Г. Д. Робертс. «Шантарам»
41
руках почти все трущобы, а также профсоюзы и частично пресса. У них есть практически все –
кроме денег. Правда, их поддерживают сахарные короли и некоторые торговцы, но настоящие
деньги – те, что дает промышленность и черный рынок, – идут парсам и индусам из других
городов, а также мусульманам, самым ненавистным из всех. Из-за этих денег и идет борьба,
guerre économique
32
, а раса, язык, религия – это только болтовня. И каждый день они в боль-
шей или меньшей степени меняют лицо города. Даже имя сменили – называют его не Бомбей,
а Мумбаи. Правда, пока они пользуются старыми городскими картами, но скоро выкинут и
их. Ради достижения своей цели они пойдут на все, объединятся с кем угодно. Возможности
у них есть. Очень богатые перспективы. Несколько месяцев назад сайники – разумеется, не
те, что занимают видные посты, – заключили договор с Рафиком и его афганцами, а также с
полицией. Получив деньги и обещание кое-каких привилегий, полиция прикрыла все опиум-
ные курильни в городе, кроме нескольких. Десятки прекрасных салонов, посещавшихся поко-
лениями добропорядочных граждан, за какую-нибудь неделю прекратили свое существование.
Навсегда! Меня, в принципе, не интересует ни политический свинарник, ни тем более ското-
бойня большого бизнеса. Единственное, что превосходит политический бизнес в жестокости и
цинизме, – это политика большого бизнеса. Но тут они сообща накинулись на традиционную
торговлю опиумом, и это выводит меня из себя. Что такое Бомбей без его
чанду
33
, опиума и
опиумных притонов, позвольте спросить? Куда мы катимся? Это просто позор.
Я наблюдал за людьми, о которых говорил Дидье. Они с головой ушли в поглощение
пищи. Стол их был уставлен блюдами с рисом, цыплятами и овощами. Все пятеро, не поднимая
глаз от тарелок и не разговаривая, сосредоточенно двигали челюстями.
– Мне нравится твоя фраза о политическом бизнесе и о политике большого бизнеса, –
усмехнулся я. – Прямо афоризм.
– Увы, друг мой, не могу претендовать на авторство. Я услышал эту фразу от Карлы и с
тех пор повторяю ее. За мной числится много грехов – почти все, какие существуют, по правде
говоря, – но чужие остроты я никогда не пытался присвоить.
– Это очень благородно с твоей стороны, – улыбнулся я.
– Ну, какие-то пределы все же надо знать, – рассудительно произнес Дидье. – В конце
концов, цивилизация складывается из того, что мы запрещаем, а не из того, что мы допускаем.
Он помолчал, барабаня пальцами по холодному мрамору стола, затем взглянул на меня.
– Вот это уже мое, – заметил он, по-видимому задетый тем, что я не оценил его изречения.
Когда с моей стороны по-прежнему не последовало никакой реакции, он уточнил:
– Эту фразу насчет цивилизации я сам сочинил.
– Чертовски остроумная, – поспешил заверить его я.
– Ну, не преувеличивай, – скромно потупился он.
Наши взгляды встретились, и мы оба расхохотались.
– Прошу прощения за любопытство, но что за резон во всем этом для Рафика? – спросил
я. – В закрытии опиумных притонов, я имею в виду. Чего ради он согласился в этом участво-
вать?
– Согласился? – нахмурился Дидье. – Да это была его собственная затея. На
гараде, низ-
кокачественном героине, можно зашибить куда больше бабок, чем на опиуме. Теперь всем, кто
привык к чанду, пришлось перейти на гарад. А им владеет Рафик. Не всем, конечно. Одному
человеку невозможно проконтролировать все потоки наркотиков, поступающих из Афгани-
стана через Пакистан. Тем не менее ему принадлежит значительная часть низкокачественного
героина, имеющегося в Бомбее. Это очень большие деньги, друг мой, очень большие деньги.
– А почему политики это поддерживают?
32
Экономическая война
(фр.).
33
Достарыңызбен бөлісу: