнем. Его жар приятно согревал. — Баррич говорит, что слишком сильная доза эльфовой коры может привести к депрессии.

— Ты считаешь, он прав?

— Да. Но может быть, дело в обстоятельствах? Верити часто впадал в депрессию, а ему приходилось принимать настой постоянно. С другой стороны, на это тоже были свои причины.

— Может быть, мы никогда не узнаем правды.

— Ты очень свободно разговариваешь сегодня. Называешь имена, упоминаешь мотивы.

— В Большом зале сегодня сплошное веселье. Регал был уверен, что выиграл. Все часовые отпущены, всем шпионам дан отпуск на эту ночь, — он посмотрел на меня. — Я уверен, что скоро все будет уже не так, как раньше.

— Ты считаешь, то, что мы здесь говорим, могут подслушать?

— Я могу подслушивать и подглядывать везде. Из этого можно заключить, что меня тоже можно подслушать и за мной можно шпионить. Это только вероятность. Но такой старый человек, как я, не может рисковать.

Давнишнее воспоминание внезапно обрело смысл.

— Когда-то ты говорил мне, что в Саду Королевы ты слеп.

— Совершенно верно.

— Так что ты не знал…

— Я не знал, что делает с тобой Гален. До меня доходили только слухи, большая часть которых казалась мне совершенно невероятной, а в конце концов выяснилось, что это правда. Но в ту ночь, когда он избивал тебя и оставил тебя умирать… Нет, — Чейд странно посмотрел на меня. — Неужели ты думал, что я мог знать и смотреть на это сквозь пальцы?

— Ты обещал не вмешиваться в мое обучение, — сказал я сдержанно.

Чейд сел в кресло и со вздохом откинулся назад.

— Не думаю, что ты когда-нибудь сможешь доверять кому-то. Или верить в то, что кто-то заботится о тебе.

Я замолк. Сперва Баррич, а теперь Чейд вынуждали меня увидеть себя не с лучшей стороны.

— Что ж, хорошо, — уступил Чейд. — Как я уже сказал, спасение.

— Что я должен сделать?

Он выдохнул через нос.

— Ничего.

— Но…

— Абсолютно ничего. Помни это все время. Будущий король Верити мертв. Живи соответственно этому. Верь, будто Регал имеет право претендовать на титул будущего короля и у него есть право делать все, что он делает. Успокой его сейчас, не давай ему поводов для страха. Мы должны заставить его поверить, что он победил.

— Что ты делаешь? — спросил Чейд.

— То, чего Регал ожидал бы от меня, если бы я действительно верил, что Верити мертв, — я протянул руку к затылку, туда, где кожаный шнур связывал мои волосы в хвост воина.

— У меня есть ножницы, — раздраженно заметил Чейд. Он пошел, взял их и встал у меня за спиной. — На какую длину?

Я задумался.

— Как можно короче, учитывая только, что я не могу оплакивать его как коронованного короля.

— Ты уверен?

— Этого будет ждать от меня Регал.

— Ты прав, я думаю. — Одним быстрым движением Чейд срезал мои волосы у узла. Странно было ощутить, как внезапно на лицо упали короткие пряди, не доходящие даже до подбородка. Как будто я снова стал пажом.

Я поднял руку, пощупал их и спросил:

— Что ты будешь делать?

— Попытаюсь найти безопасное место для Кетриккен и короля. Я должен все приготовить для бегства. Они должны исчезнуть, как тени на рассвете.

— Ты считаешь, что это необходимо?

— А что нам еще остается? Они теперь не более чем заложники. Бессильные заложники. Внутренние Герцогства преданы Регалу, Прибрежные Герцогства потеряли веру в короля Шрюда. Тем не менее Кетриккен завоевала себе союзников среди них. Я должен подергать за веревки, которые она сплела, и посмотреть, что можно будет организовать. По крайней мере, мы можем поместить их туда, где никто не будет использовать угрозу их безопасности как орудие против Верити, когда он вернется и потребует свою корону.

— Если он вернется, — мрачно заметил я.

— Не «если», а «когда». С ним будут Элдерлинги, — Чейд посмотрел на меня. — Постарайся хоть во что-то верить, мальчик. Ради меня.

Время, которое я провел в Саду Королевы с Галеном, было, безусловно, худшим периодом моей жизни в Баккипе. Но неделя, последовавшая за этим ночным разговором с Чейдом, едва ли была намного лучше. Замок представлял собой разворошенный муравейник. Куда бы я ни пошел, все напоминало о том, что сам фундамент моей жизни вот-вот разрушится. Больше никогда ничего не будет так, как прежде.

Из Внутренних Герцогств приехало множество людей засвидетельствовать, как Регал становится будущим королем. Если бы наши конюшни не были так опустошены, Барричу и Хендсу пришлось бы плохо. Казалось, что жители Внутренних Герцогств были повсюду — высокие люди с льняными волосами из Фарроу и смуглые пастухи и земледельцы Тилта. Они сильно отличались от мрачных солдат Баккипа, чьи волосы были коротко обрезаны в знак скорби. Множились стычки. Ропот в городе принял форму шуток, сравнивавших нашествие жителей Внутренних Герцогств с пиратскими набегами. У этих шуток всегда был оттенок горечи.

Однако самым тяжелым было то, что лучшие вещи вывозились из Баккипа. Комнаты были бесстыдно ободраны. Гобелены и ковры, мебель, инструменты и запасы всех видов выносились из замка, погружались на баржи и отправлялись вверх по реке к Тредфорду. Это делалось всегда для «большей безопасности» или для «удобства короля». Миссис Хести была уже на грани безумия, пытаясь принять такую массу гостей, когда половина мебели была отослана в Тредфорд. Иногда казалось, Регал решил проследить за тем, чтобы все, что он не сможет увезти с собой, было отправлено до его отъезда.

В то же время он не боялся никаких расходов, чтобы сделать церемонию получения титула будущего короля как можно более помпезной и роскошной. Я не понимаю, почему он вообще так возился с этим. Мне казалось совершенно очевидным, что он собирается бросить четыре из шести герцогств на произвол судьбы, но, как сказал мне когда-то шут, бессмысленно пытаться мерить пшеницу Регала своими мерками. Общих мерок у нас не было. Может быть, он находил какое-то особое удовлетворение в том, чтобы вызвать на коронацию герцогов Риппона, Шокса и Бернса, но я этого понять не мог. Он не особенно задумывался о том, с какими трудностями они добрались до Баккипа, в то время как их побережье подвергалось постоянным набегам. Я не удивился, узнав, что они не спешили приехать и, приехав, были шокированы тем, что сделали с Баккипом. Весть о решении Регала уехать и увезти короля и Кетриккен не дошла до Прибрежных Герцогств.

Но задолго до того, как прибыли прибрежные герцоги, моя собственная жизнь стала рассыпаться на куски. Сирен и Джастин начали преследовать меня. Я чувствовал их. Часто они преследовали меня физически, но нередко я ощущал прикосновение Скилла на краю моего сознания. Они были дятлами, выуживающими мои случайные мысли, или мечты, или любое оставленное без внимания мгновение моей жизни. Это было достаточно плохо. Но теперь я видел, что они только отвлекают меня, чтобы я не заметил более тонкого и продуманного преследования Уилла. Так что я поставил высочайшие стены для защиты своего сознания, хотя и понимал, что тем самым отгораживаюсь и от Верити. Я боялся, что таково их истинное намерение, но никому не смел рассказать о своем страхе. Я все время был настороже и использовал все мои чувства и чувства Ночного Волка, чтобы следить за моими врагами. Я поклялся, что буду осторожным, и решил узнать, чем занимаются остальные члены группы. Барл был в Тредфорде, где, по-видимому, помогал готовить замок к приезду короля Шрюда. Я не имел никакого представления о том, где находится Каррод, и не знал, у кого можно было бы спросить об этом, не подвергая себя опасности. Единственное, что я смог обнаружить, — на «Констанции» его больше не было. Меня охватила тревога. И мысль о том, что я не могу больше нащупать следящего за мной Уилла, доводила меня до безумия. Знал ли он, что я его заметил? Или он работал так хорошо, что я просто не мог почувствовать его? Я начал жить так, словно за каждым моим движением наблюдают.

Из конюшен забрали не только лошадей и племенное стадо. Однажды утром Баррич сообщил мне, что уехал Хендс. Ему даже не дали времени ни с кем попрощаться и вчера забрали последних животных.

— Лучших увезли уже давно, но эти лошади тоже были хорошими, и их поведут по суше в Тредфорд. Хендсу просто велели сопровождать их. Он пришел ко мне, возмущенный, но я сказал, чтобы он отправлялся, куда велено. По крайней мере, лошади будут в хороших руках, и он сможет позаботиться о них на новом месте. Кроме того, здесь ему делать нечего. Тут больше нет конюшен, которым бы требовался начальник.

Я молча проделал с ним тот путь, который некогда мы совершали по утрам, чтобы проверить, все ли в порядке. В клетках были только старые или раненные птицы. Нас приветствовало лаем всего несколько собак, некоторые из них повизгивали. Остались только больные лошади, и на их выздоровление почти не было надежды. Когда я дошел до пустого стойла Суути, сердце мое остановилось. Я не мог вымолвить ни слова. Я прислонился к стенке и закрыл лицо руками. Баррич положил руку мне на плечо. Когда я поднял глаза, он странно улыбнулся и покачал коротко остриженной головой.

— Они пришли вчера за ней и за Радди. Я сказал им, что они дураки и что этих лошадей забрали на прошлой неделе. И они действительно оказались дураками, потому что поверили мне. Но все-таки они утащили твое седло.

— Где? — с трудом спросил я.

— Лучше тебе не знать, — мрачно сказал Баррич, — лучше будет, если как конокрада вздернут только одного из нас.

И больше он ничего не сказал мне об этом.

Поздний визит к Пейшенс и Лейси не был той передышкой, на которую я надеялся. Я постучался, и последовала странная пауза, прежде чем дверь открылась. Я обнаружил в гостиной беспорядок, какого никогда еще здесь не видел, и Лейси, удрученно пытающуюся привести комнату в приличный вид. На полу лежало гораздо больше вещей, чем обычно.

— Новый проект? — спросил я, стараясь казаться беззаботным.

Лейси мрачно посмотрела на меня.

— Они пришли сегодня утром и забрали стол моей леди. И мою кровать. Они заявили, что это нужно для гостей. Что ж, ничего удивительного, когда почти вся мебель уплыла вверх по реке. Но я очень сомневаюсь, что мы когда-нибудь снова увидим наши вещи.

— Может быть, они будут ждать вас в Тредфорде, — глупо предположил я. Я не понимал раньше, насколько Регал ограничивал свободу остальных обитателей замка.

Последовала долгая пауза, потом Лейси заговорила:

— Им долго придется ждать, Фитц Чивэл. Мы не относимся к тем, кого увезут в Тредфорд.

— Нет, мы относимся к тем странным людям, которые остаются здесь вместе с поломанной мебелью, — сказала Пейшенс, внезапно войдя в комнату. Глаза ее были красными, и я внезапно понял, что при моем стуке она спряталась, чтобы справиться со слезами.

— Тогда вы, наверное, вернетесь в Ивовый Лес? — мой мозг работал очень быстро. Я знал, что Регал переезжает в Тредфорд. Теперь я подумал, кого же еще оставят здесь. Себя я поставил во главе списка и добавил Баррича и Чейда. Шут? Не поэтому ли он в последнее время заискивал перед Регалом? Чтобы ему позволили последовать за королем в Тредфорд?

Как я раньше не догадался, что короля и Кетриккен увозят, чтобы оградить их от моего влияния. Регал подтвердил свои распоряжения не выпускать меня из Баккипа. Я не хотел тревожить Кетриккен, чтобы отменять их. В конце концов, я обещал Чейду, что не буду ничего предпринимать, не посоветовавшись с ним.

— Я не могу вернуться в Ивовый Лес. Там правит Август, племянник короля, который был главой группы Галена до того несчастного случая. Он не испытывает ко мне никаких добрых чувств, и у меня нет никакого права требовать, чтобы меня поселили там. Нет. Мы останемся здесь и воспользуемся этим как можно лучше.

Я попытался хоть как-то утешить ее.

— У меня все еще есть кровать. Ее надо принести сюда для Лейси. Баррич поможет мне.

Лейси покачала головой.

