02.08. 1943 г.
ПИШУ И ВЕРЮ: ПРИГОДИТСЯ
Один неудачный поэт удачно написал:
Уважать это вовсе не значит любить,
А любя, уважаешь невольно.
Если чувство захочешь в слова воплотить,
Воплощай никогда недовольно.
Загляни мне в глаза, чтоб любовь углубить,
Загляни без слов, произвольно.
Говорить это вовсе не значит любить,
А по взгляду узнаешь невольно.
Не буду комментировать, так ли это на самом деле или
не так: у каждого свое понятие. Дай Бог каждому своим
умом жить. Навязывать мое мнение никому не намерен и от
чужих мыслей предпочитаю отказаться.
Нравоучение иногда приводит к безнравственности.
Порядок иногда порождает беспорядок.
Стараться до пота иногда равно лени.
Чрезмерная горячая страсть — бесстрастие.
Чрезмерная горячая искренность — почти что ложь.
Лучше порченное допортить, если невозможно обойти
сь без глубокого, неблагодарного ш рама, что постоянно
будет напоминать о былом.
Лучше ломанное доломать, чем трещ ину заполнять
клином из неоднородного тела.
Лучше изорванное дорвать, чем залатать отходом, если
разрыв не по шву.
Лучше отречься навсегда, чем целовать, да плеваться.
Лучше вкушать горечь яда справедливости, чем ла
комиться медом лицемерия.
7
Лучше наслаждаться мечтой о любви, чем разочарова
ться в прелести страсти.
Лучше гнуться под тяжестью правды, чем порхать на
крыльях лжи.
Лучше знать себя на «посредственно», чем других на
«хорошо». Чистота духа и тела в человеке порождает высшее
достоинство существа — благородную личную гордость.
Гордость личности — залог национальной, обществен
ной, семейной гордости.
Личная гордость порождает отвагу ума, физической
силы, нрава, чувства, силы воли не только в быту, в личной
жизни, в труде, но и в бою.
Тот, кто пренебрегает телом, — пренебрегает личной гор
достью. Тот, кто пренебрегает личной гордостью, тот поте
рял благородство свое, здравый смысл, интеллектуальные
способности и находится в плену инстинктивных чувств.
Чувство есть способность ошущать окружающее. Разум
реагирует и должен управлять чувством.
Быть может, не следовало так писать, но я пишу эти
строки в противовес «теории» сорвать в жизни все луч
шее и возможное как можно быстрее и больше, так как я не
сторонник перенасыщения и перегрузки.
Всякому норма — «хорошего понемножку»; не по норме
сорвешь — сорвешься, и норма не достанется.
* * *
Позавчера получил письмо от Г., на досуге несколько раз
перечитываю:
«Только... только любящая женщина может написать
такое простое письмо», — говорит мне мое сердце.
«Ты прав, — отвечаю я, — а ты, грешный, разве не пер
вый влюблялся?» Так разговариваю со своим сердцем,
будто бы оно мой собеседник.
8
Вчера стоял яркий, сияющий, солнечный день — здеш
няя редкость.
Я сидел рядом с шофером санитарной машины. Сзади
меня на сидении примостилась симпатичная брюнетка,
стриженная «под мальчика», в пилотке, аккуратно-опрятно
одетая в солдатское платье, капитан м/с (медицинская
служба) — врач. Наша сопровождающая. Она ежеминут
но поворачивала голову влево, заботливо поправляя по
качивающиеся подвесные носилки, и спрашивала пас-
сажиров-больных:
— Вам не тяжело? Вам удобно? Что с вами? — и тому
подобные профессиональные вопросы.
Убедившись, что все в порядке, она не оставила без
внимания.
— Как себя чувствуете, товарищ гвардии полковник?
— спросила капитан.
— Я всегда и постоянно чувствую себя, и не бывает
минуты, чтобы совершенно не чувствовал себя, — ответил
я. — Говорят, что человек не чувствует себя, когда падает
в обморок и лежит без сознания. Со мной таких несчастий
еще не случалось.
— Ой, какой Вы придирчивый, — смеясь, заговорила
она. — Я спрашиваю, плохо или хорошо Вам, удобно или
неудобно ехать. Ведь не по асфальту же едем.
— Ах, простите, тогда я Вас просто не понял. Благодарю
Вас, капитан. Отвечаю на вопросы: сижу очень удобно, как
на своей Снегурочке (это конь мой, такую кличку носит).
Гляжу и любуюсь природой после этих болот, хотя никог
да не предполагал, что в Твери встречу такие красивые
места.
— Мне очень приятно, товарищ полковник, что Вам наш
край начинает понемножку нравиться.
9
— Если бы не нравился, не взял бы в аренду: второй год
воюю в Ваших лесах и болотах.
Она звонко засмеялась.
— И неплохо... еще год повоюете, тогда вовсе полюбите.
— Нет, благодарю, не стоит войну затягивать еще на од
ин год для того, чтобы я полюбил Ваш край, лучше кончать
раньше, чем год...
Она заметила, что я по-русски говорю неплохо, даже с
остроумием.
Поблагодарив ее за комплимент, я ответил:
— Между прочим, я изучаю Ваш язык десятый
год и не овладел им так свободно, так что не сразу
понимаю заданные мне вопросы и по этой простой при
чине до сих пор на решаюсь поухаживать за какой-ни
будь русской девушкой, а Вы просто перехваливаете меня,
говоря об остроумии.
Так было разряжено гнетущее до сих пор молчание, так
был начат разговор для сокращения пути.
Водитель, плавно поворачивая руль, улыбался на мои
ш утки, иногда с сияющей солдатской улыбкой посматри
вал на нас...
Шофер затормозил у сортировочной.
Войдя в отведенную мне отдельную палату, деловито
посмотрев кругом, капитан м/с сказала:
— Вот, совсем хорошо, уютная палаточка. Я пришла
посмотреть, как Вас устроили, и попрощаться с Вами,
товарищ гвардии полковник.
— Очень Вам благодарен, доктор, — ответил я.
Она скороговоркой:
— Правда, Вам одному здесь будет скучновато... Ну,
что же, будете читать, писать письма. Главное, товарищ
10
полковник, режим. И пейте все лекарства, что Вам дают.
Скорее выздоравливайте.
— Хорошо, очень благодарен Вам за советы, но я не ду
маю, чтобы здесь нашлись врачи, которые лечат болезнь...
— Как же? — Она удивленно не дала мне договорить. —
Здесь же специализированный госпиталь, Вы напрасно...
Я, в свою очередь, перебил ее:
— Очень просто, — ответил я, — очень просто: не в
обиду Вам будет сказано, но большинство Ваших коллег
лечат только боль, а не болезнь.
— Да, — подумала она. — Вы правы, товарищ полков
ник. Это действительно так.
Что я делаю, когда болею?
Пишу, пишу впечатления, наблюдения, пережитое,
правда, нескладно, но пишу.
Пишу не из-за желания стать писателем, а лишь потому,
что никто не пишет.
Я был бы молодцом, если бы до конца справился со
своей солдатской обязанностью. А пишу лишь тогда,
когда болею. Свои записи отдаю тем, кто способен пустить
их в дело.
11
|