Тень победы

Виктор Суворов.
Тень победы
Посвящаю большому человеку по имени Лев.

Глава 1. ПРИЧИСЛИТЬ К ЛИКУ
СВЯТЫХ…
Наши мертвые нас не оставят в беде…
В. Высоцкий.

1.
Под самый закат своей истории Советский Союз остался без героев.
Выяснилось, что вожди Советского Союза, – все без исключения, – это
банда уголовных преступников и негодяев.
Если сойти с заоблачных кремлевских высот, и приглядеться к скромным
героям, на которых должен был равняться народ, то и тут героизм блекнет.
Вот легендарный бой 16 ноября 1941 года у разъезда Дубосеково. С нашей
стороны – 28 солдат 4-й роты 1075-го стрелкового полка 316-й стрелковой
дивизии генерал-майора И. В. Панфилова. Солдаты вооружены
винтовками, гранатами и бутылками с зажигательной смесью. У них – ни
танков, ни артиллерии. А у немцев – 54 танка. Действия немецких танков
поддерживают два десятка минометных и артиллерийских батарей.
Перед боем политрук Диев произнес слова, которые облетели всю страну:
«Велика Россия, а отступать некуда, – позади Москва!» Герои-панфиловцы
уничтожили множество танков, погибли все до одного, но врага к Москве
не пропустили… Командующий Западным фронтом генерал армии Г. К.
Жуков возбудил ходатайство. Указом Президиума Верховного Совета СССР
каждому из двадцати восьми было посмертно присвоено звание Героя
Советского Союза…
На этом подвиге мы все воспитаны.
Однако были неясности. Они возникли еще в 1941 году. 27 ноября 1941
года «Красная Звезда» сообщила, что во главе 28 героев стоял политрук
Диев. В той же газете 22 января 1942 года, сообщалось, что во главе группы
героев стоял политрук Клочков. Попытки объединить двух героев в одном
образе привели к обратному результату. Герой размножился. В советскую
историографию он вошел в четырех вариантах: Диев, Клочков, Клочков-
Диев и Диев-Клочков.
И если все погибли, то откуда известны слова героического политрука?

Были и другие накладки. Куда более удивительные.
После войны этим эпизодом занялась военная прокуратура. Всплыли
подробности воистину фантастические. Прежде всего: позади Москва, но
отступать все еще было куда. 1075-й стрелковый полк в том бою был выбит
со своего рубежа. За это командир и комиссар полка были сняты с
должностей.
Еще момент. Если 4-я рота 2-го батальона полегла полностью, но врага не
пропустила, если перед траншеями 2-го батальона десятками горят
немецкие танки, то командир батальона майор Решетников был обязан об
этом доложить. Но он почему-то не доложил. Видимо, горящих немецких
танков не приметил. Ничего о героическом свершении не докладывал ни
командир 1075-го стрелкового полка полковник И. В. Копров, ни командир
316-й стрелковой дивизии генерал-майор И. В. Панфилов, ни
командующий 16-й армией генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский.
Достаточно интересно, что и немцы об этом бое тоже ничего не знали. Вот
и возник вопрос: если никто из фронтовых командиров не докладывал о
подвиге, как же о нем узнали в Москве?
О подвиге первой сообщила центральная военная газета «Красная Звезда».
Литературный секретарь «Красной Звезды» А. Ю. Кривицкий описал
героический бой как очевидец. Но был ли он очевидцем? В военной
прокуратуре ему вежливо задали вопрос: был ли он 16 ноября 1941 года в
районе разъезда Дубосеково? Выяснилось: в районе боя означенный
товарищ не был. Если бы был, то из этого ада живым не вышел. На допросе
он признал, что в ноябре 1941 года из Москвы не выезжал. О подвиге ему
стало известно со слов корреспондента В. Коротеева, который был в
войсках. Правда, Коротеев в направлении переднего края дальше штаба 16-
й армии двигаться не рискнул. Именно там, на задворках штаба, бравый
военный корреспондент подхватил слух о совершенном подвиге и, как
сорока на хвосте, принес новость в родную редакцию.
Следствием были выявлены источники цифр, которыми «Красная Звезда»
удивляла мир. Подвиг формировался следующим образом. Главный
редактор газеты Д. Ортенберг спросил сочинителя Коротеева, сколько в
героической роте было людей? Тот ответил: 30-40. Решили: их было 30. Но
не могли же все быть героями. Не могли. Бывают у нас и отрицательные
примеры. И Верховный главнокомандующий товарищ Сталин в приказе

