страданиях? Могу ли я извлечь из них какой-то опыт? Как я могу
помочь себе и другим выдержать тяжелейшие испытания и все-таки
обрести любовь и радость? Впервые мы встречаемся где-то в 1970-х
годах – на лекции, которую он читает в Сан-Диего. Франкл приглашает
меня за сцену, знакомит с женой и даже хочет услышать критическую
оценку своей лекции – это крайне ответственный момент, когда твой
наставник обращается к тебе как к коллеге. Уже в первом его письме я
нащупываю для себя предпосылки того, что позже сформируется в мое
призвание. Вот они: обрести смысл жизни в том, чтобы помогать
другим его обретать; излечить самоё себя, чтобы иметь возможность
лечить других; лечить других, чтобы получить возможность
излечиться самой. Кроме того, первое письмо Франкла помогает мне
утвердиться в намерении выбирать собственный путь и собственную
жизнь. Для этого я найду в себе и силу, и возможность, я смогу взять
на себя эту ответственность. Правда, последовавший вскоре развод
с
Белой оказался совершенно неправильным осуществлением моего
свободного выбора.
Первый осознанный шаг в поисках своего пути я делаю в конце
1950-х годов, когда сталкиваюсь с проблемами в развитии Джонни.
Чтобы принять их, мне требуется помощь. Приятель рекомендует мне
психотерапевта, который, в свое время учась в Швейцарии, стал
приверженцем психологической школы Карла Юнга. Я почти ничего
не знаю о
клинической психологии как таковой и школе Юнга в
частности, но, после того как я слегка вхожу в тему, некоторые его
идеи находят во мне отклик. Мне нравится его обращение к мифам и
архетипам – они напоминают о сказках, которые я любила читать в
детстве. Меня привлекает мысль Юнга привести в равновесие две
составляющие
человеческой
психики
–
сознательное
и
бессознательное. Я вспоминаю диссонанс внешних и внутренних
переживаний Вики Пейдж из «Красных башмачков». В те годы мне так
и не удалось вырваться из когтей своих внутренних конфликтов. Да и
сейчас, чтобы избавиться от напряженного душевного состояния, у
меня не возникает осознанной потребности в психотерапевтических
сеансах. На самом деле психотерапевт мне нужен лишь для одного:
я просто желаю выяснить, что мне делать с сыном и как по этому
поводу преодолеть разногласия с Белой. К тому же у
меня вызывает
явный интерес взгляд Юнга на психоанализ: «Главное – сказать “да”
самому себе, принять самого себя в качестве ведущей цели, осознанно
совершать все действия и никогда не забывать об этом с учетом всех
неоднозначных проявлений; воистину это испытание, которое
подводит нас к пределам возможного». Сказать «да» самому себе. Я
хочу это сделать. Я хочу расцветать и совершенствоваться.
Мой психотерапевт советует мне наблюдать за своими снами, и я
скрупулезно записываю все сновидения. Я почти всегда летаю. Могу
выбирать: лететь высоко или низко над землей, быстро или медленно.
Могу выбирать, над какими местами пролетать: европейскими
соборами; горами, покрытыми лесами; океанскими пляжами. Я с
нетерпением ожидаю, когда наконец окажусь внутри своих снов, где я
свободно парю – такая радостная, сильная и уверенная в себе. В этих
снах я обретаю силу, преодолевающую образы печального будущего –
будущего, которое обычно пророчат моему сыну. Я обнаруживаю в
себе стремление выйти за пределы давящих на меня ограничений. Мне
еще невдомек, что те ограничения находятся не вовне, – все они
сосредоточены внутри меня. Именно поэтому, когда несколькими
годами позже, под влиянием Виктора Франкла, я начинаю задаваться
вопросом, чего я все-таки хочу от жизни, то сразу решаю, что сказать
«нет» Беле – великолепный повод сказать самой себе «да».
Через несколько месяцев после развода я чувствую себя лучше.
Несколько лет я страдаю мигренью (полагаю, это наследственное, так
как мою мать тоже мучили изнуряющие головные боли), но сразу
после расставания с Белой мигрень исчезает. Думаю, потому, что
теперь я не подвержена бурным настроениям мужа: его крикам,
циничным замечаниям, постоянным беспокойствам и разочарованиям.
Уходят головные боли, а вместе с ними исчезает мое вечное желание
прятаться – найти какое-нибудь убежище и укрыться в нем. Я
приглашаю домой однокурсников и преподавателей, устраиваю
шумные вечеринки, нахожусь в
центре внимания и чувствую себя
открытой миру.
Я думаю, что живу так, как мне всегда хотелось жить. Но довольно
скоро опускаются сумерки. Вокруг все погружается в серые тона. Мне
приходится напоминать себе, что надо поесть.
Наступает май 1969 года, субботнее утро, я в доме одна, сижу в
своем кабинете. Сорокадвухлетняя женщина. Сегодня мой выпускной.
Я с отличием оканчиваю Техасский университет в Эль-Пасо и получаю
степень бакалавра психологии. Но не могу заставить себя пойти на
вручение диплома. Мне слишком стыдно. «Я могла бы это сделать
много лет назад», – твержу я себе. О чем на самом деле я думаю в тот
момент? «Я не должна была выжить, я не заслужила этого» – вот
подтекст моего бесконечного выбора и моих убеждений. Я настолько
одержима идеей доказательства своей хоть какой-то значимости, идеей
занять хоть какое-то место в этом мире, я так часто твержу себе: «Как
ни старайся, что ни делай, ты навсегда останешься такой…
неудачницей», что никакой Гитлер мне не страшен. Я давно стала
собственным тюремщиком.
Достарыңызбен бөлісу: