Ббк 63. 3+63. 4+63. 5 +904 т 98 Редколлегия

297

полагал,  что  прочтение  иероглифов  «хуянь»  дает  исходную 

форму «укер» («бык»), или «укюз», т.е. фонетический архетип 

«огуз» («огур»), т.е. тоже «бык» [Там же: 228–229]. Тем самым, 

исследователь увязывал происхождение огузо-уйгурских пле-

мен с правящими хуннскими группами. 

Китайские  источники  прямо  говорят  об  этногенетической 

преемственности  хунну  и  их  преемников  –  теле,  представ-

лявших  конгломерат  огузо-уйгурских  племен,  кочевавших  в 

монгольских степях с V по IX вв.: «Тйелэ собственно есть от-

дельное племя Сюнну. В начале годов правления Удэ (618–627) 

были  сйеяньто,  циби,  хуйхэ,  дубо,  гулигань,  доланьгэ,  пугу, 

байегу,  тунло,  хуньбу  (буквально:  поколение  хунь),  сыцзйе, 

хуса, си, адйе, байси и пр., рассеянно жившие на север от Ци 

(шамо),  все  поколения,  подчиненные  (подвластные)  Тйелэ» 

[Кюнер, 1961: 36]. Среди перечисляемых телеских племен мы 

видим пугу, тунло, бэйхэ, байегу, фуло, шиби, боло, чжии, чжи, 

субо, нагэ, уху, гухэ, учжи, сйеяньто, чжилэрр, шибань, даци, 

хэчжи, гэцзие, боху, туньцянь, бэйхай, гэбиси, ача, суба, сулу, 

цзйесянь, сойе, вацзу, сйеху, эньцюй, алань, бэйчжэнь, цзюйли, 

фувохун, дубо и другие племена, имеющие единое самоназва-

ние: «Хотя фамилия и роды все различны, в общем называются 

тйелэ» [Кюнер, 1961: 37–39]. Признавая условность и подвиж-

ность этнических границ в кочевых обществах, следует при-

знать обоснованность точки зрения Лю Маоцая и А.Г. Маляв-

кина, понимающих под собственно уйгурами девять телеских 

или  тогуз-огузских  племен,  непосредственно  входивших  во 

«Второй Уйгурский каганат» – уйгуры, буку/букут, хунь/кунь, 

байирку, тонра, сёгир/сёкир, киби и эдизов; остальные племена 

отнесены к «девяти племенам теле» [Малявкин, 1983: 6–7]. 

Китайские  хронисты  прослеживают  не  только  происхож-

дение уйгурских племен от хунну, но и тесные союзнические 

отношения между хунну и динлинами, скрепленные брачны-

ми узами, т.е. наиболее прочными в кочевом обществе «изна-

чальными» связями кровного единства. Н.Я. Бичурин сообща-

ет о происхождении теле-уйгуров от динлинских и хуннских 

298

родов: «Хойху есть народное название поколения, известного 

прежде под названием Дили, а потом Гаогюй. Слово Хойху на 

монгольском языке выговаривается по произношению южных 

монголов Хойхор, а по произношению северных Ойхор» [Би-

чурин,  1950:  213].  Из  материалов  средневековых  китайских 

источников  можно  сделать  вывод  о  формировании  огузо-уй-

гурских племен как результата партнерства и смешения отли-

чавшихся первоначально антропологическим обликом и обра-

зом жизни хуннских и «дилиских» родов: «Китайская история 

говорит,  что  Дом  Ойхоров  [Хойху]  происходит  от  хуннов  с 

женской  стороны:  следовательно,  нет  сомнения  и  в  том,  что 

основатель  Дома  Ойхоров  [Хойху]  был  сын  дочери  или  пле-

мянницы хуннуского хана, выданной за владетельного князя, 

принадлежавшего к союзу

 

