В конце они оба умрут

говорили, что виртуальная реальность совсем не оправдала их
ожиданий. Просто потратили зря время.
Те парни напомнили ей о рассказе, работу над которым она
завершила сегодня утром. Рассказ предназначался только для ее глаз,
и, когда на работе не было клиентов, он помогал ей отвлечься. Место
действия рассказа — альтернативный мир, где у Отдела Смерти есть
еще одно подразделение, которое называется Отдел Жизни. Он
информирует Обреченных, когда те реинкарнируют, чтобы семьи и
друзья знали, как найти их в следующем воплощении. Главные
героини, пятнадцатилетние близняшки Эйнджел и Скайлар, с ужасом
узнают, что Скайлар погибнет, и сразу же обращаются к услугам
Отдела Жизни, чтобы выяснить, когда она переродится вновь.
Эйнджел расстроена: она не сможет воссоединиться с сестрой еще
целых семь лет, пока Скайлар не реинкарнирует в мальчика в какой-то
австралийской семье. Скайлар погибает, спасая жизнь своей сестре, и
история заканчивается тем, что разбитая горем Эйнджел кладет
первые сто долларов в копилку-свинюшку и начинает откладывать на
поездку в Австралию через семь лет, чтобы снова поприветствовать
сестру на земле, пусть и в виде новорожденного мальчика.
Дейрдре думала, что продолжит эту историю, но теперь к черту
все. Отдела Жизни не существует, и она не собирается ждать, пока
Отдел Смерти сообщит о том, что ее время истекло. Она живет в мире
насилия и страха, в котором дети умирают, не успев пожить, и не хочет
больше быть его частью.
Так просто будет спрыгнуть…
Она стоит на одной ноге, дрожа всем телом, и теперь уже в любой
момент может сорваться вниз. Однажды на работе она соскользнула с
крыши, когда занималась виртуальным паркуром, но то была не более
чем иллюзия.

Смертельное пророчество Дейрдре получила вместе со своим
именем, именем героини ирландской мифологии, которая покончила с
собой.
Приготовившись к полету, Дейрдре бросает взгляд вниз и видит,
как из-за угла выворачивают два парня на велосипеде. Они
напоминают тех двух парней, которых она видела утром.
Дейрдре заглядывает глубоко внутрь себя, глубже, чем таится
ложь и безнадежность, глубже даже самой правдивой правды о том,
как нарастает внутри нее облегчение при мысли, что вот сейчас она
полетит с крыши вниз. Она видит: эти парни живы, и чувствует, что не
так уж мертва изнутри.
Одного намерения бывает недостаточно, чтобы на самом деле
умереть. Дейрдре хорошо это знает, потому что прожила не счесть
сколько дней, когда просыпалась и видела вокруг только
несовершенство мира, однако теперь, оказавшись один на один с
возможностью доказать Отделу Смерти, что и он тоже может
ошибаться, Дейрдре принимает правильное решение и выбирает
жизнь.

МАТЕО
13:52
А велосипед-то не самая плохая вещь в мире.
Я сжимаю плечи Руфуса, когда он делает резкий поворот налево,
объезжая грузчиков, которые почему-то задрали головы и смотрят в
небо, вместо того чтобы затаскивать в подъезд диван. И мы
продолжаем плавное движение по улице.
Сначала, когда мы только тронулись, у меня дрожали коленки, но
вот Руфус ускорился, нам в лицо дует легкий ветерок, и я с
благодарностью доверяюсь своему новому другу.
Это чувство так освобождает…
Мне кажется, быстрее ехать нам не стоит, но эта велосипедная
прогулка волнует кровь куда сильнее, чем прыжок с парашюта в
«Жизни в моменте». Да, кататься на велосипеде — занятие более
захватывающее, чем — в кавычках — прыжок с борта самолета.
Если б я не был таким трусом (и Обреченным), я бы сейчас
облокотился на Руфуса, перенес на него весь свой вес. Я бы раскинул
руки и закрыл глаза, но это слишком рискованно, так что я просто
держу его за плечи, что тоже по-своему классно. Но когда мы
доберемся до пункта назначения, я планирую совершить что-то
маленькое, но отважное.