№ 308 от 18 сентября 1941 года требует «железной рукой обуздывать
трусов и паникеров». Значит так, перед боем двое подняли руки и
побежали сдаваться. Наши их, понятно, тут же расстреляли. Так сказать,
железной рукой обуздали. Сколько, следовательно, героев осталось?
Правильно, 28. Потом Ортенберг, подумав, решил, что два предателя –
много. Потому одного предателя зачеркнул. А героев так и осталось 28.
Сколько же было немецких танков? Допустим, по два немецких танка на
каждого героя… Значит, танков было 56. Главный редактор, еще подумав,
два танка сбросил. Так ближе к правде. По прошествии десятилетий число
уничтоженных танков сбавили до 18. Тут тоже – чистая математика. Просто
54 разделили на три. Если бы наши славные инженеры человеческих душ и
дальше так же смело делили и отнимали, то в конечном итоге могли бы
вплотную приблизиться к правде.
Во время следствия выплывало такое, о чем вспоминать неудобно. Потому
военная прокуратура шума не поднимала. Сочинителей можно было бы
покарать. Можно бы и главному редактору дать по шее. Но подвиг
панфиловцев уже вписан в энциклопедии и буквари, уже вырублен в
граните, уже чеканными буквами вписан в историю войны, как один из
самых ярких ее эпизодов. Кроме того, в это дело вмешан Маршал
Советского Союза Г. К. Жуков. Сочинители перестарались? Ничего
страшного. Вся история Советского Союза выдумана. Но если бы не
Жуков, то подвиг 28 панфиловцев остался в разряде рассказов о деяниях
казака Козьмы Крючкова, о котором во время Первой мировой войны
ходили удивительные рассказы по смыслу и духу близкие к рассказам о
героических свершениях барона Мюнхгаузена. Говорили, что Козьма
Крючков на одну пику по семь германцев насаживал. 28 панфиловцев
могли бы оставаться побратимами Козьмы Крючкова. Ничего плохого в
таких историях нет. Вот написал же Александр Твардовский поэму о том,
как русский солдат Василий Теркин вышел утром в поле, видит: прет на
него тысяча немецких танков! Русский солдат, понятное дело, не
растерялся… За веселый треп любил фронтовой люд Твардовского и
выдуманного им солдата Василия Теркина, который выходил победителем
в любой переделке. Все пронимали: это вымысел, шутка веселая. Но Жуков
историю про 28 панфиловцев из фронтовой сплетни, из газетного вымысла
возвел в степень реальных событий. Это он при каждом случае бахвалился:
где я, там и победа! Любое немецкое наступление захлебывается там, где
появился я! Под моим командованием умирают, но не сдаются! В декабре
1941 года кто-то из подчиненных прочитал в «Красной звезде» рассказ про

фантастический подвиг 28 панфиловцев и доложил Жукову. Жуков
потребовал составить список погибших, тех, кто мог бы быть в том
легендарном бою, и представил их к награждению. Всем, кого вписали в
список, были присвоены высокие звания посмертно. Жуков первым придал
этой удивительной истории официальное звучание. После того, как
Верховный Совет издал указ, героический подвиг перестал быть плодом
журналистского трепа, он стал реальным событием. Хотя не все из
попавших в список погибли. В списке героев оказались и те, кто
добровольно ушел к гитлеровцам и служил им верой и правдой.
История про 28 панфиловцев была настолько плохо состряпана, что
постоянно вызывала интерес исследователей, которые хотели знать правду.
Задолго до гласности и перестройки В. Кардин в «Новом мире» подверг эту
несуразную историю беспощадному анализу. За ним последовали Б.
Соколов, В. Люлечник и другие. Потом публикации пошли каскадом, и этот
эпизод выпал из разряда героических деяний.

2.
А в труде было велено равняться на шахтера Алексея Стаханова. План ему:
вырубить за смену 7 тонн угля. А он в ночь на 31 августа 1935 года возьми,
да и выруби не 7, а 102 тонны! И развернулось в стране стахановское
движение: бросились последователи Стаханова по десять норм за смену
выполнять! По двадцать! Этих людей пропаганда называла стахановцами,
народ – стакановцами. Народ знал – не все тут чисто. Через десятки лет
выплыли подробности и этого «подвига». Стаханов действительно вырубил
102 тонны угля. Правда, на время рекордной смены всем остальным
забойщикам шахты «Центральная-Ирмино» отключили сжатый воздух,
чтобы в отбойном молотке Стаханова давление не падало. Ради того, чтобы
не мешать трудовому порыву Стаханова, рабочий ритм шахты был
полностью нарушен. Вырубленный Стахановым уголь надо было
откатывать из забоя, потому вагонетки – Стаханову! Стахановским
вагонеткам – «зеленую улицу»! Остальные бригады подождут.
Были и другие фокусы. Главный финт – статистический. Все зависит от
методики подсчета. Забойщик работает не один. Вырубленный уголь надо
отгребать, грузить в вагонетки, откатывать, таскать бревна и крепить забой.
Если вырубленный забойщиком уголь разделить на всех, кто ему помогает
и обеспечивает его работу, то и получится семь тонн на брата. А на время
рекордной смены Стаханова применили другую, более прогрессивную,
методику расчета. Все, что он вырубил, ему и записали, посчитав все тонны
его личной заслугой. А всех, кто отгребал, грузил и откатывал уголь, всех,
кто крепил забой вслед за Стахановым, провели по другой графе. На всех
помогающих и обеспечивающих добытые тонны не делили. Вот и
получился всесоюзный рекорд.
Трудовой подвиг Стаханова – обычная наша советская туфта. И сам
Стаханов – герой в роскошной мантии из той же туфты.
Другие наши герои, рангом ниже панфиловцев и стахановцев, на поверку
оказывались героями дутыми. Из множества героических деяний торчали
острые углы, а то и ослиные уши. Народ смеялся, сочинял анекдоты и

матерные частушки про картонных кумиров.
Теперь поставим точки над «е». Я не говорил, что массового героизма на
войне не было. Я – о другом. У нас героический народ. И порой совершал
он такое, чему следует восхищаться. Но те, которые из Агитпропа, почему-
то стремились описывать подвиги воистину легендарные, т. е. выдуманные.
Наших агитаторов и пропагандистов почему-то на туфту тянуло.
Неизбежно со временем туфта раскрылась, и страна осталась без героев.
И перед идеологами проблема: на кого народу равняться? На сифилисного
Ленина или на подпольную организацию «Молодая гвардия», которую
выдумал писатель Фадеев? «Молодая гвардия» родилась и существовала
только в его мозгу, который сверх меры был пропитан алкоголем.
Срочно требовался новый кумир, которого можно было бы на гранитный
постамент вознести. Подумали вожди и решили: Жуков! Кто же еще?
Жуков – спаситель отечества, великий гений на белом коне!
Так родился новый культ личности.

