Л.Н. Гумилев атындағы ЕҰУ Хабаршысы

152

Гость не ошибся. 

Гостю есть что посмотреть» [2, 84]. Пришвин реалистично обрисовал тип родового сознания, 

сформированного под воздействием самой природы, от которой человек здесь ничем не отделен, - 

степных миражей, пустынных пространств, ослепительного солнца, низких звезд.

«Вечерело.  Стада  собирались,  -  лучшее  время  степи.  Где-то,  гоняя  с  сопки  на  сопку,  ловят, 

одичавшую лошадь... Вечером степь живет любовною жизнью: все собираются.

Женщины  отпускались  в  стада  для  доения.  Мужчины,  осторожно  охватывая  руками  задние 

ноги кобылиц, тоже доили, как и женщины. Девочка боролась с козой, мальчуган мчался на двух 

баранах, на одной лошади ехали три маленьких бронзовых бога. И везде лилось молоко. И пахло 

острым овечьим сыром. И крик был от ягнят и козлят, заглушающих всякий говор» [2, 85]. Природа 

и люди на равных входят в некий универсум, и сама иерархия внутри этого гармонически слитного 

мира  определена  диктатом  универсальной  силы  -  силы  природы  и  тысячелетних  традиций. 

Сила и могущество «Степного царя» Кульджи - в сплоченности его рода, в обилии и прочности 

кровнородственных связей: «Без ханов, без оград во все стороны было хозяйство степного царя - 

родоначальника: в долине белели юрты дяди Кульджи, и брата, и другого брата» [2, 85].

Степной царь показан как родоначальник, но не как обладатель «счастливой страны пастухов 

Арка»: она принадлежит всем.

Состояние  слитности  кочевника  с  космосом,  природой  проецировалось  и  на  общественное 

целое,  т.е.  происходит  осоциологизация  природного,  которое  проявлялось  в  том,  что  реальные 

связи  понимались  человеком,  как  кровнородственные,  а  эти  отношения  являлись  для  кочевника 

единственно  близкими  и  узнаваемыми.  Итак,  по  Пришвину,  самыми  наглядными  выразителями 

казахского кочевого духа являются жизненное пространство, организованное по законам казахской 

юрты, национальные блюда в традиционном ритуале трапезы, поэзия благопожеланий. Это были 

символы, наполненные ощутимым смыслом.

Бескрайняя степь, обрамленная снежными горами, была для кочевников сооруженным самой 

природой амфитеатром искусства Слова. Путешественников поражала любовь казахов - кочевников 

к цветистой речи, сверкающей изобилием метафор, пословиц, поговорок и иносказаний. Вера в 

магию Слова, которое казахи сравнивали со стрелой или пикой, клинком или молнией, обязывала к 

осторожности в обращении с ним, к ответственности в его применении и обостренному вниманию 

к его произношению.

Необходимо  выделить,  что  русскими  писателями  было  выделено  такое  фундаментальное 

качество казахов как громадный потенциал приспособления к постоянно меняющимся условиям 

жизнедеятельности. Казахскому кочевому народу изначальна была присуща гармония с природой. 

Если на Западе люди постоянно воевали за подчинение природы себе, приспособление ее к своим 

нуждам,  то  на  Востоке  человек  всегда  пытался  находить  общий  язык  с  природой,  пользоваться 

ее  дарами,  не  нанося  ущерба.  А  это  означает,  что  не  природу  приспосабливали,  а  к  ней 

приспосабливались.  Одним  из  таких  авторов,  оценившим  высокую  приспособляемость  казахов, 

был Глеб Успенский.

«В глухой, песчаной, безводной, безлесной равнине жалким и необеспеченным представлялось 

хозяйство  кочевников.  Они  дорого  обходились  ему.  Однако  умение  его  вести  хозяйство  в  столь 

суровых условиях Г. Успенский сравнивает с цепкостью лишайника, живущего «на голом камне 

скал»,  где  «никакая  другая  растительность  не  мыслима».  Казах-кочевник,  пишет  Успенский, 

«населяет  даже  такие  места,  которые  без  него  оставались  бы  уже  ровно  ни  к  чему  негодны». 

«Целые века, приспособляясь к среде, он ныне способен продержаться со своим стадом там, где, 

по-видимому, совершенно невозможно», - замечает писатель [7, 298]. Чтобы убедить читателя в 

справедливости высказанных утверждений, он ссылается на факт, указанный путешественниками: 

в  Кзыл-Кумах  во  многих  колодцах  вода  настолько  насыщена  сероводородом,  что  употребление 

ее  вызывает  «расстройство  желудка  даже  у  верблюдов  и  непривычных  лошадей».  Между  тем 

кочевники пили эту воду «без всяких последствий» [7, 298].

«Казахи использовали колодцы с горько-соленой водой. Они поили ею скот, разводили в ней 

«квашенное  козье  и  овечье  молоко»  [7,  298]  и  пили  эту  смесь.  Как  пример  «исключительной» 

приспособленности  кочевников  к  трудным  условиям  среды  указывается  на  жизнь  казахов  в  53 

жүктеу/скачать 11,32 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: