15 июля.
Раз за разом откладываю встречу с матерью. Мне ужасно хочется повидать ее, но я
понимаю, что пока не разберусь, что же собственно ждет меня, проку от этой встречи будет
мало.
Элджернон отказывается бегать по лабиринту, никакая награда на него не действует.
Сегодня я зашел посмотреть на него и столкнулся с Немуром и Штраусом, они с обеспокоенным
видом наблюдали, как Барт насильно кормит его. Странно видеть этот белый пушистый
комочек привязанным к лабораторному столу и Барта, склонившегося над ним с пипеткой в
руке.
Если и дальше будет так, придется поддерживать в нем жизнь инъекциями. Не сводя глаз с
извивающегося под ремешками Элджернона, я представил, как они охватывают мои
собственные руки… ноги… Я начал задыхаться и в поисках свежего воздуха выскочил из
лаборатории. Пора бы перестать отождествлять себя с ним.
Я зашел в бар Мюррея и выпил, потом позвонил Фэй, и мы совершили обычный обход
злачных мест. Фэй раздражена тем, что я перестал выводить ее на танцы. Вчера вечером она
разозлилась и ушла, не попрощавшись. Она не имеет ни малейшего представления о моей
работе. Ей просто наплевать на нее, но мне трудно винить в этом Фэй. Ее интересуют только
три вещи – танцы, живопись и секс. Единственное, что способен разделить с ней я, – это секс.
Глупо даже пытаться заинтересовать ее своей работой. Так что она ходит танцевать без меня.
Позавчера она рассказала, что ей приснилось, будто она подожгла все мои книги и записи и как
мы потом весело плясали вокруг костра. Нужно быть с ней поосторожнее – она начинает
предъявлять требования. Я только что осознал, что моя квартира стала походить на квартиру
Фэй, постепенно превращаясь в грязную свалку. И я слишком пью.
16 июля.
Вчера вечером Алиса и Фэй наконец-то встретились. Алиса пришла, узнав от Барта, что
произошло с Элджерноном. Она догадывается, что это может означать, а кроме того, чувствует
себя виноватой в том, что втравила меня в это дело.
Мы долго пили кофе и разговаривали. Я знал, что Фэй умчалась в «Звездную пыль» и не
ждал ее так рано. Однако примерно без четверти два мы были сражены внезапным появлением
моей соседки на пожарной лестнице. Она постучала в окно, открыла его, влезла и, вальсируя,
прошлась по комнате с бутылкой в руке.
Устроим вечеринку. Я принесла свою долю.
Я уже рассказывал ей, что Алиса тоже работает в университете, и упоминал Алисе о
существовании Фэй – так что встреча не оказалась для них неожиданной. Бросив друг на друга
несколько оценивающих взглядов, они заговорили об искусстве, обо мне и, казалось, забыли о
моем присутствии. Да, они понравились друг другу.
– Надо еще кофе сварить, – пробормотал я и поплелся на кухню, оставив женщин наедине.
Когда я вернулся, Фэй уже сняла туфли и сидела на полу, отхлебывая джин из бутылки.
При этом она объясняла Алисе, что, по ее глубокому убеждению, для человеческого тела нет
ничего лучше солнечного загара и что колонии нудистов – готовое решение моральных проблем
человечества.
Алиса несколько нервно посмеялась над предложением присоединиться к упомянутой
колонии и приняла от Фэй стаканчик с выпивкой.
Мы просидели почти до утра, и мне захотелось проводить Алису домой. Она попыталась
сказать, что в этом нет надобности, но Фэй тут же заявила, что только совершенная дура может
выйти в такой час одна на улицу. Я вышел из дома и поймал такси.
По дороге Алиса сказала:
– Что-то в ней есть. Не знаю, что именно… Открытость, откровенность, полное отсутствие
эгоизма…
С этим я не мог не согласиться.
– И она любит тебя.
– Нет. Она любит всех, а я – всего лишь сосед по лестничной клетке.
– А ты любишь ее?
– Единственная женщина, кого я любил и люблю, – это ты.
– Давай не будем говорить об этом.
– Ты лишаешь меня интереснейшей темы для разговора.
– Чарли, меня очень беспокоит твое пьянство. Я знаю кое-что об этих похмельях…
– Передай Барту, чтобы он хранил свои наблюдения и выводы в соответствующих рабочих
журналах. Я не позволю ему настраивать нас друг против друга! Я сам знаю, сколько мне
можно пить!
– Мне уже приходилось слышать такое.
– Но не от меня.
– Это – единственное, что мне не нравится в Фэй. Она заставляет тебя пить и мешает
работать!
– С этим я тоже справлюсь.
– Чарли, твоя работа важна не только для человечества вообще, но и для тебя самого! Не
позволяй связывать себе руки!
– Вот когда правда выходит наружу, – поддразнил ее я. – Просто тебе хочется, чтобы я
пореже с ней виделся.
– Я этого не говорила!
– Подразумевала. Если Фэй и в самом деле помеха, я вычеркну ее из жизни.
– Ну, зачем же так сразу… Она – то, что тебе нужно. Женщина, много повидавшая в жизни.
– Мне нужна ты!
Алиса отвернулась.
– Но не так, как она.
Она снова посмотрела на меня.
– Сегодня я пришла к тебе, готовая возненавидеть ее. Мне хотелось увидеть ее злобной,
глупой шлюхой, и у меня были грандиозные планы насчет того, как я встану между вами и
вырву тебя из ее когтей. Но, поговорив с ней, я поняла, что не имею права судить. Я лишилась
уверенности в себе. Она нравится мне… хотя ее поведение… Все равно, если тебе приходится
пить с ней и проводить время в кабаках, – она стоит на твоем пути! Эта проблема мне не по
зубам, ее можешь решить только ты сам.
– Опять? – рассмеялся я.
– Не отрицай, что ты глубоко увлечен ею!
– Не так уж глубоко,
– Ты рассказывал ей о себе?
– Нет, – ответил я и сразу увидел, что Алиса успокоилась. То, что я не выдал Фэй своего
секрета, означало, что я не посвятил себя ей полностью. Мы оба знали – какой бы расчудесной
ни была Фэй, она не поняла бы ничего.
– Я нуждался в ней, и не знаю почему она тоже нуждалась во мне. Мы оказались соседями
– что ж, это было удобно. Вот и все. Разве это любовь? Это совсем не то, что существует между
нами.
Алиса внимательно рассматривала свои ногти.
– И что же существует между нами?
– Нечто настолько глубокое и важное, что Чарли внутри меня приходит в ужас при мысли о
том, что мы можем провести ночь вместе.
– Но не с ней?
– Именно поэтому я и знаю, что это не любовь – Фэй ровным счетом ничего не значит для
Чарли.
Алиса рассмеялась:
– Прекрасно! И сколько иронии! Когда ты так говоришь, я ненавижу его. Как тебе кажется,
разрешит он нам…
– Не знаю. Надеюсь.
Прощаясь, мы пожали друг другу руки и, странно, жест этот оказался куда более нежным и
интимным, чем возможные объятия.
|