сновидения , которому подвергаются мысли сновидения под влиянием цензуры.
После этих воздействий на мысли сновидения оно почти готово. После того как
сновидение всплывает перед сознанием как объект восприятия, следует еще один весьма
непостоянный момент, так называемая вторичная обработка. Тогда мы подходим к нему так,
как мы вообще привыкли подходить к содержаниям нашего восприятия, – пытаемся
заполнить пробелы, установить связи, делая при этом довольно часто грубые ошибки. Но эта
вроде бы рационализирующая деятельность, придающая сновидению в лучшем случае
приглаженный вид, пусть и не соответствующий действительному его содержанию, может и
отсутствовать или же проявиться в очень скромных размерах, давая сновидению открыто
обнаружить все свои разрывы и трещины. С другой стороны, не следует забывать также, что и
работа сновидения происходит не всегда одинаково энергично: довольно часто она
ограничивается лишь определенными фрагментами мыслей сновидения, остальные же
проявляются в сновидении в неизмененном виде. Тогда складывается впечатление, будто в
сновидении кто-то проводит тончайшие и сложнейшие интеллектуальные операции,
размышляет, шутит, принимает решения, решает проблемы, в то время как все это является
результатом нашей нормальной умственной деятельности, которая могла происходить как
днем накануне сновидения, так и ночью, и которая не имеет с работой сновидения ничего
общего и не обнаруживает ничего характерного для сновидения. Нелишне также еще раз
выделить противоречие, содержащееся в самих мыслях сновидения, между бессознательным
влечением и остатками дневных впечатлений. В то время как последние представляют все
многообразие наших душевных движений, первое, становясь собственно движущей силой
образования сновидения, обычно завершается исполнением желания.
Все это я мог бы сказать вам еще пятнадцать лет тому назад, и думаю, что это я
действительно говорил. А теперь давайте подытожим, какие же изменения и новые взгляды
появились за этот промежуток времени.
Как я уже вам говорил, я опасался, как бы вы не сочли, что этого слишком мало и что вам
будет непонятно, почему я заставил вас выслушать одно и то же дважды, а себя снова говорить
об этом. Но ведь прошло пятнадцать лет, и я надеюсь, что таким способом мне легче всего
будет восстановить с вами контакт. К тому же эти такие элементарные вещи имеют столь
решающее значение для понимания психоанализа, что их неплохо послушать и во второй раз,
а то, что они и пятнадцать лет спустя остались совершенно теми же, само по себе достойно
внимания.
В литературе этого времени вы, естественно, найдете множество подтверждений и
детальных изложений, из которых я хочу привести вам лишь некоторые. При этом я смогу
также упомянуть кое-что, что уже было известно ранее. В основном это касается символики
сновидений и прочих изобразительных средств сновидения. Вот послушайте: совсем недавно
медики одного американского университета отказали психоанализу в научности, обосновывая
это тем, что он-де не располагает экспериментальными доказательствами. Подобный упрек
они могли бы сделать и в адрес астрономии, ведь экспериментировать с небесными телами
особенно затруднительно. Здесь все основано на наблюдении. И все же именно венские
исследователи положили начало экспериментальному обоснованию символики наших
сновидений. Некто д-р Шрёттер еще в 1912 г. обнаружил, что если лицам, находящимся под
глубоким гипнозом, дается задание увидеть во сне сексуальные процессы, то в
спровоцированном таким образом сновидении сексуальный материал замещается известными
нам символами.
Пример: одной женщине было дано задание увидеть во сне половые сношения с
подругой. В ее сновидении подруга явилась с дорожной сумкой , на которой была приклеена
записка: «Только для дам». Еще большее впечатление производят исследования Бетльгейма и
Гартмана (1924), которые наблюдали за больными с так называемым синдромом Корсакова.
Они рассказывали им истории грубо сексуального содержания и наблюдали за теми
искажениями, которые возникали в ответ на просьбу воспроизвести рассказанное. При этом
опять-таки появлялись знакомые нам символы половых органов и половых сношений, среди
прочих символ лестницы, по поводу которого авторы справедливо замечают, что
сознательному желанию искажения он был бы недоступен.
Г. Зильберер в одной очень интересной серии опытов (1909, 1912) показал, что работа
сновидения может просто ошеломить тем, с какой очевидностью абстрактные мысли
переводятся ею в зрительные образы. Когда он в состоянии усталости и сонливости пытался
принудить себя к умственной работе, мысль часто ускользала от него, а вместо нее появлялось
видение, которое явно было ее заместителем.
Простой пример: «Я думаю о том, – говорит Зильберер, – что мне необходимо исправить
в одном сочинении неудавшееся место». Видение: «Я вижу себя строгающим кусок дерева». В
этих исследованиях часто случалось так, что содержанием видения становилась не мысль,
нуждающаяся в обработке, а его собственное субъективное состояние во время усилия, то есть
состояние вместо предметности (Gegenstandliche), что Зильберер называет «функциональным
феноменом». Пример сразу же объяснит вам, что имеется в виду. Автор пытается сравнить
точки зрения двух философов на определенную проблему. Но в дремоте одна из этих точек
зрения все время ускользает от него, и наконец возникает видение, будто он требует ответа от
какого-то угрюмого секретаря, который, склонившись над письменным столом, сначала его не
замечает, а затем смотрит на него недовольно и как бы желая отделаться. Вероятно, самими
условиями эксперимента объясняется то обстоятельство, что вызванное таким образом
видение столь часто является результатом самонаблюдения.
Остановимся еще раз на символах. Были среди них такие, которые мы, казалось,
распознали, но в которых нас все-таки смущало то, что мы не могли объяснить, каким образом
Достарыңызбен бөлісу: |