3.
Опыт раздувания культа у нас избыточный. Культ Жукова выстроили умело
и быстро.
Вокруг Жукова возникли легенды одна другой краше.
Маршал Великой Победы!
Жуков в своей жизни не имел ни одного поражения!
Где Жуков, там и победа!
Ему было достаточно одного взгляда на карту, чтобы правильно оценить
ситуацию, понять и разгадать замысел противника!
Зазвучало даже и такое: ах, если бы Жуков был жив! («Красная Звезда» 4
февраля 1997)
Товарищи в Кремле сомневаются: хоронить Ленина или держать в виде
наглядного пособия? Зря сомневаетесь. Труп Ленина смело можно
выносить из мавзолея. Культ Жукова уже надежно заменил и вытеснил
культ Ленина. Кровавый идол Жуков на медном коне с задранным по нужде
хвостом куда больше подходит нашему народу, чем картавый идол из
шалаша.
А по стране уже мечется слух, что Маршал Советского Союза Жуков
Георгий Константинович за свои героические деяния не был оценен по
достоинству. Он был всего лишь четырежды Героем Советского Союза. Но
таких полководцев в нашей истории было двое. Второй – Маршал
Советского Союза Брежнев Леонид Ильич. Потому (дабы несколько
возвысить Жукова над полководческим гением Брежнева) предлагают
Брежнева так и оставить четырежды Героем Советского Союза, а Жукову
посмертно присвоить пятую звезду, объявив Героем пятикратным.
Этого, понятно, мало. Предлагают учредить звание Генералиссимуса

России, и посмертно присвоить его Жукову. («Красная звезда» 3 августа
1996). У нас так принято: не просто почитать мертвецов, но советоваться с
ними, просить их помощи и заступничества, вписывать их в состав
трудовых коллективов и боевых подразделений, выписывать им партийные
билеты с номером 00000001, награждать орденами и званиями, и даже –
просить их подтвердить правильность выбранного нами пути. Надеюсь,
народ еще помнит времена, когда отставные стукачи и палачи всхлипывали
после третьего стакана: «Ах, если бы был жив Ленин!», когда на каждой
стене красовалось загробное одобрение вечно живого вождя: ВЕРНОЙ
ДОРОГОЙ ИДЕТЕ, ТОВАРИЩИ! Выходило, что мертвый Ленин видит,
куда мы идем, и с того света одобряет: так держать! Выходило, что нами
мертвец правит.
Тут, правда, надо признать, что некоторые наши друзья, в деле подчинения
мертвецам обогнали нас, опередили. Вот пример. В Корейской Народно-
Демократической Республике пост президента страны навечно оставлен за
усопшим вождем товарищем Ким Ир Сеном. Мертвый президент во главе
страны! Страной правит мертвец. Рулит из гроба. С того света указания
шлет. И вот мы, чтобы не отстать в этом деле, возводим Жукова в разряд
вечно живых с посмертной выслугой лет и присвоением очередных
воинских званий.
Но даже и такая высокая честь, кажется его почитателям недостаточной.
Потому поступают предложения вознести его выше. На самые небеса. Вот
«убежденный, правоверный атеист», член Союза журналистов России В.
Дебердеев предлагает причислить Жукова Георгия Константиновича к лику
святых Русской православной церкви. («Красная звезда» 3 августа 1996).
Конфуз в том, что один святой Георгий уже есть. Потому предложение
товарища Дебердеева, сводится к тому, чтобы святого Георгия дублировать.
Их будет два. Один – просто Георгий, а другой – не просто, а
Константиныч. Иначе, как же их отличать? Тот на белом коне, и этот
тоже…
Жукову звание святого пока не присвоили, а его бывший охранник, на их
языке – «прикрепленный», уже оглашает окрестности кличем: ДА
СВЯТИТСЯ ИМЯ ЕГО! («Красная Звезда» 30 ноября 1996) И написано это
слова большими буквами и жирным шрифтом. А «Красная Звезда» (1 марта
1997) все про то же – про «возвышенный ореол и даже некоторую

святость» Жукова.
Смущает вот что: товарищ Дебердеев, который предлагает произвести
Жукова в ранг святого, сам ни в чертей, ни в святых не верит. Об этом и
заявляет. Ситуация знакомая. Мы на том уже ломали ноги и шеи: весь ХХ
век проходимцы всех мастей призывали и заставляли нас верить в то, во
что сами не верили.
И чтобы вновь не наломать ног и дров, давайте вспомним, что думали,
говорили и писали о кандидате в святые Георгии, те, кто знал его лучше
нас. Давайте послушаем не современных борзописцев, а жуковских
современников, его командиров, сослуживцев и подчиненных.

4.
Генералиссимус Советского Союза Сталин Иосиф Виссарионович:
«Маршал Жуков, утеряв всякую скромность и будучи увлечен чувством
личной амбиции, считал, что его заслуги недостаточно оценены,
приписывая при этом себе в разговорах с подчиненными разработку и
проведение всех основных операций Великой отечественной войны,
включая и те операции, к которым он не имел никакого отношения.»
(Приказ Министра Вооруженных сил Союза ССР № 009. 9 июня 1946 года).
Маршалы Советского Союза Булганин Николай Александрович и
Василевский Александр Михайлович с этими словами Сталина были
полностью согласны. Скажу больше: эти слова написали они и 8 июня 1946
года направили Сталину проект приказа о Жукове. Текст приказа и
факсимильная копия письма Булганина и Василевскому Сталину – в
«Военно-историческом журнале» (1993, № 5, с. 27) Сталин согласился с
подготовленным текстом и приказ подписал.
Маршал Советского Союза Рокоссовский Константин Константинович
лично знал Жукова полвека. И поначалу Рокоссовский был над Жуковым
командиром. И выдвинул его на вышестоящую должность.
Было так. В 1930 году Рокоссовский – командир 7-й Самарской имени
Английского пролетариата кавалерийской дивизии. А Жуков в этой
дивизии командовал 2-й бригадой. Вот выдержка из аттестации
подписанной Рокоссовским 8 ноября 1930 года: «Обладает значительной
долей упрямства. Болезненно самолюбив.» («ВИЖ» 1990 № 5 стр. 22)
Необузданное самолюбие Жукова сочеталось с пьянством, изрядной
половой распущенностью и нечеловеческой жестокостью. Эти качества
часто соседствуют: развратник почти всегда садист, а садист – развратник.
В Красной Армии не принято жаловаться, но жуковская жестокость была
выше тех стандартов, которые приняты в Красной Армии. Свидетельства
Рокоссовского 25 лет коммунисты прятали от народа. Теперь они
опубликованы. И они подавляют. Рокоссовский описывает обстановку
дикой нервозности в бригаде Жукова. Бригаду трясло и лихорадило.

Порядок удалось навести только убрав Жукова с бригады. Жукова
отфутболили на повышение. Рокоссовский пишет: «Приходили жалобы в
дивизию, и командованию приходилось с ними разбираться. Попытки
воздействовать на комбрига успеха не имели. И мы вынуждены были, в
целях оздоровления обстановки в бригаде «выдвинуть» Г. К. Жукова на
высшую должность.» («ВИЖ», 1988, № 10 стр.17)
Жукова отправили в Москву на должность помощника инспектора
кавалерии Красной Армии. Не оттого пошел Жуков на повышение, что уж
очень хороший командир, а оттого пошел на повышение, что надо было
обстановку разрядить, избавить бригаду от садиста любым способом, пусть
даже и назначением на более высокую должность.
В Красной Армии жестокость ценится. Командир-садист – на вес
бриллиантов. Но у Жукова жестокости было больше того, что требовалось.
Через год, 31 октября 1931 года, аттестацию на Жукова пишет Член
Реввоенсовета СССР, инспектор кавалерии РККА Семен Михайлович
Буденный. Он считает, что Жуков – твердый член партии, но добавляет:
наблюдается излишняя жесткость. («ВИЖ», 1990 № 5. Стр. 23)
Следующая ступень карьеры: Жуков – командир 4-й кавалерийской
дивизии. «С. М. Буденный вспоминал, как Жуков вступал в командование
кавдивизией и как излишне сурово обещал навести в ней порядок».
(«ВИЖ» 1992 № 1 стр. 76) Сам Семен Михайлович Буденный весьма часто
«подносил в морду». Не стеснялся. На этот счет есть достаточно
свидетельств. И, понятное дело, бил он не солдат. Он бил командиров. Но
стиль Жукова даже для Буденного был неприемлем.
В аттестацию Жукова командующий войсками Белорусского военного
округа комкор М. П. Ковалев вписывает привычные слова: «Имели место
случаи грубости в обращении с подчиненными, за что по партийной линии
т. Жуков имеет выговор». (Маршалы Советского Союза. Москва. Любимая
книга. 1996. С. 35)
Маршал Советского Союза Еременко Андрей Иванович в январе 1943 года
– генерал-лейтенант, командующий Сталинградским фронтом. Запись в
дневнике от 19 января 1943 года: «Жуков, этот узурпатор и грубиян,
относился ко мне очень плохо, просто не по-человечески. Он всех топтал

на своем пути… Я с товарищем Жуковым уже работал, знаю его как
облупленного. Это человек страшный и недалекий. Высшей марки
карьерист». («ВИЖ» № 5, 1994, стр. 19)
Маршал Советского Союза М. В. Захаров: «Создалась довольно
напряженная обстановка. В этих условиях координировавший действия 1-
го и 2-го Украинских фронтов Маршал Советского Союза Жуков не сумел
организовать достаточно четкого взаимодействия войск, отражавших
натиск врага, и был отозван Ставкой в Москву.» («Красная Звезда», 11
февраля 1964)
Эти слова маршала Захарова подтверждает телеграмма Сталина: «Должен
указать Вам, что я возложил на Вас задачи координировать действия 1-го и
2-го Украинских фронтов, а между тем из сегодняшнего вашего доклада
видно, что, несмотря на всю остроту положения, Вы недостаточно
осведомлены об обстановке: Вам неизвестно о занятии противником
Хильки и Нова-Буда; Вы не знаете решения Конева об использовании 5 гв.
кк и танкового корпуса Ротмистрова с целью уничтожения прорвавшегося
противника…»
Тут речь не о каких-то деревнях, занятых немцами. Это один из самых
драматических моментов войны. В феврале 1944 года на правом берегу
Днепра два советских фронта замкнули кольцо окружения вокруг мощной
группировки германских войск. Задача германского командования –
вырваться из окружения. Задача советского командования
противоположная – не позволить противнику вырваться. Но там, в районе
сражения, два советских фронта, два штаба, два командующих – генерал
армии И. С. Конев и генерал армии Н. Ф. Ватутин. Каждый видит ситуацию
со своей колокольни, каждый принимает свое решение. Координировать
действия двух фронтов из Москвы чрезвычайно трудно. Обстановка
меняется стремительно. В штабах фронтов каждое сообщение надо
подготовить, зашифровать, отправить в Москву, там его надо
расшифровать, оценить, принять решение, зашифровать, отправить. Пока
его расшифровывают, обстановка в корне меняется, и приказ Москвы уже
не соответствует новой обстановке. Сталин не может покинуть Москву. У
него не только на правом берегу Днепра проблемы. Поэтому в район
сражения Сталин посылает своего заместителя Жукова. Два фронта
подчинены Жукову и делают то, что он прикажет. И вот наступает самый
важный момент сражения: противник начинает прорыв. Сталин в Москве

