Серьезный исследователь, работающий в сфере социально-гуманитарного анализа, не
может удовлетвориться тем видением реальности, которое «подсказывается» ему
общефилософскими определениями социальной эволюции или установками здравого
смысла. Он вынужден либо перерабатывать их сообразно интересующему его материалу,
либо вырабатывать схематические представления об объекте. В дело пойдет все: и здравый
смысл, и философские определения, и, что, может быть, особенно важно, результаты,
касающиеся материала исследований из
смежных дисциплин. Выработанные последними,
схемы конкретной реальности послужат своего рода фильтрами, предотвращающими
перенесение обыденных представлений и общефилософских соображений на материал,
требующий особого подхода, соответствующего объяснения и понимания. Материал должен
проявить свои, возможно «странные» и даже чуждые для исследователя, свойства,
стимулировать его к переработке научных стандартов истолкования реальности.
Российский историк Н.И. Конрад в своих письмах к английскому историку А. Тойнби
сформулировал исследовательскую стратегию, ориентированную на своего рода «монады»,
т.е. на конкретные социально-культурные системы, обладающие особой, хотя и сравнимой с
другими, логикой, меняющейся в ходе их истории. В ней повышается роль выведения
характеристик общественной системы из ее собственного развития. Вывод Н.И. Конрада:
«Факт изменения социологической характеристики данного общества открывается, как нам
кажется, самой историей»6.
До сих пор мы говорили о проблемах отображения исторической реальности так, как
будто в
отображении реальности текущей, реальности настоящего этих проблем не
существует. Но понимание общества, его перспектив, его особенности или даже
уникальности не дается само собой; оно может быть выработано, но не постулировано. Оно
может быть синтезировано из различных – и прежде всего гуманитарных – определений
социальной реальности, но не исчерпывается общей философской идеей, не консервируется
в культурно-философских символах.
В плане методологическом нет принципиальной разницы в исследовании истекшего и
текущего социальных процессов. И в том, и в другом случае необходимо максимальное
использование современных
методологических и научных средств. Оба подхода, поскольку
они ориентированы на реконструкцию процесса, оказываются перед задачей формирования
общей картины, позволяющей фиксировать меняющиеся соотношения сил этого процесса,
его условий, средств и результатов. Наметка, обогащение, обновление такой картины
предположены ее условностью, а именно: тем, что она – отображение процесса общества,
деятельности людей, с ее проблемностью, незавершенностью, повседневными заботами
обыденного сознания. Но отображение, возникающее не само по себе и не в соответствии с
некими «инстинктами разума», а в результате специальной работы, как некое обобщение
исследований обществознания, описывающих и другие формы человеческого опыта.
Социальная философия, как и философия истории, выстраивает схемы общественного
процесса и его обобщенные картины, определяет его черты и направленность. Но в отличие
от философии истории социальная философия вырабатывает эти схемы, картины и
определения, опираясь на опыт современного обществознания и, косвенным образом, – на
опыт практической жизни людей, на осмысление проблемности их бытия.
Работая с материалом обществознания, социальная философия самоопределяется как
дисциплина обществознания, как
методология социально-гуманитарной познавательной
деятельности. Она сопоставляет методики отдельных дисциплин, высвечивает их
Схема это переход
от непроявленного к проявленному
от внутренней формы к внешней
Валерий Ламах
6 Конрад Н.И. Избранные труды: История. М., 1974. С. 276.
ориентации на связное понимание общественного процесса, испытывает на постановке
актуальных практических и теоретических проблем, стремится согласовывать разные
дисциплинарные представления социальной реальности.
Выступая в качестве философии общественного процесса, социальная философия
выходит за рамки обществознания (тем более – его методологии) и стремится опираться на
весь доступный ей человеческий опыт, работает на создание определенного мировоззрения,
ориентирующего людей в их деятельности.
Социальная философия как методология и как мировоззрение, как выработка
схемы-картины социального процесса и как сама эта картина представляет собой связную и
расчлененную деятельность, где ритмически сопрягаются процесс и результат:
мировоззрение вырабатывается с
помощью методологии, а методологические формы
корректируются мировоззренческими установками.