дилиских поколений, а это обстоя-

тельство должно отнести к началу II в. пред Рождеством Хри-

стовым, когда хунны совершенно покорили Монголию» [Там 

же: 213]. Возможно, среди упомянутых четырех хуннских пле-

мен,  являвшихся  брачными  партнерами  шаньюйского  племе-

ни, и были уйгуры – хойху. Тотемным предком уйгуров считал-

ся Небесный волк, женившийся на младшей дочери хуннского 

шаньюя: «Предки гаогюйского Дома происходят от внука по 

дочери  из  Дома  Хунну.  Рассказывают,  что  у  хуннуского  Ша-

ньюя родились две дочери чрезвычайной красоты. Вельможи 

считали их богинями. Шаньюй сказал: можно ли мне таких до-

черей выдать за людей? Я предоставлю их Небу. И так на север 

от столицы в необитаемом месте построил высокий терем и, 

поместив там обеих дочерей, сказал: молю Небо принять их… 

один старый волк стал денно и нощно стеречь терем, произво-

дя вой: почему вырыл себе нору под теремом и не выходил из 

нее. Меньшая дочь сказала: наш родитель поместил нас здесь, 

желая предоставить Небу; а ныне пришел волк; может быть, 

его прибытие имеет счастливое предзнаменование… Меньшая 

сестра… сошла к волку, вышла замуж и родила сына. Потом-

ство от них размножилось и составило государство: посему-то 

люди здесь любят продолжительное пение, или воют подобно 

299

волкам» [Там же: 215]. В Танских хрониках сообщается «Пред-

ки Дома ойхор [хойху] были хунны. Они обыкновенно ездили 

на телегах с высокими колесами; почему при династии Юань-

вэй [с 386 г.] еще называли их Гао-гюй или Чилэ, ошибочно 

превращенное в Тйелэ. Поколения их суть: Юаньгэ, Сйеяньто, 

Кибиюй, Дубо, Гулигань, Доланьгэ, Пугу, Байегу, Тунло, Хунь, 

Сыгйе, Хусйе, Хигйе, Адйе, Бай-си, всего пятнадцать поколе-

ний.  Они  рассеянно  обитали  по  северную  сторону  Великой 

песчаной степи. Юань-гэ, т. е. хойху, еще называлось Уху, Угэ; 

при династии Суй называлось Вэйгэ. Ойхорцы [хойху] храбры 

и сильны. Первоначально они не имели старейшин; смотря по 

достатку в траве и воде, перекочевывали с места на место. Ис-

кусны были в конной стрельбе из лука; склонны к воровству и 

грабежам» [Там же: 301]. 

Данные современной археологии в целом подтверждают эт-

нокультурную преемственность между хунну и древними тюр-

ками с учетом культурных диффузий, исходящих от соседних 

цивилизаций иранских народов и Китая. По мнению сибирских 

археологов, «оОсновные элементы древнетюркского предмет-

ного  комплекса  сложились  в  кочевой  среде  еще  в  хуннское 

время. Это относится к предметам военно-дружинной субкуль-

туры:  вооружению,  конской  сбруе,  воинскому  снаряжению, 

украшениям и пиршественной посуде, которые присутствуют 

в сформировавшемся виде уже в культуре хуннов. Ко времени 

сложения культуры древних тюрок данный комплекс претер-

пел существенные изменения. В середине I тыс. н.э. древне-

тюркская культура испытывала значительный приток инокуль-

турных инноваций из иранской и китайской среды. В их числе 

были  седла  с  жестким  остовом  и  стременами,  новые  формы 

вооружения ближнего боя, украшений и пиршественной посу-

ды. В Первом Тюркском каганате для прокламативных целей 

стала применяться согдийская письменность. Древнетюркские 

петроглифы и тамги восходят к центрально-азиатской культур-

ной традиции бронзового и раннего железного века. Стилисти-

ческие  и  сюжетные  изменения  в  изобразительном  искусстве 

300

древнетюркского времени характерны для всего Центрально-

азиатского  историко-культурного  региона»  [Борисенко  и  др., 

2000: 13–14]. 

Теле, или огузы в лице уйгуров были основой могущества 

тюркских каганов, о чем пишут китайские авторы: «Они счи-

тались  подданными  тукюеского  Дома.  Тукюесцы  их  силами 

геройствовали в пустынях севера» [Бичурин, 1950: 301]. Но в 

их генеалогических преданиях и исторической памяти сохра-

нялись воспоминания о веках могущества предков, и теле-уй-

гурские племена тогуз-огузов и сеяньто неоднократно подни-

мались против своих правителей из «ничтожного» (кыбчак») 

рода тюрк [Худяков, 2004: 138–153]. Генеалогическая легенда 

о волке- прародителе объясняет причины неприятия уйгурски-

ми  племенами  имперской  гегемонии  кок-тюрков,  приведшей 

к  длительной  и  ожесточенной  борьбе  между  двумя  этнопо-

литическими  объединениями  постхуннских  кочевников.  Это 

предание является связующей нитью между уйгурами, огуза-

ми и кумано-кипчакскими племенами, одинаково почитавши-

ми волка как прародителя и проводника воинов–завоевателей 

новых  земель.  А.Н.  Бернштам  предполагал:  «По-видимому, 

род  гуннских  шаньюев  связывал  свое  происхождение  с  теми 

же  тотемами,  воспоминание  о  которых  сохранились  у  всех 

кочевых, прежде всего тюркских, народов и среди них уйгур-

ских»  [Бернштам,  1951:  40–41].  Уйгуры,  если  принимать  во 

внимание китайские сообщения, в степной иерархии облада-

ли  более  высоким  статусом,  чем  «ничтожные»  кок-тюркские 

рода. Согласно Терхинской надписи, титул «каган» не присвоен 

правящим родом уйгуров самозванно, а унаследован от предков 

[Кляшторный, 1980: 82–95]. Китайские источники определенно 

говорят  о  происхождении  уйгуров  из  среды  высокостатусных 

хуннских племен. В целом же китайские письменные источни-

ки говорят в пользу версии о происхождении кипчаков, уйгуров 

или тогуз – огузов, собственно огузов и тюрков из круга теле-

ских племен, которых условно можно объединить как «ранних 

огузов», являющихся этногенетическими преемниками хунну. 

301

По  нашему  мнению,  нужно  обратить  внимание  на  следу-

ющие племена теле – ранних огузов – сеяньто, киби, тонгра, 

байерку, а также таинственное племя си-цзе, дешифрованное 

Дж.Р.  Гамильтоном  как  «айгыр»  (тюркск.  «жеребец»)»  [Зуев, 

1960: 116–117]. Айгыры фигурируют в списке уйгурских пле-

мен, бежавших в 630–640-е годы из степи в Танскую империю, 

будучи  расселены  по  одноименным  округам  вместе  с  хунь 

(кунь), кюребирами, эдизами и теленгутами [Малявкин, 1989: 

22]. Названия «айгыр» и «кулан» в тюркских языках синонимы 

слова «лошадь», вероятно тотема хуннских и теле-уйгурских 

племен.  Учеными  отмечается  наличие  культа  пегих  лошадей 

у хуннов, тюрков, уйгуров и других групп центрально-азиат-

ских кочевников. Огуз-каган – мифический прародитель тюр-

ков, ездил на пегом коне. Л.П. Потапов указывает на древние 

сказания о древнетюркском божестве, изображаемого верхом 

на пегом коне. Такой рисунок был обнаружен и зафиксирован 

Л.П.  Потаповым  при  обследовании  алтайского  шаманского 

бубна [Потапов, 1978: 85–95]. Выше мы уже говорили о нали-

чии среди казахских кипчаков подразделений кулан-кипчаков 

и торе-кипчаков. В составе торе-кипчаков одним из основных 

является племя тор-айгыр [Красовский, 1868: 364–365; Хару-

зин, 1895: 62, 76]. 

С.Г.  Кляшторный  и  его  последователи  отождествляют  се-

яньто китайских источников – «самое сильное из Телэ/Oгузов 

племя» и сиров тюркских камнеписных сводов, считая их пред-

ками  кипчаков  [Кляшторный,  1986:  153–164;  Кумеков,  1972; 

Кляшторный, Султанов, 1992; Кляшторный, Султанов, 2009]. 

Ю.А. Зуев на основе сообщения энциклопедии «Цэ фу юань 

гуй»  («Изначальная  черепаха  императорской  библиотеки»): 

«Племя (було) Турук кюль-эркина, называемого йемек, а также 

племя кештим (кыштым = зависимое, вассальное племя у теле; 

т.е.  йемеки  и  племя  их  вассалов)  …находятся  на  востоке  от 

[страны] Пегих/Пестрых коней (племя Ала-ат/Алат)...», иден-

тифицировал йемеков как племя було, упоминавшееся выше в 

составе телеских племен [Зуев, 2004: 3]. По нашему мнению, 

302

из  обозначенного  широкого  круга  теле-огузских  племен  VIII 

в., втянутых в жестокие братоубийственные войны различных 

этнополитических  союзов  кочевников,  выделились  родопле-

менные группы, которые, мигрировав на запад, стали основой 

кипчако-кимакских племен. 

После крушения в 840 г. Уйгурского каганата центрально-

азиатские  степи  постепенно  занимают  монгольские  и  мон-

голизированные  племена,  известные  под  общим  названием 

«татар». Ю.А. Зуев, исследовав военно-политический строй 

Сеянтьоского каганата, отмечал наличие восточного (йемек-

ского)  крыла,  состоящего  из  татаро-огузских  племен,  под 

которыми  он  понимал  монголоязычных  шивэй-татар,  коче-

вавших на огромной территории вдоль реки Керулен от Хин-

ганских гор до озера Кулун-нор в Автономном районе Вну-

тренняя Монголия КНР [Зуев, 2004: 4]. Исход с территории 

монгольского плато огузских племен, носителей политонима 

и  этнонима  «тюрк»,  способствовал  распространению  этно-

нима «татар» на широкий круг монгольских и тюркоязычных 

племен, включая найманов, джалаиров и кереитов. В матери-

алах хроник Х–ХIII вв., посвященных степным народам, под 

названием татары (да-дань) проходят все кочевники независи-

мо от их действительной этнической принадлежности; в зави-

симости от степени влияния китайской культуры они условно 

разделены на три части – белых татар, черных татар и диких 

татар.  Критерии  этнической  дифференциации  китайскими 

авторами  выдержаны  в  духе  ортодоксального  конфуцианства 

чжусианского  толка  и  в  соответствии  с  культурообразующи-

ми принципами добродетели и почтительности к старшим: «У 

татар все люди отважны и воинственны. Те, которые ближе к 

китайским землям, называются культурными татарами. [Они] 

умеют  сеять  просо,  варят  его  в  глиняных  котлах  с  плоским 

дном и едят. Те, которые дальше [от китайских земель], назы-

ваются дикими татарами. [Они] не имеют утвари и доспехов, 

а  для  стрел  употребляют  только  костяные  наконечники.  Так 

называемые дикие татары еще различаются как белые и чер-

303

ные… Так называемые белые татары несколько более тонкой 

наружности, вежливы и почитают родителей. Когда умирают 

[у них] отец или мать, то [они] ножом изрезывают себе лицо 

и плачут… Во всех случаях, когда [раньше они] захватывали 

в плен сыновей и дочерей Китая, [пленные китайцы] с успе-

хом просвещали и делали [их] мягче. [Поэтому] белые татары в 

общении с людьми душевны. Ныне [они] являются потомками 

тех племен» [Мэн-да бэй-лу, 1975: 45–46]. 

Китайские авторы связывали происхождение татар с «окуль-

туренными» тюрками – шато. По предположению Ю.А. Зуева, 

татары  входили  в  состав  огузских  племен  восточного  крыла 

каганата  сеяньто,  а  из  числа  огуз-татарских  племен  им  вы-

делены кумоси [Зуев, 2004: 4–7]. Ряд исследователей считает 

кумоси создателями Кимакского каганата в Приртышье [Ахин-

жанов,  1980:  47;  Он  же,  1989:  109–114;  Бутанаев,  Худяков, 

2000:  91–92].  В.С.  Таскин  отмечает  противоречивость  сведе-

ний династийной истории «Ляо-ши», согласно которым кумо-

си и кидани относятся и к сюнну, и к дунху. Авторы «Ляо-ши», 

используя  текст  Вэй-шу,  кумоси  относят  к  «отдельной  ветви 

юйвэней», представляющей южные группы хунну. В то же вре-

мя авторы «Ляо ши», написанной в 1343–1344 гг., в правление 

монгольской династии Юань, указывают на родство монголо-

язычных киданей и кумоси, «с которыми они одного корня, но 

разной ветви. Являются отдельной ветвью восточных сяньби» 

[См.:  Таскин,  1979].  Западная  ветвь  киданей  после  разгрома 

империи Ляо в 1225 г. во главе с Елюй Даши мигрировала по 

проторенному  тюркскими  кочевниками  пути  на  запад  и  соз-

дала в Семиречье и Восточном Туркестане государство кара-

китаев.  Племена  китай  после  распада  Монгольской  империи 

активно  участвовали  в  этнополитической  жизни  кочевников 

Средней Азии и вошли в китай-кипчакское объединение, воз-

никшее в ХVII в. и известное в составе узбеков, кыргызов и 

ногайцев. П.П. Иванов, исследовавший восстание китай-кип-

чаков в Бухарском ханстве в 1821–1825 гг., пришел к выводу 

о военно-политическом характере союза двух неродственных 

304

племен,  отличавшихся  происхождением,  родовой  структурой 

и  боевыми  кличами  «уранами»,  сделав  важное  заключение: 

«Единство китаев и кипчаков носило в действительности, по-

видимому,  скорее  характер  внешнего  политического  союза, 

чем внутреннего родства или объединения» [Иванов, 1937: 29]. 

Установление эндогамных связей, формирование межплемен-

ной  солидарности,  складывание  генеалогических  преданий  о 

кровном родстве способствовали интеграции двух разных пле-

мен китай (потомки киданей) и кипчак в единое племя китай-

кипчак. В.В. Радлов, посетивший Зеравшанскую долину в 1868 

г., отмечал, что «оба “отдела”, китаи и кипчаки, слились так 

тесно, что считаются за одно племя, и на вопрос о том, к какому 

роду они принадлежат – отвечают: “qbtai-qbpcaq шэп”, т. е. “я 

из (рода) китай-кипчаков”» [Иванов, 1937: 28]. Аналогичным 

образом происходила интеграция курлеутов и кипчаков, мадья-

ров  и  кипчаков.  По  сути  это  своеобразная  модель  процессов 

складывания  этнических  общностей  у  степных  кочевников 

Центральной Азии, в которых военно-политические факторы 

и единый или схожий хозяйственно-культурный уклад жизни 

и модели социального поведения и культуры играли ведущую 

роль по отношению к факторам схожести антропологического 

типа, этнического или лингвистического родства. 