— Я сделала матрас, и мне вполне удобно. Пусть твоя кровать остается на своем месте. Может быть, никто не посмеет забрать ее у тебя. Будь она здесь, внизу, назавтра ее бы наверняка унесли.

— А разве короля Шрюда совсем не беспокоит происходящее? — грустно спросила меня Пейшенс.

— Не знаю. Никого не впускают к нему. Регал говорит, король слишком болен для приема посетителей.

— А я подумала, что он не хочет разговаривать только со мной. Ах, бедняга! Потерять двоих сыновей и видеть свое королевство в таком состоянии… А как королева Кетриккен? У меня не было возможности навестить ее.

— Когда я в последний раз видел ее, она чувствовала себя неплохо. Скорбит о своем муже, конечно. Но…

— Значит, падение не повредило ей? Я так боялась. Вдруг выкидыш? — Пейшенс отвернулась и уставилась на стенку, на которой теперь не было знакомого гобелена. — Я просто не решилась пойти и повидать ее, если хочешь знать правду. Мне слишком хорошо знакома боль потери ребенка до того, как подержишь его на руках.

— Падение? — глупо спросил я.

— Разве ты не слышал? На этих ужасных ступеньках, которые ведут в Сад Королевы. Я слышала, что какую-то статую увезли в Тредфорд, и она пошла наверх, чтобы посмотреть какую, а на обратном пути упала. Не кувырком, но все равно тяжело. Спиной прямо на каменные ступеньки.

После этого я не мог сосредоточиться на беседе с Пейшенс. Она говорила об опустошении библиотек — о том, о чем я все равно не хотел думать. Как только мне представился случай, я вежливо извинился и обещал немедленно принести им известия от королевы.

К Кетриккен меня не пустили. Ее леди сказали мне, чтобы я не беспокоился и не тревожился, она здорова, ей просто надо отдохнуть, но, ох, это было ужасно…

Все-таки я убедился, что с ней все в порядке, и быстро ушел. Но я не вернулся к Пейшенс. Пока нет. Вместо этого я медленно поднялся по ступеням к Саду Королевы. Я нес с собой фонарь и шел очень осторожно. На крыше башни я обнаружил, что все было именно так, как я опасался. Самые маленькие и наиболее ценные статуи исчезли. Я был уверен, более крупные фигуры уцелели только потому, что их невозможно было вывезти. Отсутствие скульптур нарушило гармонию сада Кетриккен, и без того опустошенного зимой. Я тщательно закрыл за собой дверь и стал спускаться по лестнице. Очень медленно, очень осторожно. На девятой ступеньке я нашел это. Как и Кетриккен, я едва не упал. Но мне удалось сохранить равновесие, и я присел на корточки, чтобы обследовать это место. С жиром смешали сажу, чтобы скрыть его блеск и сделать незаметным на темном камне. Именно здесь могла легко оступиться нога, особенно если расстроенный человек быстро бежит вниз по ступенькам. Это было достаточно близко к верхушке башни, чтобы можно было сказать, что виной падения послужил кусок земли, приставший к туфле. Я потер черное пятно и понюхал пальцы.

— Хорошая порция свиного жира, — заметил шут. Я вскочил и чуть не свалился с лестницы. Дико замахав руками, я удержался на ногах. — Интересно. Думаешь, можешь научить меня такому трюку?

— Не смешно, шут. За мной все время следят, и у меня нервы не в порядке, — я всмотрелся в темноту. Если шуту удалось подкрасться ко мне, почему того же не может сделать и Уилл? — Как король? — спросил я тихо. Если они предприняли такое покушение на Кетриккен, я не мог не беспокоиться за безопасность Шрюда.

— Это ты мне расскажи. — Шут вышел из тени. Его прекрасная одежда исчезла, на нем был старый синий с красным шутовской костюм. Он прекрасно гармонировал с кровоподтеками на его лице. На правой щеке была ссадина. Одной рукой он прижимал к груди другую, которая, по-видимому, была вывихнута.

— Неужели опять? — выдохнул я.

— Именно это я им и сказал. Но они меня не послушали. Некоторые люди просто не умеют вести беседу.

— Что случилось? Я думал, ты и Регал…

— Что ж, даже шут не кажется достаточно глупым, чтобы удовлетворить Регала. Сегодня я не хотел уходить от короля Шрюда. Они все время расспрашивали его о том, что случилось в ночь праздника. Может быть, я стал слишком остроумным, предлагая другие способы развлечений. Они выкинули меня из королевских покоев.

Сердце мое упало. Я был уверен, что совершенно точно знаю, какой именно стражник помогал ему выйти за дверь. Это было то, о чем всегда предупреждал меня Баррич. Никогда нельзя знать, на что может решиться Регал.

— Что сказал им король?

— А! Ты не спрашиваешь, как король себя чувствует и выздоравливает ли он, а только о том, что он им сказал. Ты боишься за свою драгоценную шкуру, юный принц?

— Нет, — я не был обижен ни его вопросом, ни его тоном. Просто слушал. В последнее время меня мало заботили наши отношения. Он просто приходил, когда ему нужна была моя помощь. — Нет. Но если король ничего не сказал о том, что Верити жив, у Регала не будет никаких причин…

— Мой король был… неразговорчив. Это начиналось как приятная беседа между отцом и сыном. Регал говорил королю, как ему следует радоваться, что Регал наконец-то стал будущим королем. Король Шрюд был довольно рассеян — это часто бывает с ним в последние дни. Что-то в этом вызвало раздражение Регала, и он начал обвинять отца в том, что тот недоволен и даже возражает против этого. Наконец он начал говорить, что существует заговор, созданный с целью не допустить его до трона. Ни один человек не опасен так, как тот, кто не может решить, чего он боится. Регал именно таков. Даже Волзед был ошеломлен его напыщенными речами. Он принес королю одну из своих настоек, чтобы заглушить его разум вместе с болью, но когда он поднес чашу ближе, Регал вырвал ее у него из рук. Потом он кинулся на бедного дрожащего Воловьего Зада и обвинил его в том, что он тоже участвует в заговоре. Он утверждал, что Волзед намеревался опоить нашего короля, чтобы тот не смог рассказать все, что знает. Он приказал Волзеду убираться из комнаты, сказав, что он не потребуется королю, пока Шрюд не сможет ясно разговаривать со своим сыном. Мне он тоже приказал выйти вон. Я не хотел уходить, но со мной легко справились несколько неуклюжих пахарей из Внутренних Герцогств.

Ужас рос во мне. Я помнил мгновения, когда разделял боль короля. Регал будет безжалостно наблюдать, как боль пробьется сквозь травяной дурман и овладеет его отцом. Я не мог себе представить, чтобы какой-нибудь человек был способен на это. И тем не менее я знал, что Регал способен.

— Когда это случилось?

— Примерно час назад. Тебя не так легко найти.

Я пристально вгляделся в шута.

— Иди в конюшни, к Барричу. Он поможет тебе, — я знал, что лекарь не прикоснется к шуту. Как и многие другие в замке, он боялся его странной внешности.

— Что ты будешь делать? — тихо спросил меня шут.

— Не знаю, — ответил я честно. Та самая ситуация, о которой я предупреждал Чейда. Я знал, что, вне зависимости от моих действий, последствия будут самыми тяжелыми. Мне нужно было отвлечь Регала от короля. Я был уверен, Чейд знает о том, что происходит. Если бы Регала и всех остальных можно было на некоторое время выманить… Я мог придумать только одну новость, которая была достаточно важной для Регала, чтобы заставить его покинуть Шрюда.

— С тобой все будет в порядке? — шут сел на холодные каменные ступеньки и прислонился головой к стене.

— Думаю, да. Иди.

Я начал спускаться по лестнице.

— Подожди! — внезапно окликнул он. Я остановился. — Когда ты заберешь моего короля, я пойду с ним.

Я только смотрел на него.

— Ты знаешь, о чем я. Я носил ошейник Регала только для того, чтобы получить от него это обещание, но оно для него ничего не значит.

— Я не могу давать никаких обещаний.

— Я могу. Я обещаю, что если моего короля заберут и я не поеду с ним, я выдам все твои тайны. Все до одной, — голос шута дрожал. Он снова прижал голову к стене. Я поспешно отвернулся. Слезы на его щеках были розоватыми, потому что текли по открытым ранам. Я не мог выносить их вида. Я стал спускаться вниз по ступенькам.