Матео Т. (3:19):
Спасибо. Думаю оставить ее
дома. Не хочу привлекать лишнее внимание.
Руфус Э. (3:19):
Правильно. Кепка Луиджи —
это тебе не просто бейсболка, так?
Матео Т. (3:19):
Вот именно.
Руфус Э. (3:20):
Погоди. А ты что, еще не
вышел из дома?
Матео Т. (3:20):
Не-а.
Руфус Э. (3:20):
Тебе только позвонили?
Матео Т. (3:20):
Нет, чуть за полночь.
Руфус Э. (3:20):
И что ты делал всю ночь?
Матео Т. (3:20):
Убирался и играл в
компьютерные игры.
Руфус Э. (3:20):
В какие?
Руфус Э. (3:21):
Хотя забей, не важно. Ты же
хочешь чем-то заняться? Чего тогда ждешь?
Матео Т. (3:21):
Разговаривал с
потенциальными Последними друзьями, и они
оказались, мягко говоря, не клевыми…
Руфус Э. (3:21):
А зачем тебе Последний друг,
чтобы выйти на улицу?
Матео Т. (3:22):
А ТЕБЕ зачем Последний друг,
если у тебя есть друзья?
Руфус Э. (3:22):
Я первый спросил
Матео Т. (3:22):
И правда. Мне кажется
безумием выходить из квартиры, зная, что что-то
или КТО-ТО собирается тебя убить. А еще потому,
что на свете есть «Последние друзья», которые
утверждают, что у них в штанах спрятано
лекарство от смерти…
Руфус Э. (3:23):
Я тоже с этим хреном
разговаривал! То есть не с самим его хреном,
конечно. Я пожаловался на него в поддержку, а
потом заблокировал. Клянусь, я лучше, чем тот
идиот. Хотя это мало что обо мне говорит.
Хочешь, поболтаем по видео? Сейчас пошлю запрос
На экране вспыхивает иконка с силуэтом человека, разговаривающего
по телефону. Я едва не отклоняю звонок, слишком сбит с толку от
неожиданности, но все же отвечаю, пока этот парень, Руфус, не
передумал. На секунду экран полностью чернеет, а потом появляется
незнакомец с лицом Руфуса, которое я видел на его странице. Он
покрыт испариной, и взгляд его направлен куда-то вниз, но глаза
быстро находят меня, и я чувствую себя незащищенным, даже
ощущаю исходящую от него смутную угрозу, будто этот парень —
какой-то страшный персонаж детских сказок, который может
протянуть руку сквозь экран и затащить меня в темное подземное
царство. В защиту моего слишком богатого воображения скажу: Руфус
уже грубо выманил меня из моего мирка в мир внешний, так что…
— Йоу, — говорит Руфус. — Видишь меня?
— Да, привет. Это я, Матео.
— Привет, Матео. Извини, что так неожиданно позвонил, —
говорит Руфус. — Просто трудно доверять тому, кого не видишь.
— Все нормально, — говорю я. Там, откуда он звонит, очень яркое
освещение, которое слепит экран, но я все равно различаю его смуглое
лицо. Интересно, почему он так вспотел.
— Ты хотел знать, почему я предпочел Последнего друга своим
настоящим друзьям, так?
— Да, — говорю я. — Если только это не слишком личный
вопрос.
— Не, об этом не беспокойся. Не думаю, что для Последних
друзей существуют слишком личные вопросы. Короче говоря, я был
рядом с родителями и сестрой, когда машина съехала с дороги и упала
в Гудзон, и мне пришлось стать свидетелем того, как они умирают. И я
не хочу, чтобы мои друзья тоже жили с чувством вины. Хочу просто
сразу тебя предупредить, убедиться, что ты не против.
— Против того, что ты бросил настоящих друзей?
— Нет. Против того, что тебе, возможно, придется увидеть, как я
умру.
Перспективы, которые открываются передо мной сегодня,
невыносимы. Возможно, мне придется увидеть, как он умрет, а
возможно, и наоборот, и когда я думаю об обоих вариантах, к горлу
подступает тошнота. Не то чтобы у меня с этим парнем уже
установилась какая-то глубокая связь, нет. Но при мысли о том, что я
могу увидеть чужую смерть, мне делается грустно, тошно,
невыносимо. Потому он и спрашивает. Однако мысль о том, чтобы
вообще ничего не делать, тоже едва ли утешает.
— Да, хорошо. Мне это по силам.