В эпоху империй Ляо и Цзинь отсутствовал интерес к на-

родам,  проживавшим  западнее  монгольских  степей.  Кидани 

династии  Ляо  и  чжурчжени  династии  Цзинь  относились  к 

«варварским» народам, силой захватившим «Небесный мандат 

на  правление»,  но  не  установившим  контроля  над  всей  тер-

риторией Китая, поэтому в глазах ханьского чиновничества – 

основного  коллективного  модератора  историописаний,  право 

на  легитимность  захватчиков  было  сомнительным.  Создание 

глобальной Монгольской империи и воцарение в Китае дина-

стии Юань (1271–1368), правители которой активно использо-

вали в управлении китайский чиновничий аппарат, расширили 

географические  границы  средневекового  китайского  истори-

описания.  Китайские  авторы,  описывая  походы  Чингиз-хана 

305

в «Западный край», называют кочевых жителей «кинча», или 

«кибча». В корпусе китайско-монгольских источников империи 

Юань центральное место занимает не сохранившееся на мон-

гольском языке историческое сочинение Чагана «Шэн-у цинь-

чжэн лу» («Описание личных походов священно-воинственно-

го»), написанное в 1280–1290-х годах и содержащее сведения 

из  секретных  «историй»  правящей  династии  на  монгольском 

языке, ставших известными под названиями «Алтан дэбтэр» и 

«Сокровенное сказание», и династийная хроника «Юань ши», 

составленная в 1369–1370 гг. по приказу первого минского им-

ператора Чжу Юаньчжана. В отношении «Шэн-у цинь-чжэн лу» 

высказывались предположения, что этот источник представляет 

резюме «Ши-лу» («Правдивые записи») о Чингиз-хане и Угэдэе, 

написанных  на  китайском  языке,  а  «Алтан  дэбтэр»,  вероятно, 

представлял собой сокращенный перевод «Ши-лу» на монголь-

ский язык [Мункуев, 1965: 163–165]. Ценные сведения о кипча-

ках содержатся и в других письменных источниках, повеству-

ющих о покорении монголами Центральной Азии и Восточной 

Европы. К ним следует отнести «Юань-чао би-ши» («Сокровен-

ное  сказание  монголов»),  оставленное  в  1240  г.  неизвестным 

автором-монголом,  вероятно,  имевшим  прямое  отношение  к 

правящему роду Борджигинов или же близким сподвижником 

самого Чингиз-хана, дошедшее до нас на монгольском языке в 

китайской иероглифической транскрипции. 

Интересные сведения о народах Западного края содержатся 

в  «Мэн-да  бэй-лу»  («Полное  описание  монголо-татар»)  сун-

ского посла Чжао Хуна, «Хэй-да шилюэ» («Краткие известия 

о черных татарах») сунских дипломатов Пэн Да-я и Сюй Тина, 

датируемый 1237 г.; сообщается об ожесточенной войне кип-

чаков и монголов, об участии покоренных кипчаков в завоева-

тельных походах потомков Чингиз-хана. 

В целом, изучаемый круг источников представляет интерес 

при освещении страниц политической и военной истории Цен-

тральной Азии и Восточной Европы, но содержит лишь отры-

вочные сведения об образе жизни, антропологическом облике 

306

и культуре покоренных народов, чем отличается от письмен-

ных памятников более ранней эпохи. В китайском источнике 

за 1237 г. сообщается о кочевом образе жизни и антропологи-

ческом  облике  кипчаков,  отличавшихся  от  монголов  синими 

глазами и рыжими волосами [Цит.: Гальперин, 2008: 393]. Из 

отрывка  «Сокровенного  сказания»,  сообщающего:  «Послан-

ные в помощь Субеетаю царевичи Бату, Бури, Гуюк, Мунке и 

все другие царевичи, покорив народы Канлин, Кипчаут и Бач-

жигит, разрушили города Эчжил, Чжаях и Мегет, а также со-

вершенно разгромили и полонили Орусутов. Они полностью 

покорили Асутов и Сесутов, а также население городов Белер-

ман,  Керман-кива  и  прочих  городов,  поставили  даругачинов 

и танмачинов и возвратились на родину» [Сокровенное Ска-

зание, 1941: 194], очевидно, что канглы, башкиры и кипчаки 

в период монгольских завоеваний представляли разные этни-

ческие общности. Окончательное слияние канглы и кипчаков, 

также как и китаев и кипчаков, курлеутов и кипчаков в единое 

племенное  кипчакское  образование  произошло,  по  нашему 

предположению, уже во время формирования основного этни-

жүктеу/скачать 1,89 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: