СЕМЬ ЗАПОВЕДЕЙ
1. Тот, кто ходит на двух ногах, — враг.
2. Тот, кто ходит на четырех (равно как и тот, у кого крылья), — друг.
3. Животное да не носит одежду.
4. Животное да не спит в кровати.
5. Животное да не пьет спиртного.
6. Животное да не убьет другое животное.
7. Все животные равны.
Буквы были выведены четко и, если не считать, что в слове «четырех» вместо первого
«е» стояло «и», а в слове «спит» «с» перевернулось не в ту сторону, все было
исключительно грамотно. Обвал прочел заповеди вслух для общего сведения. Животные
согласно кивали головами, а те, кто поумнее, стали не мешкая заучивать заповеди наизусть.
— А теперь за работу, товарищи, — сказал Обвал, отбрасывая кисть. — Для нас должно
стать делом чести убрать урожай быстрее, чем Джонс и его работники.
Но тут три коровы — они давно маялись — громко замычали. Их уже сутки не доили, и
вымя у них только что не лопалось. Свиньи подумали-подумали, распорядились принести
подойники и вполне сносно подоили коров — и для этого их ножки сгодились. И вот в пяти
подойниках пенилось жирное молоко, и многие поглядывали на него с нескрываемым
любопытством.
— Куда мы денем такую пропасть молока? — раздался вопрос.
— Джонс, бывало, подмешивал молоко нам в корм, — сказала одна курица.
— Товарищи, не забивайте себе голову этим молоком, — прикрикнул Наполеон и
заслонил своей тушей подойники. — Им займутся. Урожай — вот наша первоочередная
задача. Товарищ Обвал поведет нас. Через несколько минут приду и я. Вперед, товарищи!
Урожай не ждет.
И животные повалили в поле косить, а вечером было замечено, что молоко исчезло.
Глава III
Они работали без устали, до седьмого пота, только бы убрать сено! Труды их не
пропали даром, урожай выдался на славу, они и не надеялись собрать такой.
Порой они отчаивались, потому что коса, грабли — они ведь не для животных, для
людей приспособлены: ни одному животному с ними не управиться, тут требуется стоять на
задних ногах. Но свиньи — вот ведь умные! — из любого положения находили выход. Ну а
лошади, те знали поле досконально, а уж косили и сгребали в валки так, как и не свилось
Джонсу и его работникам. Сами свиньи в поле не работали, они взяли на себя общее
руководство и надзор. Да иначе и быть не могло, при их-то учёности. Боец и Кашка
впрягались в косилку, а то и в конные грабли (им, конечно, не требовалось ни удил, ни
уздечек) и упорно ходили круг за кругом по полю, а кто-нибудь из свиней шел сзади и
покрикивал когда «А ну, товарищ, наддай!», а когда «А ну, товарищ, осади назад!». А уж
ворошили и копнили сено буквально все животные от мала до велика. Утки и куры и те весь
день носились взад-вперед, по клочкам перетаскивая сено в клювах. Завершили уборку
досрочно. Джонс с работниками наверняка провозился бы по меньшей мере еще два дня. Не
говоря уж о том, что такого урожая на ферме сроду не видывали, вдобавок убрали его без
потерь: куры и утки — они же зоркие — унесли с поля все до последней былинки. И никто ни
клочка не украл.
Все лето ферма работала как часы. И животные были рады-радехоньки — они и думать
не могли, что так бывает. Никогда они не ели с таким удовольствием: совсем другое дело,
когда вырастишь еду сам и для себя, а не получишь из рук скупердяя хозяина. После того как
они прогнали людей, этих никчемных паразитов, на долю каждого приходилось больше еды.
И хотя недостаток опыта явно сказывался, отдыхали они тоже больше. Трудности
преследовали их на каждом шагу. Например, когда приспело время собирать урожай, им
пришлось молотить его на старинный лад на току, а чтобы вывеять мякину — дуть изо всех
сил: молотилки на ферме не было; но они преодолевали любые трудности благодаря
свиньям, их уму, и Бойцу, его невероятной силе. Бойцом восхищались все. Он и при Джонсе
не ленился, а теперь и вовсе работал за троих; бывали дни, когда он вывозил на себе чуть не
всю работу. С утра до ночи он тянул и тащил и всегда поспевал туда, где тяжелее всего. Он
попросил одного из петушков будить его поутру на полчаса раньше, по своему почину шел
на самый узкий участок и до начала рабочего дня трудился там. Какие бы осечки, какие бы
неудачи у них ни случались, у Бойца на все был один ответ: «Я буду работать еще упорнее»,
— такой он взял себе девиз.
