В конце они оба умрут

Гандбольный мяч с отскока летит к нам, и Матео подрывается его
поймать. Следом уже бежит один из игроков, но Матео его опережает
и бросает ему мяч.
— Спасибо, — отвечает парень.
Он очень бледен, как будто почти никогда не выходит из дома.
Какую дерьмовую ненастную погодку он выбрал для того, чтобы
погонять мяч. Ему, кажется, лет девятнадцать-двадцать, но не
исключено, что он и нашего возраста.
— Не за что, — говорит Матео.
Паренек собирается было уйти, как вдруг замечает мой велосипед.
— Класс! Это же 
Trek
?
— Да. Покупал для соревнований на пересеченной местности. У
тебя такой же?
— Мой сломался. Тормоза стали отказывать, и крепление на
сиденье слетело. Куплю себе новый, когда найду работу, за которую
платят больше восьми баксов в час.
— Возьми мой, — говорю я. Я могу это сделать. Я иду к своему
велику, который однажды провез меня через адскую гонку и помогал
добраться всюду, куда я только хотел, и качу его навстречу этому
парнишке. — Сегодня твой счастливый день, серьезно. Мой друг не
хочет, чтобы я на нем ездил, так что можешь забирать.
— Ты серьезно?
— Уверен? — спрашивает Матео.
Я киваю.
— Он твой, — говорю я парню. — Попробуй прокатись. Я все
равно скоро перееду и взять его с собой не смогу.
Парень перебрасывает мяч друзьям, которые все это время зовут
его вернуться в игру. Он садится на велик и переключает скорости.
— Погоди. Ты же его ни у кого не спер?
— Не-а.
— Или он неисправный? Ты не поэтому от него отказываешься?
— Он исправен. Слушай, он тебе нужен или нет?
— Да-да, все норм. Может, я тебе хоть сколько-то заплачу?
Я качаю головой.
— Все норм, — эхом отзываюсь я.
Матео отдает парню шлем, но он не сразу его надевает и уезжает к
своим друзьям. Я достаю телефон и несколько раз щелкаю, как он едет

на моем велике, привстав на педалях спиной ко мне, а его друзья на
фоне играют в гандбол. Это шикарный портрет детей — немного
старше меня, но все же детей, не цепляйтесь к словам, — слишком
молодых, чтобы беспокоиться о такой хрени, как предупреждение
Отдела Смерти. Они знают, что их день закончится так же, как обычно.
— Хороший ход, — говорит Матео.
— Я успел прокатиться в последний раз. Я доволен. — Я делаю и
другие фотографии: игра в гандбол в самом разгаре, турники, на
которых мы играли в Гладиатора, высокая желтая горка, качели. —
Пойдем.
Я едва не возвращаюсь за великом, но потом вспоминаю, что
только что его отдал. Мне становится легче, как будто у моей тени
закончился рабочий день и она ушла прочь, показав рукой знак мира.
Матео идет за мной к качелям.
— Ты говорил, что приходил сюда с папой, да? Называть облака и
все такое? Давай покачаемся.
Матео садится на качели, хватается за цепи мертвой хваткой (я-то
знаю), делает несколько шагов назад — и летит вперед. Кажется, что
ногами он может повалить здание. Я фотографирую его, а потом
сажусь на соседние качели, зажав цепи локтями, и умудряюсь сделать
еще несколько фотографий. Риск и для меня, и для телефона (да знаю,
знаю), но после четырех смазанных кадров пятый получается четким.
Матео показывает пальцем на темные дождевые облака, и меня до
печенок пронзает ощущение, что я проживаю этот момент с человеком,
который совсем не заслуживает смерти.
Скоро снова пойдет дождь, но сейчас мы качаемся туда-сюда, и
мне интересно, думает ли Матео о том, что если мы, два Обреченных,
качаемся на качелях друг рядом с другом, то вся конструкция может
рухнуть и убить нас? А может, мы раскачаемся до таких высот, что
буквально вылетим с сидений и умрем при падении? Но я чувствую
себя в безопасности.
Мы замедляемся, и я кричу Матео:
— Плутонцы развеют мой прах в этом парке.
— Место твоих перемен! — кричит Матео, и качели уносят его
назад. — А сегодня есть какие-то перемены? Кроме очевидных?
— Да!
— И какие же?

Я улыбаюсь ему, и наши качели останавливаются.
— Я отдал свой велосипед. — Я знаю, о чем он на самом деле
спрашивает, но не клюю на его наживку. Он должен сам сделать
первый шаг, я не могу украсть такой момент, слишком он важен. Матео
встает, а я продолжаю сидеть на качелях. — Странно думать, что я в
последний раз оказался в этом парке. Во плоти, с бьющимся сердцем.
Матео оглядывается. Он тоже тут в последний раз.
— Ты когда-нибудь слышал о том, как Обреченные превращаются
в деревья? Знаю, звучит как сказка. Но организация «Живая урна» дает
возможность поместить прах человека в биоразлагаемый контейнер,
внутрь которого кладут древесное семечко. Оно вбирает в себя
питательные вещества из праха или типа того. Я сначала думал, это
фантастика. Но нет. Наука.
— И, может быть, тогда мой прах не будет развеян по земле, на
которую гадят собаки, а я продолжу жить в виде дерева?
— Да. И другие подростки будут вырезать в твоей коре сердечки,
а ты сможешь производить кислород. Людям нравится дышать, —
говорит Матео.
Начинает моросить; я встаю с качелей, и за спиной лязгают цепи.
— Пойдем куда-нибудь, где посуше, чудо в перьях.
Вернуться в обличии дерева было бы прикольно, тогда я как будто
снова провел бы детство в парке Алтеа. Но вслух я об этом не говорю,
потому что, блин, нельзя расхаживать по городу, рассказывать кому ни
попадя, что ты хочешь быть деревом, и ожидать, что тебя воспримут
всерьез.

жүктеу/скачать 1,4 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: