Российская академия наук центр цивилизационных и региональных исследований
Некоторые комментарии к другим разделам книги
жүктеу/скачать 1,83 Mb. Pdf көрінісі
|
| Некоторые комментарии к другим разделам книги
Данная книга посвящена рассмотрению номадизма как особого варианта социальной эволюции. Однако истоки этой проблемы лежат в специфике взаимодействия между кочевниками и земледельцами. У. Айонс, Т. Барфилд, А.В. Коротаев, А.М. Хазанов показывают, какое огромное влияние оказали номады на ход исторического развития, особенности политической организации и культуру соседних земледельческих обществ. В то же время невозможно объяснить своеобразие кочевых скотоводческих обществ только исходя из логики внутреннего развития номадов. Эти идеи восходят к знаменитой книге О. Латтимора Границы Китая во Внутренней Азии (Lattimore 1940), в которой было показано, что специфика обществ номадов не может быть правильно понята без обращения к культурной экологии и отношениям кочевых скотоводов с оседло-земледельческими соседями. В более позднее время сначала А.М. Хазанов (Khazanov 1984; Хазанов 2000), а затем Т. Барфилд (Barfield 1981; 1992) привлекли внимание коллег к этой проблеме. В частности, А.М. Хазанов убедительно показал, что крупные общества кочевников (он относит их к стадии раннего государства) создавались вследствие асимметрии отношений между номадами и их внешним (оседлым) окружением. Эти идеи суммированы в его разделе в настоящей книге. Т. Барфилд, отвергая диффузионистские интерпретации заимствования номадами государства у земледельцев, показал, что степень централизации степного общества была напрямую связана с уровнем политической интеграции оседлого земледельческого общества. Впоследствии идеи об опосредованности политогенеза у кочевников связями с земледельческим миром были развиты на материале средневековых номадов восточноевропейских степей П. Голденом (Golden 1992; Голден 1993). Для марксистской науки подобные идеи были неприемлемы, поскольку исходя из теории формаций, государство могло возникнуть только вследствие внутренних причин – роста производительных сил и борьбы классов. С этой точки зрения, даже ранние идеи А.М. Хазанова, высказанные в его книге об эволюции скифского общества (1975), выглядели достаточно ревизионистскими. Традиция выводить особенности кочевых обществ только (или главным образом) из механизмов внутреннего развития сохраняется в отечественной номадистике и в наши дни (Калиновская 1996; Кычанов 1997; Марков 1998 и др.). Тем не менее и в русскоязычной литературе есть сторонники линии Латтимора - Хазанова - Барфилда (Крадин 1992; 1996; Фурсов 1995; Скрынникова 1997; Васютин 1998; Гуркин, Петров 1999 и др.). Нельзя не признать, что эти идеи становятся все более популярными. Аргументация упомянутых зарубежных и российских авторов изложена также в их разделах в настоящем издании. Новый импульс развитию данного направления может придать мир-системный подход (см., в частности: Wallerstein 1984; Hall 1991; Chase-Dunn and Hall 1997; Крадин 2001б). Если рассматривать номадизм в понятиях данной методологии, то в доиндустриальную эпоху кочевники, как правило, занимали место "полупериферии", которая объединяла в единое пространство различные региональные экономики (локальные цивилизации, "мир-империи"). В каждой региональной зоне политическая степень структурированности кочевой "полупериферии" была прямо пропорциональна размерам 16 "ядра". Соответственно, кочевники Северной Африки и Передней Азии для того, чтобы торговать с оазисами или нападать на них, объединялись в племенные конфедерации или вождества, номады восточноевропейских степей, существовавшие на окраинах античных государств – Византии и Руси, создавали "квазиимперские" государствоподобные структуры, а во Внутренней Азии, например, таким средством адаптации стала "кочевая империя". С этой точки зрения, по аналогии с законом Ньютона, можно вывести мир-системный закон тяготения, согласно которому величина кочевых обществ и их могущество прямо пропорциональны размерам и силе оседло-земледельческих обществ "центра", входящих с номадами в общую региональную мир-систему. Изменения в "центре" региональных суперсистем влияют на процессы, происходящие в периферийных и полупериферийных обществах. Номадам нужны продукты земледельческого хозяйства, шелк, предметы роскоши. Получить их ханы могли только от общества со стабильной экономической системой. Т. Барфилд (Barfield 1992: 8-16; см. также его раздел в этой книге и Крадин и др. 2000:314–336) попытался выявить синхронность процессов роста и упадка земледельческих "мир-империй" и периодов взлета и упадка степных народов Внутренней Азии. Как утверждает Т. Барфилд, самые влиятельные китайские династии существовали примерно в одно время с наиболее могущественными кочевыми империями (Хань - хунну, Тан - тюрки, Сун и Цзинь - Монгол улус). Этот тезис вызвал справедливую критику со стороны А.М. Хазанова и С.А. Васютина, которые указали на некоторые фактические несоответствия. Действительно, например, тот же Первый Тюркский каганат возник на несколько десятилетий раньше, чем Китай вновь был стянут обручем власти династии Сун. Так или иначе, идеи Т. Барфилда стимулируют поиск новых контраргументов, более углубленную разработку проблемы соотношения циклов расцвета/упадка кочевых империй и земледельческих цивилизаций. Еще один фактор, объясняющий причины возникновения степных империй, раскрывается в статье У. Айонса. Он обращает внимание на некоторые важные культурные особенности кочевых скотоводческих обществ, которые обусловили их военное преимущество на протяжении многих столетий. В их число исследователь включает мобильность кочевников, позволяющую легко уходить со скотом и имуществом от преследования, "фактор своего поля" - неудобство территорий кочевников для ведения земледельцами продолжительных военных кампаний, родство и чувство племенного единства, легко объединявшие большие общности степняков, а также хорошую военную подготовленность номадов и наличие у них большого количества выносливых лошадей. Не менее важна проблема типологии кочевых обществ. Существует большое количество предложенных схем. Так или иначе большинство из них основано на степени вовлеченности номадного общества оседло-земледельческими государствами в седентеризационные и аккультурационные процессы (Wittfogel, Feng 1949; Tamura 1974; Хазанов 1975; Плетнева 1982; Khazanov 1984; [см. также его раздел в настоящей книге]; Крадин 1992; Barfield 2000 и др.). Еще одна типология предложена в разделе С.А. Васютина. Она развивает типологию кочевых империй Н.Н. Крадина и включает семь типов обществ (в порядке усложнения): (1) децентрализованные родоплеменные общества; (2) децентрализованные крупные родоплеменные союзы; (3) вождества; (4) кочевые ксенократические империи; (5) кочевые суперимперии; (6) политии с высокой долей подчиненного земледельческого населения; (7) государства, созданные кочевниками на территории земледельческих цивилизаций. С точки зрения таксономии, как и выбранных примеров, данная классификация, по всей видимости, потребует доработки. Например, не совсем ясно, чем отличаются модели 2 и 3, 4 и 5, 6 и 7. Из этой схемы выпали сегментарные общества, такие как нуэры или динка. Тем не менее нельзя не согласиться с автором, что вопрос создания универсальной типологии кочевых обществ давно назрел. Во всяком случае, весьма своевременным является предложение Васютина развести модели номадного и ксенократического (экзополитарного) 17 способов производства, поскольку их сторонники пытаются экстраполировать свои построения на общества кочевников разной степени сложности. жүктеу/скачать 1,83 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|