Но и другие тоже работали в меру своих сил. От каждого по способностям; куры и утки,
например, собрали по колоску чуть не два центнера оставленной в поле пшеницы. Никто не
крал, не ворчал из-за пайков; склоки, брань, зависть почти прекратились, а ведь раньше
считалось, что это в порядке вещей. Никто не отлынивал от работы, вернее, почти никто.
Молли, правда, неохотно вставала поутру и норовила уйти с работы пораньше под
предлогом, что повредила копыто камнем. Да и кошка вела себя подозрительно. Было
замечено: едва ей хотели поручить какую-нибудь работу, кошка смывалась. Она надолго
пропадала и объявлялась как ни в чем не бывало только к обеду или к вечеру, когда вся
работа была уже сделана. Но она так убедительно оправдывалась, так ласково мурлыкала,
что нельзя было не поверить: всему виной неудачно сложившиеся обстоятельства. А вот
Вениамин, старый ослик, каким был, таким и остался. Медлительный, нравный, он работал
так же, как при Джонсе, от работы не отлынивал, но и на лишнюю работу не напрашивался.
Ни о восстании, ни о связанных с ним переменах он не высказывался. Если его спрашивали,
лучше ли ему живется без Джонса, он говорил только:
— Ослиный век долгий, никому из вас не довелось видеть мертвого осла, — и всем
приходилось довольствоваться этим загадочным ответом.
По воскресеньям не работали. Завтрак бывал на час позже обычного, и всякий раз
неизменно заканчивался пышной церемонией. Первым делом выкидывали флаг. Обвал
отыскал в сбруйнице старую скатерть миссис Джонс и изобразил на ней белой краской рог и
копыто. И каждое воскресенье поутру скатерть взлетала на флагшток в саду. Зеленый цвет,
объяснил Обвал, означает зеленые поля Англии, а рог и копыто знаменуют грядущую
Скотскую Республику, которая будет учреждена, когда мы повсеместно свергнем род
людской. После поднятия флага животные тянулись в большой амбар на сходку —
назывались эти сходки собраниями. На собраниях планировалась работа на текущую неделю,
выдвигались и обсуждались разные предложения. Выдвигали предложения свиньи. Как
голосовать, другие животные понимали, но ничего предложить не могли. На обсуждениях
Обвал и Наполеон забивали всех своей активностью. Но было замечено, что эти двое никогда
не могут согласиться: какое бы предложение ни вносил один, другой выступал против. Даже
когда решили — и тут уж вроде и возразить было нечего — отвести загончик за садом под
дом отдыха для престарелых, они затеяли бурный спор о том, в каком возрасте каким
животным уходить на покой. Собрания обязательно завершались пением «Тварей Англии»,
ну а днем развлекались кто как.
Сбруйницу свиньи забрали себе под штаб-квартиру. Здесь они вечерами изучали
кузнечное, плотницкое дело и другие ремесла по книгам, позаимствованным в хозяйском
доме. Обвал, кроме того, увлекся созданием всевозможных скотских комитетов. Этому
занятию он предавался самозабвенно. Он учредил Комитет по яйцекладке — для кур,
Комиссию по очистке хвостов — для коров, Ассоциацию по перевоспитанию диких товарищей
(ее целью было приручение крыс и кроликов); Движение за самую белую шерсть — для овец,
и так далее и тому подобное, не говоря уж о кружках по ликвидации безграмотности. Как
правило, из проектов Обвала ничего не выходило. К примеру, попытка приручения диких
животных провалилась чуть не сразу. В повадках диких животных не замечалось никаких
перемен, а от хорошего отношения они только еще пуще распоясывались. Кошка вошла в
Ассоциацию по перевоспитанию и на первых порах развила большую активность. Однажды
ее застали на крыше: она проводила беседу с сидящими от нее на почтительном расстоянии
воробьями — разъясняла им, что все животные теперь братья и если кто из воробьев
пожелает сесть к ней на лапку — милости просим, но воробьи не торопились принять ее
приглашение.
А вот кружки по ликвидации безграмотности, напротив, дали прекрасные результаты. К
осени чуть не все в той или иной мере научились грамоте.
