Коды
Задания
1.2
Какая мысль не даёт покоя Сальери после ухода Моцарта?
2.8
Какое значение имеют слова «гений» и «злодейство» в тексте 1?
Почему они противопоставлены?
4.3
Используя тексты 1 и 2 объясните, идентичны ли Сальери-
музыкант и Сальери-герой драматического произведения А.С.
Пушкина
2.7
Почему Сальери, герой трагедии А.С. Пушкина, сравнивает себя
с Микеланджело?
2.5
4.3
Если бы подтвердилась версия о том, что художник умертвил
натурщика, потеряла бы его картина (рис. 1) ценность?
4.3
Каково значение искусства, по мнению А.С. Пушкина?
308
Власова Н.А., Нижегородская Е.Н.
ДУЭЛЬ
Формат текста: несплошной.
Текст 1
Герой нашего времени (фрагмент «Дуэль»)
Площадка, на которой мы должны были драться, изображала почти
правильный треугольник. От выдавшегося угла отмерили шесть шагов
и решили, что тот, кому придётся первому встретить неприятельский
огонь, станет на самом углу; спиною к пропасти; если он не будет убит,
то противники поменяются местами.
Я решился предоставить все выгоды Грушницкому; я хотел испы-
тать его; в душе его могла проснуться искра великодушия, и тогда всё
устроилось бы к лучшему; но самолюбие и слабость характера должны
были торжествовать… Я хотел дать себе полное право не щадить его,
если бы судьба меня помиловала. Кто не заключал таких условий с сво-
ею совестью?
– Бросьте жребий, доктор! – сказал капитан.
Доктор вынул из кармана серебряную монету и поднял её кверху.
– Решётка! – закричал Грушницкий поспешно, как человек, которого
вдруг разбудил дружеский толчок.
– Орёл! – сказал я.
Монета взвилась и упала, звеня; все бросились к ней.
– Вы счастливы, – сказал я Грушницкому, – вам стрелять первому!
Но помните, что если вы меня не убьёте, то я не промахнусь – даю вам
честное слово.
Он покраснел; ему было стыдно убить человека безоружного; я гля-
дел на него пристально; с минуту мне казалось, что он бросится к ногам
моим, умоляя о прощении; но как признаться в таком подлом умысле?..
Ему оставалось одно средство – выстрелить на воздух; я был уверен,
что он выстрелит на воздух! Одно могло этому помешать: мысль, что я
потребую вторичного поединка.
– Пора! – шепнул мне доктор, дёргая за рукав, – если вы теперь не
скажете, что мы знаем их намерения, то всё пропало. Посмотрите, он уж
заряжает… если вы ничего не скажете, то я сам…
– Ни за что на свете, доктор! – отвечал я, удерживая его за руку, –
вы всё испортите; вы мне дали слово не мешать… Какое вам дело? Мо-
жет быть, я хочу быть убит…
309
Он посмотрел на меня с удивлением.
– О, это другое!.. только на меня на том свете не жалуйтесь…
Капитан между тем зарядил свои пистолеты, подал один Грушниц-
кому, с улыбкою шепнув ему что-то; другой мне.
Я стал на углу площадки, крепко упершись левой ногою в камень и
наклонясь немного наперед, чтобы в случае лёгкой раны не опроки-
нуться назад.
Грушницкий стал против меня и по данному знаку начал поднимать
пистолет. Колени его дрожали. Он целил мне прямо в лоб…
Неизъяснимое бешенство закипело в груди моей.
Вдруг он опустил дуло пистолета и, побледнев как полотно, повер-
нулся к своему секунданту.
– Не могу, – сказал он глухим голосом.
– Трус! – отвечал капитан.
Выстрел раздался. Пуля оцарапала мне колено. Я невольно сделал
несколько шагов вперёд, чтоб поскорей удалиться от края.
– Ну, брат Грушницкий, жаль, что промахнулся! – сказал капитан, –
теперь твоя очередь, становись! Обними меня прежде: мы уж не уви-
димся! – Они обнялись; капитан едва мог удержаться от смеха. – Не
бойся, – прибавил он, хитро взглянув на Грушницкого, – всё вздор на
свете!.. Натура – дура, судьба – индейка, а жизнь – копейка!
После этой трагической фразы, сказанной с приличною важностью,
он отошёл на свое место; Иван Игнатьич со слезами обнял также Груш-
ницкого, и вот он остался один против меня. Я до сих пор стараюсь
объяснить себе, какого рода чувство кипело тогда в груди моей: то было
и досада оскорблённого самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся
при мысли, что этот человек, теперь с такою уверенностью, с такой
спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не
подвергая себя никакой опасности, хотел меня убить как собаку, ибо
раненный в ногу немного сильнее, я бы непременно свалился с утеса.
Я несколько минут смотрел ему пристально в лицо, стараясь заме-
тить хоть лёгкий след раскаяния. Но мне показалось, что он удерживал
улыбку.
– Я вам советую перед смертью помолиться Богу, – сказал я ему то-
гда.
– Не заботьтесь о моей душе больше, чем о своей собственной. Об
одном вас прошу: стреляйте скорее.
310
– И вы не отказываетесь от
своей клеветы? не просите у меня
прощения?.. Подумайте хоро-
шенько: не говорит ли вам че-
го-нибудь совесть?
– Господин Печорин! – закри-
чал драгунский капитан, – вы
здесь не для того, чтоб исповедо-
вать, позвольте вам заметить…
Кончимте
скорее;
неравно
кто-нибудь проедет по ущелью –
и нас увидят.
– Хорошо. Доктор, подойдите
ко мне.
Доктор подошёл. Бедный док-
тор! он был бледнее, чем Груш-
ницкий десять минут тому назад.
Следующие слова я произнёс
нарочно с расстановкой, громко и
внятно, как произносят смертный
приговор:
– Доктор, эти господа, вероятно, второпях, забыли положить пулю в
мой пистолет: прошу вас зарядить его снова, – и хорошенько!
– Не может быть! – кричал капитан, – не может быть! я зарядил оба
пистолета; разве что из вашего пуля выкатилась… Это не моя вина! – А
вы не имеете права перезаряжать… никакого права… это совершенно
против правил; я не позволю…
– Хорошо! – сказал я капитану, – если так, то мы будем с вами стре-
ляться на тех же условиях…
Он замялся.
Грушницкий стоял, опустив голову на грудь, смущённый и мрач-
ный.
– Оставь их! – сказал он наконец капитану, который хотел вырвать
пистолет мой из рук доктора… – Ведь ты сам знаешь, что они правы.
Напрасно капитан делал ему разные знаки, – Грушницкий не хотел и
смотреть.
Между тем доктор зарядил пистолет и подал мне.
Увидев это, капитан плюнул и топнул ногой.
– Дурак же ты, братец, – сказал он, – пошлый дурак!.. Уж положился
на меня, так слушайся во всем… Поделом же тебе! околевай себе, как
Достарыңызбен бөлісу: |