РУФУС
14:12
Я замедляюсь, когда мы въезжаем в парк Алтеа. Руки Матео
соскальзывают с моих плеч, и крутить педали сразу становится легче.
Я торможу. Поворачиваюсь, ожидая увидеть, что он разбил лицо или
расколол череп, несмотря на шлем. Но Матео бежит ко мне, и на лице
его сияет улыбка. Он в порядке.
— Ты спрыгнул, что ли?
— Ага! — Матео снимает шлем.
— Сначала ты вообще не хочешь на велик, а теперь берешь и
спрыгиваешь на ходу?
— Я поддался моменту.
Я бы с радостью приписал все заслуги себе, но ведь это желание
всегда сидело в Матео: сделать что-нибудь рискованное и необычное.
Просто он слишком боялся сделать первый шаг.
— Тебе лучше? — спрашивает Матео.
— Немного, — признаюсь я и слезаю с велика. Я хромаю к
пустынной детской площадке, рядом с которой в коробке играют в
гандбол несколько парней, на вид — студентов. Едва кто-то
промахивается, все они гонятся за мячом, и из-под ног у них летят
брызги. Мои баскетбольные шорты намокли и испачкались еще на
кладбище, то же самое случилось с джинсами Матео, поэтому мокрая
скамейка нас не пугает, и мы вдвоем на нее присаживаемся. —
Ужасно, что мы с тобой там оказались.
— Да. Не хочется видеть, как кто-то погибает, даже если ты этих
людей не знаешь.
— Этот взрыв выбил меня из моей зоны пофигизма. Мое «я готов
к тому, что с нами произойдет» — чушь собачья, и мне страшно до

чертиков. Мы реально можем погибнуть в ближайшие полминуты от
какой-нибудь шальной пули, и меня это выбешивает. Каждый раз,
когда я начинаю паниковать, я приезжаю сюда. Неизменно.
— Но ведь и хорошие события тебя сюда приводили, — замечает
Матео. — Например, твой первый веломарафон. — Он глубоко
вздыхает. — И первый поцелуй с какой-то там девчонкой.
— Ага. — Мысль о поцелуе явно не идет у него из головы.
Думаю, интуиция меня не подводит. Я молчу довольно
продолжительный отрезок времени, просто наблюдая за тем, как белки
лазают по деревьям и птицы гоняются друг за другом по земле. — Ты
когда-нибудь играл в «Гладиатора»?
— Игру я знаю, — отвечает он.
— Отлично. А играл?
— Видел, как играют другие.
— То есть нет.
— Нет.
Я встаю, поднимаю Матео за запястья и веду к турникам.
— Как насчет матча? Бросаю тебе вызов.
— Отказаться я не могу, так?
— Конечно нет.
— Мы только что пережили взрыв.
— Тогда что нам еще капелька боли?
Гладиатор на турнике — не такое ожесточенное зрелище, как
древний бой в колизее, но я видел, как, играя в него, мои
одноклассники друг друга калечили. Черт, некоторых из них калечил я
сам. Два игрока (их называют гладиаторами) свешиваются с турников
друг напротив друга и пытаются сбить соперника на землю. Это самая
дикая детская игра, но до ужаса веселая. Мы оба довольно высокие,
так что могли бы просто встать на цыпочки и взяться за перекладину,
но я подпрыгиваю и подтягиваюсь. Матео тоже подпрыгивает и

хватается за турник, но мышцы у него совсем слабые, и уже через
десять секунд он снова оказывается на земле. Тогда он подпрыгивает
вновь и на этот раз удерживается на перекладине. Я считаю до трех, и
мы начинаем раскачиваться друг к другу, стремительно сокращая и без
того маленькое расстояние между нами. На весу я пинаю Матео, и он
резко отклоняется в сторону, едва не упав. Я поднимаю ноги выше и
обхватываю его ими за талию. Матео пытается вывернуться из моей
хватки, а я трясу его изо всех сил, и тут без шансов. Руки начинают
побаливать, и, когда он, смеясь, отпускает свои, я падаю на мат вместе
с ним. Я приземляюсь, и боль волнами прокатывается по моему телу,
но не убивает меня. Мы лежим рядом и смеемся, разминая уставшие
локти и ноги. Наши спины совсем намокли, и мы оба скользим и никак
не можем подняться на ноги. Идиоты. Матео удается встать первым, и
он помогает мне.
— Я же выиграл, да? — говорю я.
— По-моему, ничья, — говорит он.
— Переиграем?
— Нет уж, спасибо. Готов поклясться: пока мы падали, вся жизнь
пронеслась у меня перед глазами.
Я улыбаюсь.
— Хочу сказать тебе кое-что начистоту, Матео. — Я часто
называю его по имени, хотя, очевидно, обращаюсь именно к нему,
просто имя такое клевое — ну серьезно —

жүктеу/скачать 2,17 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: