определенную ступень развития производства, обмена и потребления, и вы
получите определенный общественный строй, определенную организацию
семьи, сословий или классов, – словом, определенное гражданское общество.
Возьмите определенное гражданское общество, и вы получите
определенный политический строй (Маркс 1846: 530).
В действительности ни одному из значений любого из вышеназванных параметров не
соответствует однозначно значение другого параметра. Можно взять определенную ступень
развития производства, обмена и потребления, и получить самые разные типы
7
общественного строя, организации семьи, сословий или классов. Например, африканские
охотники-собиратели хадза и сан (бушмены) Калахари, с одной стороны, и охотники-
собиратели Центральной Австралии, с другой стороны, находятся на одной и той же
"ступени развития производства, обмена и потребления", однако с точки зрения
"организации семьи" они находятся едва ли не на противоположных полюсах
эволюционного спектра. Если семья хадза или бушменов характеризуется равноправным
положением женщины, то среди австралийских аборигенов положение женщин является
исключительно неравноправным, при этом уровень их неравноправия по многим параметрам
превосходит таковой у подавляющего большинства всех известных науки обществ (включая
и сложные стратифицированные общества) – ср., например, Woodburn 1972; 1982; Whyte
1978: 49–94; Артемова 1987; 1993; Artemova 2000 и др.).
Или, скажем, средневековые общества "Большой Ойкумены" (пояса развитых
цивилизаций Евразии и Северной Африки) находились на принципиально одной ступени
развития материальных производительных сил (как это было убедительно показано,
например, В.П. Илюшечкиным [1990 и др.]). Но мы находим в них, к примеру, различные
виды связи специализированного ремесла и земледелия, от почти полного господства
товарно-рыночных отношений в некоторых западноевропейских обществах (Северная
Италия, Южная Германия, Нидерланды и др.) до преобладания форм государственно-
распределительных (в частности, в городском ремесле фатимидского Египта) или общинно-
реципрокных (в "сельском секторе" Северной Индии) – см., например: Алаев 1981: 67–71.
Это не значит, что развитие по двум данным параметрам никак между собой не связано.
Определенная закономерность здесь, безусловно, присутствует, но она проявляет себя в виде
именно не очень жесткой корреляции. Нетрудно показать, что то же самое относится и ко
всем
остальным
постулированным
Марксом
функциональным
зависимостям:
продемонстрировать, что во всех случаях речь может идти лишь о не очень жестких
корреляциях. Соответственно любые однолинейные модели в таких случаях оказываются в
конечном счете абсолютно неприемлемыми.
Однолинейные схемы плохо объясняют и специфику кочевых обществ. Необходимо
отметить, что для марксистской теории исторического прогресса, номадизм стал таким же
"крепким орешком", что и "азиатский способ производства". Как интерпретировать
неподвижный, подчас застойный номадизм в рамках однолинейной периодизации пяти
способов производства? Как, исходя из диалектического принципа соответствия "базиса" и
"надстройки", объяснить возникновение, расцвет и гибель степных империй?
Экономический "базис" кочевых скотоводческих обществ оставался неизменным: у
современных масаев и арабов он такой же, что и у древних хунну и скифов. Однако если
экономический "базис" не менялся, то и "надстройка" должна была бы оставаться
неизменной. В то же время "надстройка" кочевых обществ в отличие от "базиса" не
сохраняла своего постоянства в. Номады то создавали гигантские степные империи, то
распадались на отдельные ханства или акефальные линиджные образования, а это
противоречило принципам марксистской теории (Gellner 1988: 93-97, 114).
Защитники теории кочевого феодализма и "пятичленной" схемы формаций попросту
закрыли глаза на различие возможностей и пределов роста между кочевыми и
земледельческими обществами, тем самым существенно завысив уровень развития "базиса"
номадизма. Так возникло ошибочное деление на "ранних" (древних дофеодальных и
рабовладельческих) и "поздних" (средневековых феодальных) кочевников, хотя древние и
средневековые империи номадов были гораздо больше по численности населения и сложнее
в организационной иерархии, чем ханства и племенные конфедерации Нового и рубежа
Новейшего времени.
Сторонники концепции предклассового развития номадов выступили с критикой теории
кочевого феодализма. Как истинные творческие марксисты, они опирались на главный
8
постулат теории К. Маркса – о детерминирующей роли материального производства.
Поскольку уровень развития "базиса" номадов практически не изменился с течением
длительного времени, то первобытный, догосударственный "базис" кочевых обществ должен
был предполагать и первобытную "надстройку". Следовательно, утверждалось, что номады в
общественной эволюции достигали, самое большее, позднепервобытной ("дофеодальной",
"предклассовой" и т. д.) стадии.
Подобный подход, несомненно, явлся шагом вперед, поскольку большинство обществ
номадов действительно не имело никакого отношения к феодализму. Об этом, в частности
свидетельствуют даные кросс-культурных исследований (Коротаев 1991:157, табл. XI).
Однако вывод о предклассовой сущности номадизма в ряде кочевниковедческих теорий
привел к занижению уровня развития "надстройки" ряда пасторальных обществ – степных
империй. Эти империи также были объявлены предгосударственными и, в соответствии с
диаматовскими категориями "случайного и необходимого", обозначены как временные и
эфемерные образования. Но настолько ли эфемерными выглядят кочевые империи, в
частности, в сравнении с тоталитарными государствами ХХ столетия?
Достарыңызбен бөлісу: |