Что касается свиней, они уже свободно читали и писали. Собаки недурно читали, но
ничего, кроме семи заповедей, читать не хотели. Коза Мона читала лучше собак и порой
вечерами почитывала животным обрывки подобранных на помойке газет. Вениамин читал не
хуже любой свиньи, но своим умением никогда не пользовался. Насколько ему известно,
говорил он, ничего путного не написано, а раз так, незачем и читать. Кашка выучила
алфавит от первой до последней буквы, но не умела складывать слова. Боец дальше буквы Г
не пошел. Большущим копытом он выводил в пыли А, Б, В, Г, затем стоял, приложив уши,
изредка потряхивал челкой и таращился на буквы, стараясь запомнить, какие же идут
дальше, но куда там. Правда, ему случалось, и не раз, выучивать и Д, и Е, и Ж, и З, но тогда
оказывалось, что он тем временем успевал забыть А, Б, В и Г. В конце концов он решил
довольствоваться первыми четырьмя буквами и поставил себе за правило писать их два раза
в день, чтобы они не выветрились из памяти. Молли никаких других букв, кроме пяти,
образовавших ее имя, учить не желала. Зато эти она ровненько выкладывала из прутиков,
украшала там-сям цветком и, не в силах отвести глаз от своего имени, долго ходила вокруг.
Остальная скотина не пошла дальше А. Обнаружилось также, что животные поглупее, а
именно: овцы, куры и утки не способны выучить семь заповедей наизусть. Обвал подумал-
подумал, потом объявил, что вообще-то семь заповедей можно свести к одному правилу, а
именно: «Четыре ноги хорошо, две — плохо!» В нем, заявил Обвал, заключен
основополагающий принцип скотизма. Тому, кто его хорошо усвоит, не опасно людское
влияние. Против этого принципа поначалу выступили птицы: ведь у них, как они считали,
тоже две ноги, но Обвал доказал им, что они ошибаются.
— Хотя как птичье крыло, так и рука, товарищи, — сказал он, — орган движения, но у
него совершенно иная разновидность локомоции. И соответственно, его следует приравнять
к ноге. Отличительным же признаком Человека является рука — это орудие всех его
преступлений.
Птицы ученых слов не поняли, однако объяснение Обвала приняли, и животные потупее
принялись разучивать новое правило наизусть. «ЧЕТЫРЕ НОГИ ХОРОШО, ДВЕ — ПЛОХО!» —
начертали большими буквами на торце амбара над семью заповедями. Заучив это правило
наизусть, овцы очень к нему привязались и частенько, лежа в поле, хором заводили:
«Четыре ноги хорошо, две — плохо! Четыре ноги хорошо, две — плохо!» — и блеяли так
часами, без устали.
Наполеон не выказывал никакого интереса к валовым комитетам. Он заявил, что во
главу угла надо ставить воспитание молодежи, а не тех, кто уже сформировался как
личность. Случилось так, что Роза и Ромашка после сенокоса разом ощенились — у них
народилось девять крепких щенков. Едва щенят отняли от груди. Наполеон отобрал их у
матерей, сказав, что берет воспитание на себя. И унес щенят на сеновал, куда попасть можно
было лишь по приставной лестнице, стоявшей в сбруйнице, так что щенят никто не видел и
об их существовании вскоре забыли.
Таинственная история с пропажей молока вскоре разъяснилась. Свиньи подливали его
каждый день в свой корм. Начали созревать ранние сорта яблок, и трава в саду была усеяна
падалицей. Животные считали, что падалицу, естественно, разделят между всеми поровну,
но вскоре вышел приказ подобрать падалицу и снести в сбруйницу для удовлетворения
потребностей свиней. Кое-кто начал было роптать, но без толку. Тут все свиньи, даже
Наполеон и Обвал, проявили полное единодушие. Стукача послали к животным провести
среди них разъяснительную работу.
— Товарищи! — взывал он. — Я надеюсь, вы не думаете, что мы, свиньи, взяли себе
молоко и яблоки из эгоизма или корысти? Да многие из нас терпеть не могут ни молока, ни
яблок. И я в том числе. Мы берем их лишь для того, чтобы поддержать свое здоровье. В
молоке и в яблоках (а это точно доказано наукой, товарищи) содержатся вещества,
необходимые для нормальной жизнедеятельности свиней. Свиньи — работники умственного
труда. Руководство и управление фермой целиком лежит на нас. И днем, и ночью мы
работаем на ваше благо. И молоко пьем, и яблоки мы едим тоже ради вас же самих. Знаете
ли вы, что случилось бы, если бы мы, свиньи, оказались не в состоянии выполнять свой долг?
Джонс вернулся бы! Да, да, вернулся бы Джоне! Уж не хотите ли вы, товарищи, — взывал
Стукач, вертясь вьюном и крутя хвостиком, — уж не хотите ли вы возвращения Джонса?
А если животные чего не хотели, так это возвращения Джонса. И когда им представили
дело в таком свете, они мигом замолчали. Теперь ни у кого не оставалось сомнений, что
здоровье свиней — дело первостепенной важности. И животные без лишних разговоров
согласились, что и молоко, и падалицу (а когда поспеют яблоки, то и весь их урожай)
следует предназначить исключительно для свиней.
Достарыңызбен бөлісу: |