— Правда? Давай тогда обсудим, почему ты не выходишь из дома.
Не важно, последний ты мне друг или нет. Я не собираюсь провести
остаток жизни в чьей-то квартире, как медведь в берлоге, и тебе не
пожелаю. Ты должен пойти мне навстречу, Матео, — говорит Руфус.
Он произносит мое имя, и я чуть успокаиваюсь. Он делает это лучше,
чем, по моим представлениям, сделал бы тот чокнутый Филли. Так
дирижер подбадривает оркестр перед концертом, билеты на который
раскуплены. — Поверь, я знаю, уродства в этом мире хватает. В какой-
то момент я вообще думал, что оно того не стоит.
— Так что же изменилось? — Не хочу, чтобы мои слова звучали
как вызов, хотя на самом деле это он и есть. Из безопасной квартиры
меня так просто не выманишь. — Ты потерял семью, а потом что?
— Меня тошнило от жизни, — сказал Руфус и отвел взгляд. — И я
был уже не особо против закончить игру. Но родители и сестренка не
того мне желали. Звучит бредово, но, выжив, я понял, что лучше жить
и жалеть, что не сдох, чем умирать, мечтая о вечной жизни. Уж если я
могу, все потеряв, изменить отношение к жизни, то и тебе, чувак,
нужно это сделать, пока не поздно. Не упускай свой шанс.
Я не упущу свой шанс.
Эти слова я написал в профиле. Он уделил
мне больше внимания, чем остальные пользователи, и заботится обо
мне так, как должен заботиться друг.
— Ладно, — говорю я. — Как нам скрепить нашу
договоренность? Каким-нибудь виртуальным рукопожатием? — Я
искренне надеюсь, что в этот раз мое доверие не предадут, как это
бывало раньше.
— Пожмем друг другу руки, когда встретимся, а до этого обещаю
быть тебе таким же другом, как Марио для Луиджи, только
перетягивать на себя все внимание не буду. Где встретимся? Я сейчас у
аптеки к югу от…
— У меня одно условие, — говорю я. Он прищуривается.
Возможно, беспокоится о том, какой крученый мяч я сейчас ему
брошу. — Ты сказал, я должен пойти навстречу, но, прошу, зайди за
мной домой. Это не ловушка, клянусь.
— А звучит как ловушка, — замечает Руфус. — Поищу себе
другого Последнего друга.
— Нет! Клянусь! — Я едва не роняю телефон. Я все испортил. —
Серьезно, я…
— Да я шучу, чувак, — говорит он. — Я пришлю тебе свой номер,
скинь туда адрес, и мы обо всем договоримся.
Я испытываю такое же облегчение, как когда Андреа из Отдела
Смерти назвала меня чужим именем и я подумал, что мне
посчастливилось урвать еще кусочек жизни. С той лишь разницей, что
в этот раз я в самом деле могу расслабиться. По крайней мере, мне так
кажется.
— Идет, — говорю я.
Он не прощается, нет. Просто задерживает на мне взгляд, будто
пытаясь составить обо мне мнение или гадая, не заманиваю ли я его в
капкан на самом деле.
— Скоро увидимся, Матео. Постарайся не умереть до того, как я
доеду.
— Постарайся не умереть по дороге, — говорю я. — Будь
осторожен, Руфус.
Руфус кивает и заканчивает видеочат. Потом присылает мне номер
своего телефона, и у меня возникает соблазн сразу его набрать, чтобы
убедиться, что трубку снимет именно он, а не какой-нибудь урод,
который платит Руфусу за сбор адресов с наивных пареньков. Но если
я продолжу сомневаться в Руфусе, все это дело с Последним другом
точно не выгорит.
Меня немного беспокоит, что я собираюсь провести свой
Последний день с человеком, который смирился со смертью, который
наделал в жизни ошибок. Разумеется, я его не знаю, он может
оказаться дико склонным к саморазрушению: в конце концов, он
разгуливает по улице посреди ночи в день, когда ему суждено умереть.
Но не важно, какие решения мы примем — вместе или по отдельности,
— финишная линия у нас одна. Не важно, сколько раз на перекрестке
будем вертеть головой вправо и влево. Не важно, откажемся ли
прыгать с парашютом в попытке не подвергать себя лишней опасности
и лишаясь возможности полетать, как любимые супергерои. Не важно,
опустим ли голову пониже, проходя мимо хулиганов в бандитском
квартале.
Не важно, как мы будем жить: в конце мы оба умрем.
|