об этом знает. Сталин знает, что прорыв германской окруженной
группировки идет успешно. Сталин знает, на каком участке прорываются
германские дивизии. А Жуков, который находится в районе боевых
действий, ничего этого не знает и шлет Сталину сообщения о том, что
ничего серьезного не происходит.
Обратим внимание на странность в сталинской телеграмме.
5-й гвардейский кавалерийский корпус Сталин называет по номеру, а
танковый корпус Ротмистрова – не по номеру, а по фамилии командира.
Почему? Потому, что даже в шифрованных телеграммах вещи не называли
своими именами. Часто использовались обороты типа: «удерживать
известный вам город», «выйти на рубеж известной вам реки» и т. д. Вместо
фамилий высшего командного состава использовались псевдонимы.
Например, «Васильев» – это маршал Василевский. Легко разгадать? Нет, не
легко. Псевдонимы часто и бессистемно менялись. Сегодня «Васильев» –
это маршал Василевский, а завтра «Васильев» – это Сталин. Вчера
«Константинов» – это маршал Жуков. Сегодня «Константинов» – это
маршал Рокоссовский. А завтра Жуков будет работать под псевдонимом
«Юрьев», Рокоссовский – «Костин», а Сталин – «Иванов».
С этой же целью менялось и названия самых важных соединений. В
феврале 1944 года Сталин говорит про «танковый корпус Ротмистрова». Но
в Красной Армии уже ровно год такого корпуса не было, а была 5-я
гвардейская танковая армия Ротмистрова. Павел Алексеевич Ротмистров –
любимец Сталина. В феврале 1943 года он – генерал-лейтенант танковых
войск. В феврале 1944 года, в момент, о котором идет речь, Ротмистров уже
маршал бронетанковых войск. Сталин не говорит в шифровке, что введена
в сражение 5-я гвардейская танковая армия маршала бронетанковых войск
Ротмистрова. Чтобы понизить звучание, Сталин говорит про «танковый
корпус Ротмистрова». Кто знает, о чем речь, поймет.
Так вот, для того, чтобы не позволить противнику вырваться из кольца,
командующий 2-м Украинским фронтом генерал армии И. С. Конев ввел в
сражение 5-ю гвардейскую танковую армию и 5-й гвардейский
кавалерийский корпус. Сталин в Москве об этом знает. А Жуков, который
находится в районе сражения и имеет приказ координировать действия
двух фронтов, об этом не знает. И Верховный главнокомандующий в своей
телеграмме указывает своему заместителю Жукову, что тот понятия не

имеет об обстановке и с возложенными на него обязанностями не
справляется.
Краткости ради, я привел только кусок сталинской телеграммы. Но она вся
в том же духе. Была еще одна такая же телеграмма Сталина Жукову. После
этого Сталин приказал Жукову возвращаться в Москву: все равно в районе
сражения от Жукова нет толка. И когда коммунисты говорят, что Жуков не
проиграл ни одного сражения, я рекомендую им вспомнить сражение 1944
года на правом берегу Днепра. Мощная группировка противника была
окружена без Жукова. Ему оставалось только удержать окруженных в
кольце. Жуков с возложенной на него задачей не справился и позорно
провалил операцию. Большая часть окруженных германских войск
вырвалась из мышеловки и беспрепятственно ушла.
Маршал Советского Союза Бирюзов Сергей Семенович: «С момента
прихода товарища Жукова на пост министра обороны в министерстве
создались невыносимые условия. У Жукова был метод – подавлять».
(«Октябрьский пленум ЦК КПСС. Стенографический отчет. Москва 1957.)
Маршал Советского Союза Тимошенко Семен Константинович знал
Жукова с начала 30-х годов. В те годы Тимошенко был командиром
корпуса, в котором Жуков командовал полком. Вот мнение маршала
Тимошенко: «Я хорошо знаю Жукова по совместной продолжительной
службе, и должен откровенно сказать, что тенденция к неограниченной
власти и чувство личной непогрешимости у него как бы в крови. Говоря
откровенно, он не раз и не два зарывался, и его все время, начиная с
командира полка и выше, в таком виде разбирали». («Октябрьский пленум
ЦК КПСС. Стенографический отчет. Москва 1957.)
Главный маршал авиации Новиков Александр Александрович: «Касаясь
Жукова, я прежде всего хочу сказать, что он человек исключительно
властолюбивый и самовлюбленный, очень любит славу, почет и
угодничество перед ним и не может терпеть возражений». (Н. Смирнов.
Вплоть до высшей меры. Стр. 139)
А вот позиция Маршала Советского Союза Голикова Филиппа Ивановича.
Он высказал свое мнение еще в 1946 году. «Довольно резко против Жукова
выступил Голиков. Он обвинял его в невыдержанности и грубости по
отношению к офицерам и генералам». («ВИЖ» 1988 № 12. Стр. 32) В

октябре 1961 года Маршал Советского Союза Голиков на весь мир заявил,
что Жуков – это унтер Пришибеев. Эти слова Голикова прозвучали на XXII
съезде КПСС, на котором присутствовали делегации почти ста
коммунистических партий и журналисты всех ведущих информационных
агентств мира.
Маршал Советского Союза Конев Иван Степанович рассказал о Жукове в
газете «Правда» 3 ноября 1957 года. Страна как раз к очередному
«великому юбилею» подходила, к сорокалетию коммунистического
переворота, ордена-медали раздавали достойным и другим… Тут-то Иван
Степанович Георгию Константиновичу и врезал! Почитателям Жукова
рекомендую эту газету найти. И почитать. Конев вспомнил Жукову и
Курскую дугу, и Берлин, и тот самый эпизод на правом берегу Днепра,
когда Сталин из Москвы видел ситуацию, а Жуков в районе боевых
действий ничего не видел.
Маршал Советского Союза Конев описал Жукова тупым, ни на что не
способным солдафоном и негодяем. Не знаю, заказали статью Коневу или
сам старался, но о содеянном Конев не жалел и не каялся. Если и считать,
что Конев перехватил через край, то как относиться к другим
свидетельствам? Все высшие военные руководители страны, все, кто носил
на погонах звезды первой величины, против Жукова: генералиссимус
Сталин, маршалы Советского Союза Булганин, Василевский, Еременко,
Конев, Захаров, Голиков, Рокоссовский, Тимошенко, Бирюзов. Любой
желающий легко может найти свидетельства резко отрицательного
отношения к Жукову всех остальных Маршалов Советского Союза.
Буденный, Ворошилов, Чуйков, Говоров, Соколовский, Гречко,
Москаленко, Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов – все против.
Спустимся на ступеньку ниже и послушаем мнение генерала с четырьмя
звездами. Герой Советского Союза генерал армии Хетагуров Георгий
Иванович о Жукове: «Непомерно груб, до оскорбления человеческих
чувств.» («Красная звезда» 30 ноября 1996) В 1944 году Хетагуров был
начальником штаба 1-й гвардейской армии. Жуков не посмел его бить, но
матом крыл изрядно. А Хетагуров ответил. Был бы Хетагуров поменьше
рангом, Жуков его пристрелил на месте. Но Хетагуров – начальник штаба
лучшей армии. Понятное дело, с этой должности Хетагуров слетел, и был
назначен… командиром дивизии. Хетагуров практически всю войну
прошел в должности начальника штаба армии, причем – на самых главных

направлениях, в 1941 году – под Москвой, в 1942-43 – под Сталинградом. И
вот под закат войны генерала с таким опытом, минуя должности командира
корпуса и начальника штаба корпуса, Жуков бросает на должность
командира дивизии. А тех генералов, которые матюги и мордобой терпели,
Жуков возвышал.
Можем опуститься и ниже. Генерал-лейтенант Вадис Александр
Анатольевич, начальник Управления контрразведки СМЕРШ Группы
советских оккупационных войск в Германии докладывал по команде в
августе 1945 года: «Жуков груб и высокомерен, выпячивает свои заслуги,
на дорогах плакаты «Слава маршалу Жукову» (Б. Соколов. Неизвестный
Жуков: портрет без ретуши. Минск. Радиола-плюс. 2000. С. 538)
Не кажется ли вам, что все, знавшие Жукова лично, повторяют одни и те же
фразы?
Свидетельств я набрал много. Если их публиковать, то так до самого конца
книги мы и будем читать только цитаты про бездарного унтера Пришибеева
в маршальских погонах.
Если мы не верим генералиссимусу, маршалам, генералам и адмиралам,
послушаем солдат. У солдат для Жукова одно определение: мясник.

5.
Мордобой в генеральской среде и на всех нижестоящих уровнях Красной
Армии был распространен так же широко, как воровство и пьянство. Вот
секретарь ЦК ВКП(б) Белоруссии Гапенко осенью 1941 года назначен
членом Военного совета 13-й армии Брянского фронта. Он направил
Сталину телеграмму о том, как командующий Брянским фронтом генерал-
лейтенант А. И. Еременко учил военный совет 13-й армии. В телеграмме
упомянут генерал-лейтенант М. Г. Ефремов – заместитель командующего
Брянским фронтом. «Еременко, не спросив ни о чем, начал упрекать
военный совет в трусости и предательстве Родины. На мои замечания, что
бросать такие тяжелые обвинения не следует, Еременко бросился на меня с
кулаками и несколько раз ударил по лицу, угрожая расстрелом. Я заявил,
что расстрелять он может, но унижать достоинство коммуниста, депутата
Верховного Совета не имеет права. Тогда Еременко вынул маузер, но
вмешательство Ефремова помешало ему произвести выстрел. После этого
он стал угрожать Ефремову. На протяжении всей этой безобразной сцены
Еременко истерически выкрикивал ругательства, несколько остыв,
Еременко стал хвастать, что он якобы с одобрения Сталина избил
несколько командиров, а одному разбил голову.» («ВИЖ», 1993, № 3 стр.
24. Ссылка на Архив Президента РФ, фонд 73, опись 1, дело 84, листы 30-
31)
Если генерал-лейтенант, командующий фронтом, может набить морду
секретарю Центрального Комитета Коммунистической партии Белоруссии,
члену военного совета 13-й армии, если может угрожать своему
заместителю, который тоже генерал-лейтенант, то что он может сделать с
каким-нибудь генерал-майором, который командует всего лишь дивизией
или корпусом? Он может сделать все, что захочет. На нижестоящих звеньях
происходило то же самое. Если командир корпуса набил морду командиру
дивизии, то битый командир дивизии вызывал к себе командиров полков и
срывал зло на них. С самого верха мордобой опускался до самых низов.
К этому надо добавить, что за избиение члена военного совета 13-й армии,
как и за множество подобных проделок, Еременко наказаний не понес. Он

оставался командующим Брянским фронтом. После ранения он командовал
4-й ударной армией, после повторного ранения – Сталинградским фронтом.
После первого ранения Еременко до конца жизни хромал. На фронте он
ходил с палкой, на которую опирался, и которой дробил головы неугодным.
Однако по уровню зверства Еременко не мог соперничать с Жуковым. На
фоне Жукова Еременко считался покладистым командиром, даже мягким.
Хорошо известно, что Жуков подчиненных офицеров бил весьма редко.
Случалось иногда: кого перчаткой по физиономии, кого – кулаком в зубы.
Но, повторяю, такое редко случалось. Зачем бить офицера? Жуков
офицеров не бил, он их убивал. Жуковский мордобой распространялся не
на офицеров, а, в основном, на генералов. Вот их он бил много и часто. С
наслаждением. Иногда Жуков, как цепной пес, бросался и на маршалов.
Свидетель режиссер Григорий Чухрай: «Я на какое-то время отвлекся.
Вдруг какой-то шум. Оглядываюсь и столбенею: Жуков и Конев вцепились
друг в друга и трясут за грудки. Мы бросились их разнимать.» («Красная
Звезда» 19.9. 1995)
Я бы не удивился, увидев двух советских генералов, которые в приличном
обществе друг другу морды бьют. Дело привычное. Но вот чтобы
маршалы… Берлин брали два фронта: 1-й Белорусский и 1-й Украинский.
Жуков и Конев. После войны сцепились маршалы-освободители, да не в
словесной перепалке, а как принято: за грудки. О, маршальские нравы!
Нашим маршалам у шпаны учиться надо. Шпана себя так не ведет. Наша
шпана этику блюдет. Двое – в драку, а третий крикнет: «Обнюхайтесь!» И
если без мордобоя в общественном месте все равно не обойтись, то один
другому предлагает: ну-ка выйдем! А маршалы, с Жукова начиная, чуть что
– и по мордасам. Прямо в общественном месте, среди генералов, героев,
академиков и народных артистов. Нет бы одному маршалу отозвать другого
маршала в служебный кабинет, да там и вмазать в глаз! А потом – в
челюсть! Завалить и топтать ногами!
Современная армия России поражена садизмом, который официально
именуется термином «неуставные отношения». За этим термином
скрываются дикое унижение человеческого достоинства в запредельных
масштабах, мордобой, пытки, истязания, зверские убийства. И ломают
голову социологи: откуда напасть? Да от генералов наших и от маршалов!

От дважды Героев Советского Союза, от трижды Героев, от четырежды. От
Чуйкова и Гордова. От Еременко и Захарова. От Москаленко. От Жукова.

6.
Жуковское хамство легендарно. И в военное, и в мирное время он тыкал
всем, кто ниже рангом, начиная с тех, у кого по три и по четыре
генеральских звезды на плечах. Даже не так: начиная с тех, у кого такие же
маршальские звезды на плечах.
Свидетельствует Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский: «После
разговора по «ВЧ» с Жуковым я вынужден был ему заявить, что если он не
изменит тона, то я прерву разговор с ним. Допускаемая им в тот день
грубость переходила всякие границы». («ВИЖ» 1989 № 6 стр. 55)
Есть у историков такое понятие – ненамеренное свидетельство. Это
ситуация, когда свидетель говорит и пишет одно, но между слов и строк,
как шило из мешка, проступает нечто другое. И это другое – правда.
Разведчик Владимир Карпов прошел войну. Делал на фронте самую
опасную работу – много раз ходил во вражеский тыл и брал «языков».
Разведка может достать и сопоставить тысячи данных. Звукометристы
способны рассчитать положение любой артиллерийской батареи.
Фотодешифровщики по одному снимку могут вскрыть изменения в
группировке противника. Радиоразведчики могут перехватить и
расшифровать сообщения особой важности. И все же у командира
сомнение: стоит перед нами дивизия СС «Мертвая голова» или это только
ее видимость? И тогда командир требует: дайте «языка»! Карпов давал
«языков». Давал таких, какие требовались. За то был удостоен Золотой
Звезды Героя Советского Союза. После войны пошел в писатели. Поднялся
до высшей писательской должности – стал секретарем Союза писателей
СССР. Карпов много раз встречал Жукова и написал хвалебную книгу о
нем: велик, могуч, непобедим. Но между строк проглядывает совсем
другой Жуков. Вот разговор писателя с великим полководцем.
«Жуков посмотрел на меня, перевел взор на Золотую Звезду на моей груди
и спросил:
– За что Звезду получил?

– За языками лазил…
Лицо Жукова явно посветлело, он всегда радушно относился к
разведчикам.
– А где у меня служил, подполковник?
– Все мы у вас служили, товарищ маршал.» («Красная Звезда» 1 марта
1997)
Карпов к Жукову на «вы», а Жуков Карпову тычет.
Жуков разговаривает с Карповым, как Брежнев разговаривал с польским
диктатором Войцехом Ярузельским. В свое время Владимир Буковский
вывез из архивов ЦК КПСС огромное количество документов. Вот кусочек
из стенограммы:
Л. И. БРЕЖНЕВ. Здравствуй, Войцех.
В. ЯРУЗЕЛЬСКИЙ. Здравствуйте, глубокоуважаемый, дорогой Леонид
Ильич.
Так и у Жукова с Карповым.
В Британской армии молодого лейтенанта учат относиться к подруге
подчиненного солдата с таким же уважением, с каким он относится к
генеральской жене. В нашей армии этому не учат. Во всяком случае, Жуков,
прослужив более сорока лет в армии, основ культуры не освоил. Жуков
опальный маршал, которого с позором выгнали из армии и с вершин
власти. Перед Жуковым – офицер-фронтовик Карпов. Уважай его, Жуков!
Костями таких, как он, вымощена земля от Москвы до Берлина, от Питера
до Вены, от Сталинграда до Кенигсберга и Праги. Не простой фронтовик
перед тобой, а Герой. Сними, Жуков, шапку перед фронтовым разведчиком!
Это на его горбу ты и в Киев, и в Варшаву, и в Берлин въехал!
Ан, нет. Герой-фронтовик обращается к Жукову: что вы, Георгий
Константинович, думаете по этому вопросу? А в ответ: да ты понимаешь…
И вот нам рассказывают, что Жуков любил солдат и уважал. Какое
уважение? Встреча Карпова и Жукова – через два десятка лет после войны.

Жуков давно не министр обороны. Карпов Жукову не подчинен. Но Жуков
все равно тычет.
Можно на эту ситуацию и с другой стороны посмотреть. Карпов в момент
встречи с Жуковым не просто бывший разведчик, а крупный
номенклатурный чин, кандидат на высшие посты в писательской иерархии.
Уважай, Жуков, его хоть в этом качестве. Но Жуков знает: Карпов над ним
не начальник, потому Жуков ведет себя с номенклатурным чином как барин
с холопом.
Правда, и Карпов хорош. На фронте генералы боялись расстрела, потому
терпели жуковское хамство. А чего боялся Карпов? Хлопнул бы дверью, да
ушел.
Но не хлопнул, не ушел, а написал книгу о жуковском величии. Хотел
показать гения стратегического, но против своего желания показал
невежественного унтера, наглеца и нахала.

7.
Вот пример того, как сослуживцы любили Жукова.
В 1957 году Жуков был снят со всех должностей. Его дело обсуждается на
пленуме Центрального Комитета КПСС. Присутствуют во множестве
маршалы, генералы и адмиралы. Против Жукова выступили все. В защиту –
никто.
Так, может быть, наши генералы и маршалы – покорное стадо? Может
быть, приказал им Хрущев выступать против Жукова, они и голосуют
единогласно?
Нет. Маршалы и генералы, не стадо. В 1946 году Сталин намеревался
Жукова не только снять со всех постов, но и посадить, возможно, – и
расстрелять. Надо сказать, что Жуков расстрела заслужил. По нашим
родным советским законам, он уголовный преступник, которого судьи
просто не имели права оставлять среди живых. Если бы Сталин Жукова
расстрелял, то это было бы не только справедливой расплатой за дикие
преступления, но и спасением страны от великих грядущих злодеяний. Но
против Сталина выступили маршалы и генералы. Об этом рассказал
генерал-лейтенант Н. Г. Павленко: «После всех выступлений, вспоминал
Конев, снова говорил Сталин, опять резко, но уже несколько по-другому.
Видимо, поначалу у него был план ареста Жукова сразу после заседания.
Но, почувствовав внутреннее да и не только внутреннее сопротивление
военачальников, известную солидарность военных с Жуковым, он, видимо,
сориентировался и отступил от первоначального намерения. Нам
представляется, что в своих предчувствиях Конев не ошибался. Сталин
действительно на сей раз собирался расправиться с Жуковым, но
солидарность военных помешала ему.» («ВИЖ» 1988 № 12 С.32)
Поведением генералов и маршалов Жуков был спасен. Как такое понимать?
При позднем Сталине и при раннем Хрущеве на вершинах военной власти
стояли те же самые генералы, адмиралы и маршалы. При Сталине они
Жукова спасли, а потом при Хрущеве они же утопили. Сталин в 1946 году
уже 24 года у власти. Он уже официально признан гением всех времен и

народов. Сталин – диктатор, каких до него на земле еще не бывало. Его
авторитет непререкаем, а власть безгранична. Но против воли Сталина
выступили маршалы и генералы и не позволили Жукова арестовать. За
такие действия каждый мог поплатиться головой.
А Хрущев в 1957 году только прорвался на вершину. Авторитета у него нет.
Власть его держится непонятно на чем. Практика уничтожения соперников
отменена. Расстрелять непокорных генералов Хрущев не может. И вот
Хрущеву те же самые маршалы и генералы позволяют снять Жукова и
дружно Хрущева поддерживают.
В чем дело?
Дело в том, что в 1946 году маршалы и генералы выступали не за Жукова, а
за себя. Они понимали: сегодня Сталин арестует, посадит, а, может быть, и
расстреляет Жукова, а завтра кого? Вот откуда их смелость и единодушие.
Они помнили: именно так начинался 1937 год. Они не позволили Сталину
его повторить.
Но и в 1957 году генералы и маршалы выступали не за Хрущева, а снова за
себя. Летом 1957 года на вершине власти оказались двое – Хрущев и
Жуков. Двоим там места нет. Это два паука в одной банке. Это две крысы в
железной бочке. Или Жуков съест Хрущева. Или Хрущев Жукова. И
высший командный состав Вооруженных сил дружно взял сторону
Хрущева.

* * *
Знали генералы, знали маршалы, что Жуков болезненно самолюбив. Знали,
что он человек страшный и недалекий. Знали, что узурпатор и грубиян.
Знали, что непомерно груб, до оскорбления человеческих чувств. Знали,
что он – высшей марки карьерист. Знали, что он топтал всех на своем пути.
Знали, что в его крови тенденция к неограниченной власти и чувство
личной непогрешимости. Именно этими словами они его описывали.
Они понимали, что их ждет, если Жуков возьмет власть.