В классической философии вопрос о связи мировоззрения с обобщением различных
форм человеческого опыта, с его методологической переработкой, с
его последующим
включением в практику и теорию ставился не раз. Однако речь обычно шла об осмыслении
завершившейся хозяйственной, культурной, политической практики. Предметным полем
философии оказывались итоги и результаты человеческих усилий. Тогда-то, собственно, и
возникло казавшееся естественным истолкование деятельности по ее воплощениям, процесса
– по его завершению, истории – по ее следам в настоящем. Кольцевое движение философии
как будто бы размыкалось, и она открывалась практике общества и его истории, но
последние представали тогда в своем завершенном, «перфектном» выражении и могли в
лучшем случае продемонстрировать правила повторения пройденного. Философия вольно
или невольно оказывалась в роли пророка, «предсказывающего назад», переносящего в
настоящее и будущее формы воплотившегося человеческого опыта. Из истории исчезал
процесс, из человеческой реальности – ее движущие силы, из
деятельности людей – ее
проблемность, неопределенность, открытость.
Ориентация на конкретное движение гуманитарных дисциплин, включенность в работу
обществознания были выстраданы социальной философией XX столетия. Ей пришлось
пережить и отрицание особого метода познания общественной жизни, и «натурализацию»
социальных наук, и попытки подменить философию общества социологией, и кризис
лидерских претензий социологии, и пришедшее в последней трети века осознание
общественной
и
научной
необходимости
социально-философского
обоснования
деятельности людей, всего человеческого сообщества.
Отечественная социальная философия на протяжении всего XX столетия оставалась
философией «общих предположений». Высказываемые философами соображения
фиксировали отдельные парадоксы и противоречия, оформляли реакции людей на события,
но в целом оставались на уровне обыденных констатации и гипотез.
Одной из причин этого была неразвитость обществознания как совокупности
социально-гуманитарных дисциплин, и прежде всего неразвитость (а с двадцатых по
шестидесятые годы и полное отсутствие) социологии.
Научная социология начала развиваться в
России задолго до 1917 г. По своим
возможностям и результатам в начале XX столетия она была вполне сопоставима с
социологией европейской и американской. Вместе с тем, надо подчеркнуть, ее влияние на
социальную философию, науку, культуру, повседневное сознание российского общества
было минимальным. Это вполне соответствовало тому, что Н. Бердяев характеризовал как
«аскетическое воздержание от идейного творчества, от жизни мысли, переходящей пределы
утилитарно нужного для целей социальных, моральных или религиозных»7.
Российская социальная философия стоит перед задачей создания, выработки картины
(модели или совокупности моделей), в которой основные структуры социального бытия
7 Бердяев Н. Судьба России. М., 1990. С. 81.
будут показаны как формы деятельности, общения, самореализации людей. Эта задача
соответствует ориентации некоторых направлений социальной философии конца XX в. на
выявление схем воспроизводства и обновления социального бытия, на проблемно-смысловое
поле деятельности людей, на силы, средства и условия их самореализации. Именно поэтому
мировоззрение (схема-картина), вырабатываемое социальной философией, тяготеет к
методологии, поэтому и
методология социальной философии имеет тенденцию к сближению
с формами самореализации людей.
Итак, выявляется определенная связь научного обществознания, его методологии и
философии с обыденным опытом. Она обнаруживается не столько как зависимость
обществознания от обыденного сознания (что как раз и соответствовало бы привычному
взгляду), а скорее как влияние устоявшихся или устаревающих научных форм на структуры
обыденного
мышления.
В
этом
пункте
снова
возникает
мотив выработки
социально-философских схем, причем такой выработки, которая преодолевает
«уплотнения», образованные прорастанием друг в друга стандартов обыденного опыта и
устаревающих схем обществознания.
Такое отношение к стандартам опыта и познания «подсказано» социальной философии
самим ходом социального процесса. Элементы и связи деятельности обнаруживают
актуальный историзм, не просто принадлежность к истории, но вполне конкретное
происхождение, предметность своего становления, нацеленность на конкретную
проблематику.
Достарыңызбен бөлісу: